В. Макаренко   

 

Автограф Раннита по поводу У Тана, ООН, Эстонии и Эфиопии.

 
/Начатая и брошенная поэмка для

Алексиса Константиновича Раннита./

 

Это были - сосны и песок

Это было - небо без земли

Развязался тонкий поясок

И ушли на Запад корабли
 

В зоопарке, пахнувшем "Тройным"

Я жевал семипалатинскую булку

Заводили влево переулки

И бульвары погружались в дым
 

Пахло корюшкой от Балтики. Гудки
Пароходов, мокнущих на рейде

Офицер эстонский Юхан Рейсманн                 эстляндский
Выдал сыну рупь на коньяки
 

Белый флаг на ратуше дрожал

Под грузовиками гибли куры

Из канавы вылез дирижер

Напевая такты "Трубадура"
 

Плыло лето. Пасечник кормил

Черным хлебом, мёдом, огурцами

Выправкой блистая офицерской

Он о Петербурге говорил

 

 

 

РВАНЫЙ ТАЛЛИН

        ... вишне подобны глаза у

эстонки - Марэ, любовь моя! - но

опять Марамзин пьет вишневку,

цитирует Осю - тоска...
 

            /Хотэль Цум Тюркен/
 

 

Куда б ни нес меня мой парус,

Я знаю - есть еще дома,

Где я могу сказать: "Mu armus..."

Добавив тихо: "Eesti Maa..."
 

    /В альбом эстонцу из Симеиза/
 

 

Таллин пахнет "Тройным" - мать заставила вымыть руки после зоопарка, перед тем как есть булку с колбасой...
Эстонцы в провинции: "Нээ понимааю..." - с улыбкой, на вопрос по-русски.
1953 год. Поезд - Таллин - поезд - глушь - "Нээ понимааю..." - поезд, съездили, сбежали - пробыв в Эстонии 2-3 дня...
1959 год. Рабочим в партию к любимой не берут: "Возьмем на месте!" "Но я знаю эстонский..." Взяли. По-эстонски: "Курат!" и "Саатана перкеле..." /переводимое стыдливо как "Чорт побери!", но означающее - вовсе - чортову задницу. Теперь я знаю, кто такой выставляемый Нахамкиным художник Перкель/. За неделю - язык. Рабочие - школьники, 17-18 лет, мне - 19. "Таарвисьт!" "Яуду!" "Яуду вайа!" "Палюн." "Юксь лейб, юксь соомкала, юксь йыхвика вейн!" Через неделю заговорил. Энн Рейсманн, сын эстонского офицера, родившийся в Сибири - первый друг и учитель. Из девяти ребят - только у одного никто не сидел: Сирель, отец Оскара Сиреля - был шофером КГБ, сам возил. Сальме Пууссепп, 30-летняя повариха, с 19-ти - 10 лет лагерей, за дурное слово о Сталине. Старуха, с искривленными киркой мизинцами - "Пшенку - говорит, - сами варите. 10- лет хлебала." Рассказывала, как оголодавшие бабы - вязали охранника, веревкой перекрутят яйца - и всем бараком... С 19-ти лет и - до 30... За одну Сальме - следовало б перестрелять всех чекистов и коммунистов! Рассказывали ребятки - о Коткасе и Йеске, лесных братьях, пели: "Ма таксин кодус олля, / Миллял Пятс он президент!" /Хотел бы я быть дома, когда Пятс - президент/. До 1940-го, словом. До - "освобождения Эстонии" - от эстонцев... А потом пришли немцы... Пели: "О сильма, эт сильма, / Я нейне роза ме, / Я нейне роза катейра / Пульвейт сетсиль наме... "
Заговорил я через неделю. И никогда не забуду маленький городок Антсла, на границе с Латвией. Там я оставил Энна, и Сальме - друзей... 1975-й год. Таллин - в лице Тыниса Винта и Маре - приезжает ко мне. Тынис, высокий, с волосней до ягодиц - председатель секции графики. Маре, незабываемая - жена его, график же. Тынис показывает: черный квадрат, по углам пизденки подробно прорисованы: "Понимаешь, они, это, посоветовали не надо выставлять!" Ни хуя себе - я и дома-то побоялся б повесить! Маре: "У нас даже один неофициальный поэт есть, Рейнхарт Лапин /Он же - официальный художник - ККК/. Он, это, того, порнокрафические поэмки пишет и его, это, не печатают!" Ничего себе жизнь в Эстонии! "Но, зато, говорят: никаких контактов с Москвой-Ленинградом!" Как же, удержишь наших! И я к ним - по весне 75-го, и к Макарушке, и Маре - просто увидеть... Жил у Винтов. Квартирка - сам дизайнировал - в финском журнале приводится. На выставках - формализм. У друга-архитектора - и выпить /виски английское, пиво шведское/ и покурить /американские/ и фильмики, гм, и журналы - здесь за 10 лет один раз "Эро" нашел! Словом - западнее Запада. В чем и убедился, в Вене уже. Но КГБ зато - отечественное. И меня секли, а потом и мою секретаршу, и Нортона, и Рухина... Таллин-то - весь на ладони! Не убежишь, хоть и Швеция рядом... Так и живут - западная жизнь и российский мандраж.
 

       Рейнхарт Лапин
       Малле Лейс

                              Тынис Винт

        Маре Винт

И опять, с Эстонией встретился - по приезде сюда уже. Гарик Элинсон - представил покойному Алексису Константиновичу Ранниту. Поговорили. Годы в переписке потом. Мечтал я выделить в провинциальном томе - место для русско-эстонской антологии, микро. Потом издатель завял. Потом в Нью-Йорк рвать пришлось, а там уже - не до Таллина!
И не увиделись более с Алексисом Константиновичем, писем только много осталось. Эстет, романтик, каллиграф. Собирались перевести его стихи, но где найдешь переводчиков? Я уже - пас. Но нашлись переводы - Бетаки. Которые с удовольствием помещаю. Переводы Василия Бетаки - я всегда уважал: школа Гнедич, опять же. И мыслить там самостоятельно не требуется, а в этом Вася слаб.
Раннит любил русскую литературу, поэзию в особенности - больше большинства русских. При этом - не забывая и эстонскую. Писал мне много об эстонских поэтах - Марии Ундер, к примеру. Прислал словари.

Но не до Эстонии мне...

Антология на корню заела.
Но как же не написать - о русско-эстонско-украинском художнике Володе Макаренко? Друг Шемякина /если у того еще есть друзья/, кончал Муху, а потом двинул в Таллин. Жил в каком-то старом доме, полусарае, делал крутую графику, в том числе - и иллюстрации к моим "Трем поэмам герметизма". Но куда они делись - не ведаю. Сейчас живет в Париже, все ладушки. Оставались у меня 2 его "псевдо-гравюры" /за неимением станка - не карябал по пластику, как Шемякин, а - рисовал, потом красил - как Шемякин тоже/, одна - иллюстрация к мной сообщенной частушке: "Эх, еб твою мать - родила ребенка: / Три ноги, четыре хуя, пятая - пизденка!", распевавшаяся мною с кузеном и кузиной, Котькой и Ринкой в 6-тилетнем возрасте, в Матахсе, в Карелии. И вторая - иллюстрация к моему рассказу о титьках Элизабет Тейлор, нарисовал. Одну из них я продал Нортону за тыщу, только не помню, какую, а обе жаль... Нортон же пока не спрашивает. А деньги я уже извел.
И почему-то, в связи с переводами Раннита, вспомнил я, как племянница Бетаки, Машка - привела ко мне какого-то араба или негра, поэта. И он ПЕРЕСКАЗАЛ мне свой текст по-русски, и этот "перевод" - я помню лучше многих своих:
 

НАЛЕЙ МНЕ
ЧТО НАЛИВАЛ ВЧЕРА
И ДАЙ МНЕ
СПОКОЙНО ПИТЬ
ПЕРЕДО МНОЙ ОНА
ЖЕЛТАЯ КРАСНАЯ И ГРУСТНАЯ
НО ЧЕРЕЗ НЕСКОЛЬКО МИНУТ
ОНА БУДЕТ ПЕТЬ


И "неуклюжий" переклад самого поэта - остался во мне. Так зачем переводчики? Поэтому, помимо Бетаки - привожу и подстрочники самого Алексиса Константиновича Раннита, знакомца Северянина, Элинсона и моего.
 

А об Эстонии - мне еще предстоит написать...

 
 

 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2006

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 3А 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга