Песни ВОЛОХОНСКОГО И ХВОСТЕНКО

   
 

/Штамп таможни: 23 JUIN 1975/

 

О песнях А.Волохонского и А.Хвостенко

 

Вот несколько песен двух поэтов - Анри Волохонского и Алексея Хвостенко. Хотя оба поэта - авторы многих сборников стихов, поэм и пьес, эти имена пока сравнительно мало известны современной читающей публике на Западе. Большая часть написанного ими еще не была напечатана. Тем не менее многое из их поэтического творчества известно ценителям поэзии и на Западе, и в России. Волею судьбы особенно широкую огласку получили их песни.

Большинство песен было придумано А.Волохонским и А.Хвостенко вместе, а исполняются они А.Хвостенко, редко разлучающимся со своей гитарой. Они совсем не похожи на песни большинства современных советских шансонье, ибо совершенно лишены вульгарной злободневности и париотического сентиментализма. Написанные во многих случаях на мелодии старой классической музыки, они пленяют своей легкостью, светлой печалью, нежной красотой, безошибочным поэтическим слухом.

Замечательно, что популярность этих песен основана не только и не столько на известности в окололитературных кругах. Это, скорее, известность народная. Не раз бывало, что в каком-либо из московских или ленинградских домов или загородом, на какой-нибудь даче, в саду, вдруг, после исполнения "Рая" или "Колоколов" наступившую тишину нарушал вопрос: "Скажите пожалуйста, а эта песня - ваша?", и в ответ на внешне безразличное: "моя" звучало восхищенное: "Вот как! А мы все ее давно знаем и любим, и поем". Известна также и история о том, как придуманные А.Волохонским и А.Хвостенко во время поездки на север России песенки и частушки потом подобрала и записала тартусская этнографическая экспедиция, приняв их за народное творчество.

Само творческое содружество А.Волохонского и А.Хвостенко - явление исключительное в современной русской поэзии. Созданные ими вместе стихи и песни рождают ощущение исключительной поэтической легкости и естественности, которое возникает благодаря редкостному единству двух поэтических душ, радующихся своей близости и достигающих гармонии в совместном творческом упоении. В соприкосновении двух изящных талантов, в блеске поэтической игры, из совместного наслаждения "святой пустотой" и многоликостью каждого слова и нежнейшей мелодией словосочетаний рождаются поэтические искры, исполненные неповторимого очарования. Сквозящие в них высокая простота и кристальная ясность классической русской поэзии соединяются с пронзительным чувством слова и такой остротой поэтического зрения, которое одновременно не только слышит и видит...

 

Надоело. Надоело перепечатывать эти слюни и бред, под которыми стоит подпись "Х.М.". Полагаю, это Ася Муратова, а не Ха.Эм. Спупендайк и не Ха.Эм. Мак-Суини О'Генри. Так писать можно о Дунаевском и Блантере. Помнится, Фогельсон в Союзе писателей, с улыбкой педераста, подпрыгивая на вертящемся стуле, исполнял песню "для женского голоса". И оркестра. Примерно такое ощущение вызвала у меня эта статья. Я даже задумался /под влиянием проф. Карлинского/, а уж не жили ли Хвост с Анри? Такое можно печатать в Союзе и незачем это тащить через таможню. Я честно, и благородно, взялся перепечатывать эту /слово неприличное, зачеркнуто/, потому что, вычитая полстранички послесловия к песням Хвоста и Анри друга их, Лени Ентина, в "Эхе" /№4, 1979, Париж/ - это единственное, что написано.

Одним словом, как сказал поэт.: "Сольемся в экстазе на унитазе".

Читать, впрочем, это невозможно.

 

А потому - буду говорить сам:

