НОЖКИ АННЫ АХМАТОВОЙ ИЛИ
ПАДЕНИЕ ДОМА ШУШЕРОВ
Пете Шушпанову
1
вылез трупик из могилки
и глаза его - две вилки
вдруг уперлись прямо в вас -
вилкой в глаз!
вылез трупик как тупицын
парой шевеля усов
он увы поторопился
и разделся до трусов
с кистенем в прохладной кисти
подходила дева сна
где роняет вялый листик
на пупок ему сосна
дева в белом с дряблым телом
обнимала хладный труп
и потом занявшись делом
целовала его в пуп
топором в ночи играя
спелой брызгая икрой
ведьма кровь пила икая
и лаская геморрой
и покойница лихая
кровь из глаз своих точа
вся сочилась разбухая
и искала секача
так упавший с дома ушер
шишел-мышел на простор
и вздымается над крышей
синей молнии топор
2
пошшупай-ка шушпанов
сказал смеясь тюльпанов
и грудь ее с шипами
и зад ее топазов
внутри он ярко-розов
на нем наложен жгут
не павлик ли морозов
кончал папаню тут
покойница распухнет
не изменясь в лице
упырь упарясь ухнет
и об одном яйце
но головные боли
и головы овал
гулять желают в поле
где пан их целовал
захарова елена
и сам захер-мазох
касанием колена
напомнят помазок
и груди молодели
похожи на рассол
как будто модильяни
в нее не раз совал
3
но дом упал
и пыл пропал
и пол попа
смела толпа
пан в поле пал
полол пахал
а модильяни
рисовал
на рисовой бумаге
он кисточкой лисы
нарисовал огромные
пушистые усы
волна темнее к ночи
и белая нога
а модильяни хочет
она пред ним нага
и гумилев хохочет
застав ее портрет
где головы не очень
а тела вовсе нет
тогда профессор вовси
в овсе посеяв след
красотке плюнул в очи
и вынул свой кисет
4
а она совсем нага
распевала: ах нога
иго-го и га-га-га
я родила сапога
и тут же после ужина
упала в доме ушера
ее ласкала шушера
она воняла жужелицей
ах нога!
26 июля 82
ПУТЕШЕСТВИЕ В АФАНАСИЯ НИКИТИНА
Саше Ш.
1
хочу ебать холодных китаянок
хочу ебать
голодных лесбиянок
я инок и меня зовут татьяной
я завсегдатай голых велогонок
/велопьянок/
но гонокок напал на коккинаки
талдычит президент паасикиви
и токио забито пацюками
сих крыс употребляют в харч канаки
на фабрике канатной канительной
канатчиковой дачи филиала
ее глаза имели цвет
фиалок
и груди словно дыни канталупы
ах таитянка в юбочке прозрачной
алеют мочки в них цветок гибискус
святой ананий
утоляет искус
жемчужиною в ракушку просачиваясь
от кольских скал до тасманийских хижин
лежит большое тело евразийца
и вкруг него
снуют свистят евражки
в году тысяча двухсотом хиджры
нас разделяют окна океаны
оккультные науки аргентинцев
агрикультура древних
ассирийцев
рязанские урманы окоемов
немного косоглазые но с носом
в японии живут иудаисты
удологи индусские даосы
которым близок стал британский нонсенс
но с кафрами из коих кожи кофры
производили жители трансвааля
и хилые бушмены
танцевали
на заготовке африканской копры
их готтентотские зады весомы
власа растут пучками как кустарник
пигмеи в пику к
ним весьма курчавы
и длинноноги гордые масаи
потомки древних римских легионов
они мотаются стадами в эритрее
в них вымерли
уже эритроциты
и ВВС висят у лукоморья
так плача луком чесноком вздыхая
в цвет знамени покрасят срамы кхмеры
НАГИЕ ХРАМЫ ПАМЯТИ ХИМЕРЫ
ПЫЛЬ ВРЕМЕНИ ДО ОБЛАКОВ ВЗДЫМАЯ
2
солянку он любил как перс
и к ней особый вид каперс
зане полина виардо
просторна словно виадук
он ей вводил свой акведук
и покупал
потом манто
она в мантилье в кружевах
ему в ушко шептала: ах!
