Яков Виньковецкий отказывается писать о Хвосте и Волохонском. Говорит, что слишком сложно. Я тоже отказываюсь писать. Слишком сложно. Но кто-то должен же писать об Анри и Хвостенке? Ярмолинский? Юрий Иваск? Этот уже написал.

А Анри постарше. Ентин тоже. Круг примет: Аронзон /был ли?/, Галецкий, естественно – Элик Богданов /он же – Эрль/, Михнов но Войтенко, А.Б.Иванов /Стоянович/, Алла Скоринкина – Марк Петров. Пытаюсь обозначить, очертить, оконтурить. Кто же? Складывается из составных: летчик Мациевич, китаец по имени Ху, бледная лошадь Немтинов, Роман с Белоусовым, и Элики /Элла Липпа/ и Эрлики – очерчиваю: нео-нео- ОБЭРИУ? Чушь. Пытаюсь: Хлебников а – Тредиаковский? Козьма Хвостов – и Соломон Беккет, но – Греция и Рим, Пять Углов - и опять – Алейников, ведьма Кари, кто-то /упустил/, а – Анри? а – Алёша? А Алла? Об Анри писал – а "Аполлон"?
 

Итак: А.Л.Хвостенко /граф Хвостов/, сын Льва Васильевича Хвостенко, 1940 года рождения, учился вместе со мной в английской школе. Классом ниже. Преподавали: И.Н.Гилинский, Л.В.Хвостенко – литературу Англии и Соединенных Штатов Америки. Хвоста не помню. Помню – папу /см. "Пять пойманных шпионов"/. Но тоже где-то около учился. В одном классе с Черкасовым /сыном Черкасова/, полагаю. Закончил ли? Сомнительно. Что-то я слышал, будто выгнали. Школа наша была самой английской в СССР. Давали по 10 часов языка в неделю. Преподаввли анатомию и географию – по аглицки. Корни абсурда. Анатомию преподаввл Николай Николаевич Бенуа – из семьи Бенуа. Тесное общение с закордоньем. Начиная с авианосца "Аполло" – 1956? До этого иностранцев не видели. Воспитывапись на Edgar Allan Poe, Амбруазе Бирсе /нелегально/ и Чарльзе Диккенсе /по программе/. Шарлотта Бронтё, Джейн Эйр – "the quantity was small, but the quality was bad" – по ею помню цитату о школьной каше. Той же овсянкой кормили Хвоста. Здание школы размещалось на Фонтанке, рядом с митрополичьими палатами, в здании бывшего коммерческого собрания. В актовом зале отпевали Есенина – литературные традиции. Директор Федор Иванович бып дипломатом – бывший атташе в Японии, друг Рихарда Зорге, уволенный за пьянку – традиции алкоголизма. Школа была сугубо мужская, до самого победного конца - отсюда у меня, вероятно, male chauvinism – по определению местных /американских/ лесбиянок. И отсутствие дамской поэзии в данной антологии. Воспитание определяет. И я, и Хвост принадлежим одновременно к: битникам, хиппи, angry young men, поп-арту, dope-арту, школе абсурда и т.д.
 

ДАЕМ СЛОВО ЗАПАДУ:
 

"Khvostenko, who looks like he could play the bad guy in a Jean Paul Belmondo fliks, always managed to live outside the doldrums of dialectical materialism. He was yhe itinerant bard, poet laureate, and enfant terrible of the underground. When he was refused a visa to live U.S.S.R. in 1976, a friend wrotea letter of protest asking why the Soviet authorities should mind parting with someone who had never made their acquaintance. (He was finally allowed to live in April 1977.) Some thought he led a charmed life. Everyone agreed he was a master of genial gall.

In the late 60's Khvost was invited along with a handful of other unknown - e.g., unpublished - poets to read at an "evening of contemporary poetry" arranged by women students at the Leningrad Pediatrics Institute. All arrived slightly drunk and made their way up to the stage. Khvost read the first poem, which sort of set the tone for the evening. "He, I mean Derzhavin [an 18th-century Russian court poet] didn't give a shirt about fish..."

At the end of the poem, the Communist Party representative in attendance, a barrel-like woman in her fifties, got up to say that this wasn't poetry but a waste of time and everyone should go home immediately. She was followed by the crimson-faced girl who had arranged the reading. "Mr. Khvostenko, we know you have other, fine, 'normal' poems, why did you pick this one with the obscenity which, since you aren't afraid to say it, I'm not either: is shirt."