должен отметить, все врут календари. а литературоведы тем паче. слышал я эти песни в исполнении хвоста, и анри, и при разных обстоятельствах, и признаюсь, не то я вынес оттеда, не так я воспринимаю анри и хвостика, не по душе мне эти предисловия. сидели мы у ведьмы кари унксовой, пьяное алейников меня туда приволок, значит, это было в лето отъ рождества Христова 1970 какое-то, поскольку лето было питейное, всего не упомнишь, занесло нас на лесной по этому же делу, а там уже сидел анри. хвоста не упомню, скорее, его не было, но ведь кто-то же пел, провожали кого-то, полагаю, что в салехард, там к тому времени был уже стоянович с украденными у меня шемякинскими штанами и эрлевским томиком хвоста, который – томик – потом к хвосту и вернулся, но был потом кем-то снова украден, сидели мы в первом этаже, в полуподвале, вдоль задней стены шел коридор, и там был телефон – а был ли хвостенко я не знаю, но было пение. пелось: на суд, на суд полковники идут, пелся потоп и мы с анри говорили о каббалистике. потом анри звонил домой и извинялся перед женой что сразу не может приехать, я пожалел его: он такой маленький, а жены у него всегда такие большие и всегда много детей. хвоста я точно видел, в том ли году, или в следующем, но опять благодаря алейникову - а видел ли я его в первый раз – вот в чем вопрос, но во второй видел точно, потому что был день рождения моей пятой жены, а стало быть, 17 августа. или 16, я точно никогда не помню, в какое-то из этих чисел у меня дочь родилась, что тоже было в августе. но так ли важны даты? ведь это же не биография есенина. дата была знаменательная, и все пели. на сей раз пели: вот летит аэроплан, он несет кашгарский план, анаша, анаша, до чего ж ты хороша! анаши, естественно, тоже немножко было, но поскольку был алейников, все забивал алкоголь. кто-то пел на кухне, а кто-то в комнате, и на весь коммунальный двор по красной 18, а по бульвару 15 – несся мощный многоголосый рев: анаша, анаша, до чего ж ты хороша! песня, полагаю, народная, но хвост ее развил и продлил. когда получу текст, опубликую. что пелось еще, спрашивать надо не у меня. да и хвост вряд ли помнит. алейников уже уютно спал в чьей-то груди. кто был еще – не помню.
 

Итак, песни Хвостенко-Волохонского. Отличаются они от песен бардов, ашугов, рапсодов и менструэлей, прежде всего, культурой. Культурой слова и культурой музыки. В феврале 73 года художник А.Б.Иванов положил на барочные мотивы написанную мною при нем /и с ним/ книгу "Гратис". Тексты, написанные слэнгом и корявым языком итээров прелагались на хоральные мелодии. Требовалась лютня. Цитру мы нашли у художника-ювелира Калягина /который хотел бежать в Швецию, замаскировавшись под льдину во время ледохода на Неве, каковым планом поделился с Шемякиным, откуда и сведения/. Но цитра была нам без надобности. Устроилось Гелием Донским публичное чтение моей "Вавилонской башни" с музыкальными интермедиями А.Б.Иванова в научной лаборатории, но в последний момент выступление запретили, и оно было перенесено ко мне домой. С дюжины итээров содрали 20 рублей и немедленно кто-то был отряжен за коньяком. Коньяк итээрам не предлагался, пили исполнители, между ними стоял плакат вечера, выполненный Ивановым. Плакат, полагаю, у Нусберга. Чтение "Башни" на 8-ми языках перебивалось интермедиями из "Гратиса". Итээрия сидела молча, не понимая ни слова. Расходились оболваненные, с чувством, что их жестоко оскорбили, только как – непонятно. То же воздействие на советскую публику производят и песни Хвостенко-Волохонского. Баховские хоралы, "Орландины" Шамиссо перебивающиеся "Хочу лежать с любимой рядом, / Смотреть в глаза ей нежным взглядом, / Хочу лежать с любимой рядом, / А на работу не хочу. / Пускай работает рабочий, / И нерабочий, если хочет, / Пускай работает, кто хочет, / А я работать не хочу. / Хочу лежать с любимой рядом..." – и т.д. Это последнее так оболванивает советского слушателя, что он безропотно проглатывает и имя Господне и Баха, и даже не замечает, что это он проглотил. Вот это и есть Хвост-Волохонский. Ежовые рукавицы эстетического абсурда. А не акмеизм Кушнера.


ТЕКСТЫ ПЕСЕН ВОЛОХОНСКОГО И ХВОСТЕНКО

ФАРАОН

Право, какой упрямый,
Прямо назад, на трон.
Сел он на зверь багряный
И говорит нам: "Вон!" -
Наш фараон.
Фа-фа-фа-фараон.

Экая, право, жаба,
Боже, какой урод.
Рака с ногами краба,
Рыба наоборот.
Наш фараон.
Фа-фа-фа-фараон.

Там пирамид кузнечик
Сущая саранча
Скачет ему навстречу,
Вечно к нему торча.
О фараон.
Фа-фа-фа-фараон.

Где твои песьи мухи,
Падаль дымит в ладонь.
Жабы слепые глухи,
Тут по пятам-там - вонь
О фараон.
Фа-фа-фа-фараон.

В Красного моря реку
Клубом из-за угла,
Падая, "ку-ку-реку"
Дула из дула мгла.
О фараон.
Фа-фа-фа-фараон.

Лже все твои пророки,
Тварь твоего рогат.
Брюху, как руки в боки,
Тысячи киловатт.
О фараон.
фа-фа-фа-фараон.

Есть у него могила –
Пара ступенек вверх.
Варит подруга мыло,
Пара полно на всех.
О фараон.
фа-фа-фа-фараон.
 
Хвост, отдавай комету,
Бубен - последний звон.
Был он, его и нету.
Бедный наш фараон.
О фараон.
фа-фа-фа-фараон.
 
 

  

 

 
ПРОЩАНИЕ СО СТЕПЬЮ

посв. Л.Н.Гумилеву

Степь, ты полустепь, полупустыня
Все в тебе смешались времена
Слава нам твоя явленна ныне
А вдали Великая стена-стена

Поднимает ветер тучи пыли
Огибает солнца медный круг
Где же вы, кто жили, что тут были
Где же вы, куда, куда исчезли вдруг?

Где телеги ваши и подпруги
Недоуздки, седла, стремена
Удила и дуги, дуги, дуги
Где колена, орды, роды, племена?

Были вы велики непомерно
Угрожали всем, кому могли
Много-многолюдны беспримерно
На просто-то-торах высохшей земли

Что же вы, ужели на задворки
Толпы, куры-куры-куры-кан
Туру-туру турки, тюрки, торки
Кераит-найман-меркит-уйгурский хан?

Где татаб-ойротские улусы
Где бурят-тангутская сися
Ого-го-го-гузы, гузы, гузы
Где-те-тетеперь вас много лет спустя?

Вы же жу-жу-жу в Жуань-Жуане
Вы же ни-ни-ни-ни-никогда
Вы же, знаменитые жужжане
Что же вы, уже-ужели навсегда?

Как же вы лишь Гогам, лишь Магогам
Завещали ваш прекрасный край
Что же вы, раз так жужжите с Богом
Ты струна моя, одна теперь играй

Степь ты, полустепь, полупустыня
Все в тебе смешались времена
Слава нам твоя явленна ныне
А вдали стена, великая стена
 
 

  

 

 
ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ
 
Я молод был, имел дуду
Трубил ее, как мог
Тебя же, милая, да-да
Я отыскать нигде не мог
В тот день весенний
Пасмурный день

Я пел как ворох пастуха
Удой махал коня
Тебя же, милая, ха-ха
Не дула прелесть на меня
В тот день весенний
Пасмурный день

Я падал, сидя на суку
Сгубил о пень осла
Тебя же, милая, ку-ку
Лишь страсть к ослушнику спасла
В тот день весенний
Пасмурный день

Я шел с поклажей налегке
Куя в ноге верблюд
Тебя же, милая, хе-хе
Доныне куры не клюют
И в день весенний
Пасмурный день

Да-да, да-да совсем ха-ха
Ку-ку вполне ни-ни
Тебя же, милая моя
Увы, не надо тра-ля-ля
Увы, увы мне
В пасмурный день
 

 

 

 
 
РОМАНС ДЛЯ К.М.

Лететь иль плыть к тебе рекою иль по суше,
Нестись или скакать, но в терем твой войти.
Всегда к тебе одной стремятся наши души,
Всегда в тебе одной тебя хотят найти.

Всегда иль никогда - иное побужденье.
Невозвратимый плод запретного плода.
Опять нам дарит друг сердечное движенье,
Желанное ему - чтоб "нет" ответить "да".

Как радостно к тебе ногами двигать руки,
У ваших шалашей расставить свой вигвам.
Не надо нам колес, чтоб ездить друг на друге.
Стремленье наше к вам всегда понятно вам.
 
 

 

 

 
СТРАШНЫЙ СУД
 
Нам архангелы пропели
Нас давно на небе ждут
Ровно через две недели
Начинаем Страшный суд

  На суд, на суд
Архангелы зовут
На суд, на суд
Нас ангелы зовут
На суд, на суд
На самый Страшный суд
На самый Страшный суд
 
Две недели пролетели
Наступил последний день
Снова ангелы пропели
Было небо - стала темь
  На суд, на суд
Нас ангелы зовут
На суд, на суд
Архангелы зовут
На суд, на суд
Торопится народ
К мы наоборот
 
Михаил гремит тромбоном
Гавриил трубит трубой
Рафаил за саксофоном
Уриил дудит в гобой
  На суд, на суд
Картавые идут
На суд, на суд
Плюгавые идут
На суд, на суд
Слюнявые идут
Сопливые бегут
 
Ну-ка грянь жезлом железным
Да по глиняным по лбам
По красивым, по облезлым
По повапленным гробам
  На суд, на суд
Покойники идут
На суд, на суд
Полковники идут
За ними под-
Полковники идут
Хреновину несут
 
В Вавилоне треснет башня
Небеса стоят вверх дном
Все дрожат, а нам не страшно
Пусть смолой горит Содом
  А нас, а нас
Давно на небе ждут
Пускай еще
Немного подождут
Пускай сперва
Гоморру подожгут
А нам протянут жгут
 
Мы невинные младенцы
Двенадцать тысяч дюжин душ
Чистой истины владельцы -
Мы всю жизнь мололи чушь
  А нас, а нас
Не тронут в этот час
А нас, а нас
Сперва посадят в таз
Потом слегка
Водою обольют
Вот весь наш Страшный суд.
 
 

 

 

 
СВИДАНИЕ
 
В полночь я вышел на прогулку,
Шел в темноте по переулку,
Вдруг вижу - дева в закоулке стоит в слезах.
Где, - говорю, - тебя я видел?
Кто, мне скажи, тебя обидел, забыл тебя?
Ты - Орландина, ты – судьба моя,
Признайся мне, ведь я узнал тебя.
Да, это я.

Да, мое имя Орландина, ты не ошибся, Орландина,
Знай, Орландина, Орландина зовут меня.
Где-то, сказал, меня ты видел,
Знаешь, что сам меня обидел – забыл меня.
Но для тебя забуду слезы я,
Пойду с тобой, коль позовешь меня,
Буду твоя.

Ах, как хочу тебя обнять я,
Поцеловать рукав от платья,
Ну так приди ж в мои объятья... И в этот миг
Шерстью покрылся лоб девичий,
Красен стал глаз, а голос птичий, и волчий лик...
Меня чудовище схватило
И сладострастно испустило
Мерзостный крик.

Видишь ли, я не Орландина,
Да, я уже не Орландина,
Знай, я вообще не Орландина,
Я - Люцифер.
Видишь, теперь в моих ты лапах,
Слышишь ужасный серы запах
И гул огня!
Так завопил он и возил свой зуб,
В мой бедный лоб свой древний медный зуб,
Сам сатана, сам сатана.
 
 

 

 

 
ИГРА НА ФЛЕЙТЕ
 
Хочу лежать с любимой рядом
Хочу лежать с любимой рядом
Хочу лежать с любимой рядом
А расставаться не хочу

Моя любимая прелестна
Моя любимая чудесна
Моя любимая небесна
С ней расставаться не хочу

Хочу любить-трубить на флейте
На деревянной тонкой флейте
На самой новой новой флейте
А на работу не хочу

Пускай работает рабочий
Иль не рабочий если хочет
Пускай работает кто хочет
А я работать не хочу
 
Хочу лежать с любимой рядом
Всегда вдвоем с любимой рядом
И день и ночь с любимой рядом
А на войну я не пойду

Пускай воюют пацифисты
Пускай стреляют в них буддисты
Пускай считают каждый выстрел
А мне на это наплевать

Пойду лежать на барабане
На барабане или в бане
Пойду прилягу на Татьяне
Пойду на флейте завывать

Хочу лежать с любимой рядом
Хочу сидеть с любимой рядом
Хочу стоять с любимой рядом
А с нелюбимой не хочу
 

 

 

 
ПРОСЛАВЛЕНИЕ АМЕРИКАНСКОГО
ГРАЖДАНИНА ОЛЕГА СОХАНЕВИЧА
И ЕГО ДОБЛЕСТНОГО ПОБЕГА С
БОРТА Т/Х "РОССИЯ", А ТАКЖЕ
О ТОМ, КАК ОН ПОПАЛ В ПЛЕН К
ТУРКАМ И БЫЛ ИМИ ОТПУЩЕН
 
В море Черном плывет "Россия"
Вдоль советских берегов,
Волны катятся большие
Вдоль стальных ее бортов.
А с советских полей
Дует гиперборей,
Поднимая чудовищный понт,
Соханевич встает,
В руки лодку берет,
И рискует он жизнью своей.
 