и плесенью пропахший пах
потел
у барина в штанах
он по-французски ей мерси
картаво так произносил
поскольку жил на божанси
напротив сан-суси
тургенев трогал ей живот
подобно лекарю и вот
жеманно поправлял жабо
кривя
холеный рот
потом он написал отцов
возлегши меж ее сосцов
из коих кровь сосал, злодей
и
делает детей
она кричит ему: му-му
он как герасим нем
он в мулен-руже видел ню
на ней
огромный негр
и ляжки цвета мумиё
его лишили сил
и как каштанка он ее
за жопу укусил
3
но то был париж а не дальний восток
который из чресл моих семя исторг
якутка христина лелея восторг
лилею воздела под самый шесток
вогульскою рысью шесталов юван
бросается на он а не под диван
на ню на нанайскую
млея в песке
и няню зовет в неизбывной тоске
его повторяет геннадий айги
известный отличием третьей ноги
и пишет баллады владимир санги
напялив на член сапоги
на холмах кыргызии вялая тьма
закутавши очи идет фатима
и тычутся груди по юрте впотьмах
под запах бараньих папах
россия россия раскинь свою сеть
в которой мордве и татарам висеть
и бойко
лопочет речушка исеть
неясыть парит в высоте
4
И. Эренбургу
Сегодня день темнел уныло,
Как фикус пыльный и сухой.
И лишь под вечер я омыла
Его прозрачною струей.
/Вера Инбер/
и пахло кошками кишками
и узок сделался шушун
и черви бледные кишели
в ее
расширенном мозгу
и стал мне узок с нашей встречи
перчатку я надела на
сколь угловаты мои плечи
и
сколь изыскана спина
она под утро улыбалась
из лейки у нее лилась
она послушно нагибалась
ложиться на
землю ленясь
ее обугленные плечи
и узловатые персты
ее манил наряд девичий
отрада чистой
красоты
но искривлением простаты
богиня введена в обман
и топчут тело супостаты
и
волокут ее в амбар
ее дыхание не амбра
и умбра смугловатых губ
когда склоняется направо
лихою
головою чуб
тогда тебе прокличет чибис
и афанасий опанас
ценить тебя научит цимес
гряди
багряная жена
зри: то свеща возожжена!
18-19 мая 82
ДЕЛА, ДЕЛА
осточертянскому
подросток лет 28-ми
гремит изъеденными костьми
стада подростков в степи пасти
Боже меня упаси
как левин въехал бродскому в сад
о том расскажет эдичкин зад
и негры в манхэттене голосят
насилуя колесо
разбиты две поленицы дров
разрушен тихий для блядства кров
и на крыльце истекая
икрой
герой обрёл геморрой
во всем виноваты виски и ром
у бродского в доме раздался гром
герой сидит
ковыряя пером
девушкино бедро
забавы лимонова в парижах
в котором живет он как падишах
наталию по ночам
тормоша
и новый роман пиша
живет и бродский зане велик
прыщом и морщиной покрылся лик
и надо уже бы носить
парик
по крайней мере в париж
но ося предпочитает рим
в котором пьет он ямайский ром
и в доме вычетом выбитых
рам
сплошной бардак и погром
и рядом попукивает педераст
который стихи писать перестав
подался давно уже в
профессора
поглаживая простату
он попочку димину усыновил
и дима от гордости посинел
зане в наследство он
получил
дом сарай и свиней
профессор иваск мягок как воск
он чиннову не глядел под хвост
но пенис в тохес о
пафос о визг
и иваск на нем повис
печальна повесть о наших днях
и пахнет как навозный котяк
в журналах печатать нас не хотят
и мы говорим: катись
здесь даже севела писателем стал
и пердельман с мудельмана привстав
целует
крепко гуля в уста
тишь благодать красота
газеты здесь издает седых
чей зловещ и зловонен дых
и валит крепкий отчизны дым
из шаховской манды
не то чтобы бруклин в пуклях погряз
но весь манхэттен здесь пляс пигас
вернее
конечно что пляс пигаль
а денег нет ни фига
лубок не в моде а в моде лобок
максимова зад велик и глубок
и так они понимают
любовь
что каждый здесь голубой
приехать нетрудно а что потом
на завтрак подали суп с котом
и мы на ферме мычим
скотом
а после нас хоть потоп
графиня толстая в креслах сидит
и князь голицын бежит и пердит
на кузьмича он
очень сердит
зачем тот точит серпы
на ферме стараются стар и млад
и лупит князя в макушку млат
багратион поправляя
зад
садится в казенный зис
не вымерли мамонты те еще
на ферме под князем целки трещат
и князь бурчит:
еврейка тоща
и русскую хочет еще
на брайтон биче живут бичи
любители грузинской чачи
мошенники и кукарачи
подобно
дыням на бахче
очеретянский словно обезьян
внезапно обнаружив лба изъян
себя всенепременно
обязал
скрывать свою власату образину
мой путь лежит конечно к магазину
а я тяну постылую резину
никто здесь не бывает
пьян в дрезину
сказал махнув платком из бумазеи
5 апреля 83
|