Khvost, with al the courtly flair of a Russian a'Artignan, stepped forward to say "Golubushka [my litle dove], in all sincerity, I give you my most heart-felt assurance that I have just read my finest work."

Last fall in Paris, surrounded by ashtrays and wineglasses, Khvost picked up his guitar and began to strum an old Moscow favorite; "Anasha, Anasha, oh you're so fine." Anasha is prime-quality hashish from southland [basicly, Kashgharia and Afganistan, smuggled - K.K.K.] usually mixed with tobacco at the end of papirisy, Russian cigarettes that look like fat joint and are quaranteed to gag even the Gauloises smoker."

 

(Beats in the U.S.S.R. Fade Away, by Ann McRae,

Village, Sept.4, 1978, h.42)

К сему добавить:

ПОЭТ

ПОП-СИНГЕР

ХУДОЖНИК-ГРАФИК

ДРУГ АНРИ

В ДЖИНСАХ

В ОЧКАХ?

ГЕНИЙ НЕСЕРЬЕЗНОСТИ

ЗАБЬЕМ КОСЯК

ИЗДАТЕЛЬ-СОРЕДАКТОР "ЭХА" С МАРАМЗИНЫМ

НЕШТЯК


 

Анри Волохонский понёс крестить свою дочку Эрику в ЗАГС. "Запишите, говорит, Эрика тире Анри Волохонская." "Нет, так у нас не положено. Запишем, как всех – Эрика Анриевна." "А если бы я был китайцем по имени Ху, что бы Вы записали?..." Записали – Эрика-Анри. Скоринкиной, матери Эрики, дали двухкомнатную квартиру: "У вас же двое детей!" Так анекдот перерастает в быль, так абсурд, порожденный системой, начинает работать против нее.

Об Анри я писал. Писал в "Аполлоне". Яше Виньковецкому не нравится, но сам он написать ничего не берется. Поэтому перепечатываю. К моим сведениям об Анри прибавилось немногое, отношение же – не изменилось. Я его люблю по-прежнему. Хоть он и в Израиле.

Единственным дополнением может, как всегда, служить художник. И не Виньковецкий, о котором говорилось много и будет говориться /только вчера выяснил, что поэт Дмитрий Бобышев посвятил свои "Стигматы" художничкам: И.Тюльпанову, Михаилу Шварцману и – Яше Виньковецкому/, а – Путов. Апександр /Саша/ Путов, с которым Анри выпустил в Израиле тиснутый от руки на медных досках гравированный сборник стихотворений – Путов рисовал, а Анри на досках тексты выкарябывал. Об этом см. мою статью "300 лет футуризма" в журнале "Soviet Union", Pittsburg, 1978. Книги самой я не нидел, но Анри прислал мне тиснутый лист "Кентавра" /воспроизводится/.

 

Далее привожу текст по "Аполлону-77":

 

Анри Волохонский - фигура мистическая и мистифицирующая. Маленький, черненький, похожий на Мефистофеля, с хамелеоном на плече, он изучает на берегу Тивериадского озера свой фитопланктон. Каббалист, мистик, знаток древней Греции и Eгипта, иудей и христианин, гениальный поэт, автор теософских трактатов и трактатов о музыке, исследований о свойствах драгоценных камней - он возникает тенью за каждой значительной фигурой современного Петербурга. Его имя связано со всеми интереснейшими именами и школами, сам же он остается в тени. За вычетом периода эвакуации и двух-трех лет, проведенных в Мурманске /1964-66/, он практически не покидал Петербурга до своего отъезда в 1973 году. И тем не менее, мало о ком известно столь немногое.

Родился 19 марта 1936 года в Ленинграде, в семье аптекарей и ювелиров. Уже в школе знал химию в объеме университетской программы /по свидетельству академика Зельдовича/, что, впрочем, не помогло ему преодолеть процентную норму евреев при поступлении в Ленинградский Университет. Оставался химико-фармацевтический институт, куда евреев брали. Eго и закончил. Работал химиком, гидрохимиком. Это внешняя сторона дела.

В 1955 году Анри Волохонский начинает писать. Впрочем, пишем мы с детства, но осознаем это не сразу. И тут начинается цепь мистических знакомств и связей. Оказывается, Анри Волохонский был знаком с Роальдом Мандельштамом, самым одиноким поэтом современного Петербурга /см./ и с его друзьями-художниками: Арефьевым, Васми, Шварцем. В 60-е годы имя Волохонского связывается с Марком Петровым, философом и теоретиком Борисом Понизовским /о котором надо особо/, поэтами Иосифом Бродским и Глебом Горбовским. Ни один из современных поэтов не повлиял на творчество Анри Волохонского /за вычетом, может быть, гениального Стаса Красовицкого?/, зато наблюдается обратное явление. Хвостенко и Ентин, работавшие в соавторстве с Анри Волохонским, вся школа нео-абсурдизма /Эрль, Миронов, Макринов, Немтинов/, обязанная ему своим существованием. Волохонский загадочен. Его влияние неощутимо. Он сам - порождение мистического Петербурга /от английского "misty" - туманный/. И в то же время Анри Волохонский несет в себе определенные черты петербуржской поэтики - рафинированную культуру, язык, аристократический изыск, немыслимый в наше время, иронию, переходящую в мистификацию, пародийные литературные реминисценции /коих уйма!/ - что роднит его с Бобышевым и Бурихиным /см./ и - метафизическую глубину. Его поэтика - это следующая ступень по линии Хлебников - Введенский. И я могу смело заключить это вступление именами: "Хлебников - Введенский - Волохонский".



 

"бежит на юг обрезанный енот..."

     /Анри Волохонский/
 

Ентин с Эликом Богдановым чесались у меня на кушетке как стадо обезьян, поспе коды с планом. Больше о Ентине ничего не знаю.
 

Цитирую:
 

"Last month, Leonid Entin arrived at Leningrad's Pulkova Airport for his flight to Vienna. He was accompanied by a scraggly crowd, remnants of the Russian Beats who had turned out to say goodbuy. Enot looks live a sallow-cheeked incarnation from William Burrough's JUNKY; he checked in with one suitcase weighing I0 kilos and $100 cash.

Someone once called him the Russian Herodotus because he was always there, like some kind of spiritual catalist sitting in the corner getting high whenever anything happened. In the 60's, he was the cinical sage of the Beats. He absorbed every detail.

Although he's never been there, he knows New York City like the back of his hand, and where the Five Spot jazz club used to be. He probably would have felt right at home hanging out with Ginsberg and Kerouac in East Village or with Burroughs in West Side bars.

Before he left, he made a promise to his friends: "To write it all down before I forget it". How could he forget? He could probably tell you the exact height of the pyramids, if you asked, or the third word in the second line of the first poem that Pushkin ever wrote. He could also tell you whatAleksei Khvostenko said the night John Coltrane died."

 

(Villiage Voice, ibid.)
 

И я такого человека не знал!

Костя, милый, дорогой, спасибо.

Целую Ваш Анри

P.S. Получите пакет - напишите. Послал морем, я в финансовых фактах по уши.

А.

/22-се чего-то 80-го. Израильские штампы столь же неразборчивы, как и советские. И бумага такая же. И пакеты: у власти - социалисты. ККК/


Тексты Анри Волохонского приводятся по двум /основным/ источникам: подборка из "Живого зеркала /1-й этап ленинградской поэзии/", Л-д, 1974, сделанная мной, Эрлем и Mейлахом и - позднее - одобренная Анри, и - по присланным за последние 5 лет авторским текстам - из которых особо хочу выделить приводимую в заключении поэму "Ручной лев". Комментариев к ней я писать не могу, взялся, было, статью - но она получилась про Бурихина. Особенно меня сразили обращения к памяти Роальда Мандельштама /ч.6/ и - к Олжасу Сулейменову /ч.14/, в оценке которого мы с Анри - независимо - едины. В самом конце /ч.27/ Анри обращается прямо ко мне, в бытность мою профессором Техасского университета. "Вбить стих" не удалось, но Сидней Ионас перевел 3-4 текста Алика Мандельштама, а я с Кэрол Эмерсон - еще с дюжину авторов. И с Аллой Бураго - "Дневник Юлии", по которому был поставлен фильм /см. в 4-м томе/. Но это уже к Анри не относится.

Тексты Анри с Хвостенко, по просьбе Анри /в одном из писем/ - будут выделены в особый раздел. Туда же и басни.

Как явствует из того, что выше - в этом томе - Анри мой любимый поэт.
Им и открываю.

5. См. на обороте. /См. далее - публикации - ККК/
6,7,8,9 - Не отвечаю.
10. Все живы.
11. Кроме классиков: Я. Хвостенко, С.Есаян.
12,13. Не отвечаю.
 

1. Стихотворные циклы

Первые травы - 1958 г.
Трели баккалавра - 1960 г.
Крушение очарований - 1964-66 гг.
Девятый Ренессанс - 1965 г.
Стихи для Ксении - 1973 г.
Иог и суфий - 1968-75 гг.
Лики существ - 1966-75 гг.
О картах - 1974 г.
Стихи с базара - 1977 г.
Тексты песен - начиная с 1966 г.
Венок сонетов - 1978 г.
 

2. Поэмы
 

Ветеринар бегущий - 1963 г.
Фома - 1963-66 гг.
Арфа херувима - 1977 г.
Аористы обветшалого - 1977 г.
Смерть Пу-и - 1978 г.
Тайфун и Скука - 1978 г.
Собор в Шартре - 1978 г.
Взоры Нежд - 1979 г.
Пустыня - 1979 г.
Ручной Лев - 1979 г.
 

3.Пьеса

Буденный /героическая драма/ - 1964 г.
 

4. Проза

Роман-покойничек. Роман. - 1975-77 г.
Индийский святой. Рассказ.
 

5. Философские сочинения

Книга Ветвей " 1958 г. /100 экз. В России вышла анонимно в 1959 г./
Стена Виноградная - 1966 г.
Об Именах - 1973 г.
Сим и Яфет - 1974 г.
Утверждения о мере и видимых формах - 1970 г.
О симметрии фундаментальных форм - 1972 г.
Двенадцать ступеней натурального строя - 1974-77 гг.
 

6. Написано в соавторстве /главным образом с А.Хвостенко/:

Циклы басен: "Темпераменты" и "Народы и ремесла".
Тексты песен.
Маленькие пьесы: "Педант", "Штопор", "Опасность", "Пьеса для четырех орудий и эха".
Пьесы: "Первый гриб", "Запасной выход", "Лабиринт".
Трагедия в стихах: "Домкрат".
Касыда "Министру Культуры".

7. Переводы: Из Джона Донна, Бернардо Белличионе, Шекспира, Исайи.

СПИСОК ОСНОВНЫХ ПУБЛИКАЦИЙ

1. Циклы стихотворений

1. Девятый Ренессанс. Отдельное издание. Гравюры на меди " тексты с рисунками А.Путова. Израиль 1977 г.
2. Стихи для Ксении. Отдельное издание. "Вымысел", 1978, Израиль.
3. О картах. "Аполлон-77", Париж, 1977.
4. Венок Серебряному Веку. "Эхо" №3, Париж 1978.
5. Первые травы. "Третья волна" №3/4, Париж 1978.
6. Лики Существ. В антологии изд-ва "Алия", Израиль.
 

2. Поэмы

7. Арфа Херувима. В каталоге выставки М.Шемякина "Чрево Парижа", 1977.
8. О красках. "Аполлон-77", Париж 1977.
9. Фома. "22" №7, Израиль 1979.
10. Одно око. "Время и мы", №36, Израиль 1978.
11. Взоры Нежд. "Время и мы" №41, 1979.
12. Собор в »артре. "Эхо" №1, 1979.
13. Двое. "Гнозис", №5-6, Нью-йорк, 1979.
 

3. Пьесы

14. Буденный. Героическая драма. "Аполлон-77", 1977.
15. Запасной выход. Фарс. /В соаторстве с А.Хвостенко/. Поставлена в английском переводе в театре г. Нортхэмптон, США, в апреле 1979. Отрывок опубликован в "Эхо" №1, 1979.
 

4. Проза

16. Индийский святой. Рассказ. "22", №22/1, 1978.
 

5. Эссе
 
17. Набоков и миф личности. "Эхо" №1, 1978.
18. Сим и Яфет. "Вестник РСХД" , №1/120, Париж 1977.
19. Двенадцать ступеней натурального строя. "Гнозис" №3/4, 1979.
 

6. Тексты песен

20. Опубликованы в "Песнях русских бардов", текстовом приложении к изданном у "ИМКА-ПРЕСС" собрании. /В соавторстве с А.Хвостенко/.

Сборник стихов "Дуда и Мак" лежит в издательстве "Ритм" в Париже. /Уже просил Шемякина, чтоб забрал хотя свои иллюстрации у мудака Бекаки, чтоб сюда их. - ККК/

Отдельные стихотворения в "Время и мы", "Эхо", "Континенте", "Новом журнале" и пр. неисчислимы по изобилию /с 1974 года ------/