Как библейский пророк Иона,
Под корабль нырнул Олег,
Соханевич таким порядком
Начал доблестный свой побег.
Девять дней и ночей
Был он вовсе ничей,
А кругом никаких стукачей,
На соленой воде,
Ограничен в еде,
Словно грешник на Страшном суде.
 
На турецкий выходит берег
Соханевич молодой,
Турки вовсе ему не верят,
Окружая его толпой.
И хватают его,
И пытают его -
Говори, говорят: Отчего?
Ты не баш ли бузук,
Ты нам враг или друг,
И откуда свалился ты вдруг?
 
Плыл-приплыл я сюда по водам,
Как персидская княжна,
От турецкого народа
Лишь свобода мне нужна.
Я с неволи бежал,
Я свободы желал,
Я приплыл по поверхности вод,
Я не баш не бузук,
Я не враг и не друг
И прошу не чинить мне невзгод.
 
Турки лодку проверяли,
Удивлялися веслам
И героя соблазняли,
Чтоб увлечь его в ислам.
Если ты, говорят,
Десять суток подряд
Мог не есть и не пить, и не спать,
То тебе Mагомет
Через тысячу лет
Даст такое, что лучше не взять.
 
Не тревожьте, турки, лодки,
Не дивитеся веслам,
Лучше вместе выпьем водки –
Лишь свобода наш ислам.
В нашей жизни одно
Лишь свободы вино,
И одно лишь оно мне мило,
Мне свобода мила,
Вот такие дела,
И прошу не неволить меня.
 
Возле статуи Свободы
Ныне здравствует Олег.
Просвещенные народы
Мы друзья ему навек.
Лишь такими, как он,
От начала времен
Восхищается наша земля.
Он прославил себя
И тебя, и меня,
Смело прыгнув за борт корабля.
 
 
 
 

 
БAСНИ
 
Из цикла: "Народы и ремёсла".

 

 3.Русский и Интеллигент

Серьезным и культурным человеком
Когда вдвоем - быть надобно б узбекам,
Вот расскажу намеднишний случай:
Интеллигент и Русский пили чай.
Все выпили. Весь чай. С последней чашки
Друг другу отдали, лобзаючись, рубашки.

           . . .
Коль рыло спит на самом алтарю
Так дух уже взыскует к чифирю
Иль грезит о другом каком безвредном пьянстве.
Так - на Руси, иначе - в мусульманстве.
 
 

  4.Ученый и Монгол

Ученый муж, Монгол, жене своей, Монголу,
Ученой как и он, во сне уж мнился голым
И так он ей во сне многоглаголал:
По нашим временам довольно редкий вид!
Ученая жена его, забывши стыд,
Кричит: Монгол! Монгол! Уж мне довольно! -
И вот уж вновь лежит – во сне довольна.
Доволен был от радости и он.
Да в руку, только в руку вышел сон:
Ушел Монгол своей супруге в руку,
Сказав: Жена, спасибо за Науку!

 
Из цикла "Темпераменты"
 
 

   9. Грымза

Хотела Грымза надкусить арбуз -
Сюрприз! Сюрприз! А вышел-то - конфуз.
 
 

 10. Проблядь
 
У Пробляди бюстгальтер кто-то спер.
А дело было в многолюдном пляже,
Она же - не заметила пропажи.

           . . .
Кто на язык остер - тот скор на кражи.
 
 

11. Педераст

Зашедши в гастроном проезжий Педераст
Попробовал купить у булочницы лакомств.

       . . .
Читатель!
Проезжая через Омск,
В дороге избегай сомнительных знакомств
А то тебя еще поставят раком-с.

 
 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2006

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 2А 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга