... И никогда, ни в одной, самой убогой, самой фантастической петербургской компании меня не объявляли гением. Даже, когда объявляли таковыми Галецкого и Холоденко. /Поясню. Галецкий - автор романа, представляющего собой девять листов засвеченной фото- бумаги. Главное же действующее лицо наиболее удачного романа Холоденко - презерватив/. /С.Довлатов, "Невидимая книга"/ |
ОБРАТНО В ИНДИИ А сам, между прочим, в Нью-Йорке. И поди, улови. Оформлял тут пьесу Хвоста в каком-то богоугодном ново-английском заведении - картины сперли. Ну, новые нарисует. Сам же говорил о себе: "Ты понимаешь, старик, я человек с тысячью лиц - и так могу рисовать, и этак, а какое мое лицо - не знаю." Далеко не все лица - приятные. Впервые узрел я Галецкого у Жанки Бровиной, ныне скульпторши, а тогда еще невесты Левитина и студентки какого-то там ЛИТМО. Чего я к ней шлялся - убей меня Бог, не припомню. В тот день, а стало быть, в середине 60-х, лежала Жанка в гриппу. Она вообще девушка болезненная, отчего, полагаю, Левитин на ней и женился. Чтоб лечить. Это Валя любит. Гляжу - волокет ТРЕЗВЕННИК Левитин болящей бутылку, на кухне чего-то там шебутится, алкоголь подогревает. Не помню, перепало ли мне, но в Жанку он вливал путем насильственным, и при этом рычал, брюзжал и ворчал. Тогда /или не тогда/ и завалился Галецкий, с женой своей /а также Ентина, Элика Богданова, а ныне, вроде, подругой Пети Чейгина/, мемориальной девушкой Эллой Липпой. Она имела большие еврейские глаза и большой еврейский зад, и любила художников. И поэтов. Красивая пара была - она в черном /и волосы, и глаза!/, и в черном свитере, тогда еще юный, Галецкий - с руками Марселя Марсо или карманника. Что ни жест - то картина. Я, признаться, забалдел. Знал его тогда уже, как блестящего графика - в предыдущем году, стало быть, 65-м, подарил я его нервной, "паралитической" линией сделанные рисуночки тушью /имелись у моей бывой 4-й жены/ американскому студенту-баскетболисту, путешествовавшему автостопом и потому продававшим носки, штаны, авторучки и прочее, чтоб расходы на харч покрыть. А его мне подсунули - Кривулин с Пазухиным, поскольку сами не могли объясниться. Так и происходит датировка: американец - новорожденная дочка моя /эту дату я как-то помню/ - рисунки Галецкого - и наконец, год /или два?/ спустя - он сам. Простуда Жанки. Датирую: зима 66-67-го. Помимо: видел уже у Левитина его шляпу, вмазанную в холст и залитую нитроэмалью - первый поп-арт в моей жизни! Балдел. Восхищался. И было это - еще до встречи с Эрлем, которую датирую - 67-м. Очень трудно писать то, что в просторечии именуют "мемуарами". Путаница дат, переплетение событий, попытки рассказать "о", а получается - "а". А Галецкого я знал и помимо. По витринам его. С чего это в Гостином дворе стали брать приличных художников на это занятие - я не знаю. Много скрытых сторон существует в советской действительности. Знаю только, что не он один - и Ривка Шемякина тем зарабатывала /путем чего и кормила мужа и дочку, до того как Шемякин сам встал на ноги и заделался мировой звездой и другом Ростроповича-Барышникова/. Юрины же витрины - нельзя было спутать ни с кем. Останавливали. Использовал он, 20-летний художник - уже и грядущий концепт, и коллаж, и, конечно, поп-арт. Использовал - СЛОВО, почитай что на уровне Бахчаняна или нынешних Комаров-в-Мармеладе, как я их называю. Пример: ну как рекламировать теплые зимние пальто, да еще к тому же советские, жуткие? /Американские и испанские дубленки - и тогда уже в рекламе не нуждались, этим торговали не на галлерее, а в сортире женском, что на Садовой -не от госсети!/ А Юра - берет пластины плексигласа, вешает их в витрине на веревочках - на одних написано: ХОЛОДНО, или ОЧЕНЬ ХОЛОДНО /белым, и шапка снегу сверху/, на других - ТЕПЛО, ТЕПЛЕЕ /розовым/ - и - красным! - СОВСЕМ ТЕПЛО /на фоне сзади висящего драпового черного пальто с барашковым воротником/. Так это ж детская игра "холодно - горячо", гениально повернутая в рекламу! Люди - они ж дети. А Галецкий и сам, во многом, ребенок - "Вот, - говорит, - почему нельзя пятиконечные звезды рисовать? Это же так красиво! Я вот хочу - черное такое небо, и всё-все-всё - в разноцветных пятиконечных зведочках!" А что ему, звезду Давида рисовать, что ли? Пятиконечную - оно и попроще. И напек коллажей - тьфу! - цветными мелками по черному - "AVE EVA", один у меня висит - и со звездочками! Не наивный человек Галецкий, хотя наив и понимает. Вторая витрина, тоже по Невскому /первый этаж/ - канцтоваров - изогнул он заднюю стенку широким полукружьем /грунтованный белым холст/ и по нему - фломастерами разноцветными разные графитти, почеркушки, подписи /потом эту идею пытался реализовать лошак Синявин, 10 лет спустя, на выставке в ДК Газа - холст повесил, и автографы на нем собирал, и ко мне совался, только я его послал: не дам, говорю./. А в центре - гора авторучек, ЗЕЛЕНЫХ и КРАСНЫХ. И больше никаких. Ну и ежу ясно: здесь продают то, ЧЕМ ПИШУТ. Поп-арт? Концепт? Ассамбляж? Галецкий это так не называл. Он оформлял витрину. И в магазине грампластинок, рядом с "Пиво-Пиво" /что под Думой/ - гляжу - кораблик-каравелла, реализм но техникой Поллока /лил, по-моему, черную краску на белое/, останавливаюсь, ясно: Галецкий. Так и знал его: по полудюжине рисунков пером, шляпе моей любимой и по трем витринам. А потом уже, в 67-м году, путем Эрля - обнаружил Галецкого-поэта. Тексты его, небольшая книжечка, были набраны на машинке Эрлем и пропали, натурально, в Израиле. Из них привожу только два, что запомнились /и они же, плюс "СТО СЛОВ" - о которых категорически ничего не помню, входили в "Лепту"/. Запомнился и еще один текст, в этаком американо-японском стиле: Я споткнулся о мощи Раушенберга и рассыпал свои кости. |
Галецкий - неуловим. Говорят, торгует в Нью-Йорке рисунками по 3 и по 5 долларов за штуку. А почему бы и не? Не всё ж по миллиону продавать, как сейчас Малевича? Юре-то это, я знаю, ничего не стоит. С его удивительнейшим глазом, фантазией и рукой - он может по 100 штук в день выдавать, наслаждаясь, играючи! И был бы только покупатель - вот тебе и 300 долларов в день. Но покупателя нет, как и не было его. Галецкий же - способен потреблять и переваривать - практически ВСЁ искусство всех времен и народов, оставаясь, и в многообразии - собой. Китч - а почему бы и не, если использовать его не как самоцель, а как материал! Используют же Бахчанян и Комар-Меламид - советские /а сейчас и американские/ реалии: гербы, заголовки, казенные бумаги и пр. Таков и Галецкий, поминаемый столь многократно в этой антологии в текстах своих соавторов и друзей.
О себе же - выжал из него для каталога выставки "23-х" /1974/ следующее: "Родился в 1944 г. в гор. Бийске /Алтайский край/. В возрасте одного года начал жить в Ленинграде. Рисую с тех пор, как помню себя. Учился в художественной школе при Мухинском училище. Работал в книжной графике и в рекламе. Был в Индии с 1968 по 1970 г., потом небольшие короткие поездки в Японию - своего рода духовное паломничество. В 1964 г. встретился с Михновым. В возрасте становления были получены какие-то посылки утверждения основ спонтанности, близкие дзеновским принципам." И все. От себя добавлю, что до выезда /в 1976?/ в Америку, территории Советского Союза не покидал. Но он и сейчас в какой Индии, не смотря что в Нью-Йорке. Странный человек. На квартире у него бушевал Петя Чейгин, Олежка Григорьев попал на химию /прийдя к нему с визитом и по пьяни вломившись не в ту квартиру - дома-то в новостройках все одинаковые, а он, к тому же, вместо Дачного еще и на Гражданку попал!/, вроде, Галецкий всегда был и в центре, и в то же время как бы в стороне. Со мной дружил в 73-75-м. Сейчас забыл. Я помню. |