Миронова я не знаю и не люблю. Одно время с ним носился Эрль, когда тот писал стихи формальные. Потом он стал писать стихи православные и христианин Эрль с ним носиться перестал. Его любит Шарымова, но хуй она чего напишет.
Видел его уже в период "ЛЕПТЫ", в 75-м. Стихи - хороши, и христианские - тоже.
        На проводах моих Юлия устроила два сабантуя поэтов. Первый раз было тихо, все читали стихи, посвященные мне и помимо, а я сидел на пианине и кайфовал. Этот вечер я записал, но в середине не хватило пленки. Потому что читали, засранцы, длинно - не остановишь, а где ж столько пленки напастись. На этом вечере Миронова не было. Был он на втором.

        На этот раз Юлия накрыла стол, и когда я пришел с женой с запозданием - бегали по делам, все уже были поднабравшись. Молодые и старые. После нескольких тостов в мой адрес, начался гам. Поэт-христианин Миронов, с каким-то при нем пидером, вроде, Танчиком, учил делать пальцами рожки в сторону поэта-хулигана Нестеровского. Поэт-хулиган Нестеровский, с экземной физиономией и в неряшливой и редкой бороде, не потерпел и дал по морде поэту-христианину Миронову. Потом поэт-христианин Миронов дал по морде Нестеровскому. Потом попало кому то еще и полетели бутылки. Юлия в голубом, специально пошитом платье, вертелась повсюду и получала отовсюду. Старик Бахтерев радостно прыгал, выражая своим видом полное одобрение, а его чуть глуховатая половина жевала салат /наполовину со стеклами/. Осколками стекол попортили платье на спине половины и саму спину. Потом проломили голову поэтессе Алле Минетченко /она же Минченко/ и ее увели в маленькую комнату.
        Оказавшись в центре такого бардака и не дожидаясь ментов, я просто свалил вместе с супругой, предоставив Юлии расхлебывать заваренную кашу. Об этом читай в ее дневнике.
 

        Поэта Миронова я после этого не видел, но если Шарымова о нем напишет - помещу. Я все помещаю. Только никто не пишет.
 

        1 августа 81. Писано было, что выше - месяца полтора-два-три назад. Шарымовой было написано, и послано через Лившица, на что Лившиц сообщил мне зачем-то адрес Шарымовой, а письмо переслал ли - я так и не понял. Пусть они и разбираются. Я с Мироновым, можно сказать, даже шапочно не знаком - так, на предотъездном мордобое встретились, да и стихи его у меня в таких слепых пленках, что сил нет. Но здесь его исправно печатают /и даже переписывают - Алка Радыгина, увидев у меня "Эхо", кинулась тут же списывать стишки Миронова, а еще ей у меня Найман понравился, и его/. Поэтому просто приведу 2 публикации, хотя видел и знаю у него ряд формальных текстов, в духе Эрля, в период их соития - тьфу! - поэтического содружества. Единственные два ленинградца были опубликованы наряду со многими москвичами Валерием Тарсисом /мифическая фигура! тщетно ищу уже годы!/ в журнале "Сфинксы" за июль 1965 /перепечатано в "Гранях", номер на зироксе не разобрать/. О "Сфинксах" будет особый разбор в 3-м томе /если найду Тарсиса/, а пока - следует указать, что на номере 1-м местом выхода значилась "Россия" и "Издательство АРИ /Авангарда Русского Искусства/". Так что и Эрль и Миронов в 1965 уже ходили в авангардистах /куда меня сейчас призывает Тупицын/. Ну, насчет авангардизма других авторов я глубоко сомневаюсь, да и Мироновского тоже, но Эрль - так в нем и остался. Один текст Эрля, а пропос, посвящен Миронову, им и открою. Поскольку включать в "основной корпус" /Горбаневская/ стихов Эрля - его ни к чему: Эрлюше тогда только исполнилось 18 лет. Сколько Миронову - не знаю.
 

        Привожу, натурально, не в том порядке, а - 2, 3, 1, 4, что лучше.
 

 

 

РАЗГОВОР С МАРКСИСТОМ

/в машинописи, что знаю, названия нет - ККК/
 

Кровавли! натуральные! мозолю!

подлицаюсь то рыжецов отречных

святоатцы и те, тунявые,

мод пошедшие падут в мусс!...

мена

ус задрав сует тсс!...
 

/Прим. ККК - начиналось также с маленькой буквы/
 

 

 

 

 

ПАМЯТИ МАРИНЫ ЦВЕТАЕВОЙ
каркающий обвал

в прочной цепи облав -

двое - их обнял жар

стиснуты суетой

сколько раз отражал

камень порыв святой

камень - рванулся вверх

камень - как сердце - вверх!

липкую жгучесть век -

настежь - глазами вверх!

скоро - в тисках сожмут

скоро - вдвоем сожгут

скоро - взовьется стяг

скоро - сожгут - простят!

вечные сны Марин

идол неумолим...
 

 

 

 

 

- - -

 

И снова, в кандалах, - в Сибирь,

в себя: взрывать свои надежды,

и снова тянутся столбы,

и лица - те же, песни - те же.
 

Заупокойный хоровод
бредовых образов и писем -
пока выдерживал, но вот
мой прах мне бандеролью выслан.
 

О, Господи! Зачем теперь

позвякивать скандальной строчкой...

Кандальный лязг, пора потерь.

Стон двойника - из одиночки...
 

И все к чертям, но вот черта,

а если - за, - то пожалеешь.

Постой, ведь совесть нечиста...

Давай, ступай, да поживее.
 

И вот в лесах. Стереть клеймо,

принять свой прежний облик...

Опять в толпу. Опять - ремонт.

Опять - над головою - обух.
 

 

 

 

 

- - -

 

Обесстрочила душу зима -

перемена погод и идей

уверяет, как будто - сама -

но в согласьи с тобой, иудей.
 

Мой российский, с крестом на груди,

что еще ты нагородил?

Не Шекспир - а навязчивый сон,

колокольный рождественский звон.
 

Я наткнулся на чей-то костер

и ладони над ним распростер

и простил своих глупых убийц

я, живой - своих мертвых убийц...
 

Существуете вы или нет? -

я простил вас - простите меня.

Я не сам... Я по чьей-то вине...

я не вор... просто жертва огня.
 

Иудей, за орган, за орган!

За предел измельчавшей души.

Кто-то ночью, мне вторя, орал.

Он спешил, в неизвестность спешил.
 

 

 

И не начну, а закончу тогда уже эту перепубликацию, стихами Эрля:
 

 

 

САШЕ МИРОНОВУ
 

            "Одна из просек..."

                                A.M.
 

уходит в небо просека

уходит в небо - разная

и словно с крыши бросившись

молчат панели грязные
 

от боли - не от света

упавшей с неба просеки

где человек - калека

и где слезинки - росы
 

но встав дрожащим бликом

поднимешься на цыпочки

и сбросишь с плеч цепочки

далеко - или близко?
 

а просека - разбросана

сама или колосьями
 

 

 

        В дубово-антисоветском предисловии какого-то из анонимов "Граней" - ни Эрль, ни Миронов не упомянуты. И слава Богу! Не дай, они бы пришлись еще на вкус каким энтээсовцам. Но факт публикации имеет быть. Правда, как указал сам Тарсис "От редакции" - стихи печатались без ведома. Полагаю, просто выбирались из Эрлевских сборничков издательства "Польза". Больше неоткуда.
        Так что в антологии - стихи эти пошли уже "по четвертому кругу".
 


см. также: ГАНЫМЭД (А.Миронову)

 

        И еще 11 текстов из "Эха" №4/1978:
 

 

 

- - -

 

Смех мой, Агнче, Ангеле ветреный,

Подари мне венец нетления,

Бог невидимый - смех серебряный,

Светлый Бог океана темного.
 

Бес, над трупом моим хохочущий,

Враг, пятой меня попирающий,

Смех - любовник мой вечно плачущий,

Узник в камере мира тварного.
 

Смех, страдающий в танце дервишей,

Я Иуда твой, друг тринадцатый.

Приготовь мне петлю пеньковую,

Бог мой - смех, меня отрицающий.
 

1973
 

 

 

 

 

ПЕЙЗАЖ
 

Могильный островок, соль в земляной солонке,

Крупицы соли в рясах земляных,

Изящество поста, изысканный и тонкий

Над трапезой благословенный стих.
 

Я там умру в июле на молебне,
До времени, когда воскреснет плоть
С трубою ангельской. Что может быть целебней
Господней крови, разве сам Господь!
 

1974
 

 

 

 

 

- - -

 

Два солнца в моих глазах,

Два ангела на часах.

Здесь - горечь, глухая медь,

Там - звон, верещанье, смерть.
 

Два лета, как в зеркалах,

Любовный лелеют прах:

Как быть, как любить, как сметь

И облаком умереть.
 

Да полно: со всех концов

Господь нам пришлет гонцов,

Седых от любви отцов,

Пока еще без венцов.
 

Все звоны монастыря

О нас прозвенели зря,

И лишь комариный рой

За нас постоял горой.
 

1974
 

 

 

 

 

СЕНТЯБРЬСКИЙ СОНЕТ
 

Внутри меня гуляет сквозняком

Сентябрь со спелым яблоком в ладонях,

А время плодоносит дураком,

И всяк меня заговорит и тронет.
 

Откушав чаю, я иду смотреть,
Как намечтавшись всласть о самоваре,
Заморские разгуливают твари,
В се внове им, как недоумку - смерть.
 

Иду себе, грызу суровый яблок,
А добрый Бог навьючивает облак,
И сивый дождь безумствует слегка...
 

Но хорошо, что понял я сегодня,

Как обойтись без милости господней

И убежать от злобного звонка.
 

 

 

 

 

САЛЬЕРИ
 

О, ты забыл, что музыка двулика

И яд, хранимый в перстне мудреца,

Вновь распознает: музыка, музыка,

А жертва Авеля - больная блажь Отца.
 

Я - каиново семя и в смятеньи

Завидую, словоубийца, вор, -

Но, Господи, и я - твое растенье,

Твой колос, твоя жертва, твой позор.
 

В кольце времен есть камень семигранный,

И чаша есть с небесного стола,

Чтоб напоить народ богоизбранный,

Не ведающий ни добра, ни зла.
 

О, ты забыл, что музыка - двулика -

Причуда, музыкальная зола.

Как благодать на благодать - музыка -

Отрава на отраву снизошла.
 

 

 

 

 

- - -

 

                    Убить красоту, когда любуются цветком -

                    закричать: "Начальник едет!"
 

                                        Из китайской премудрости
 

Нет, не Флоренца золотая

Нас папской роскошью манит.

Савонарола из Китая

Железным пальчиком грозит.
 

О век - полуистлевший остов!

Но я, признаться, не о том,

Ведь красоту убить так просто,

Испортив воздух за столом.
 

Русь избежит стыда и плена -
Ей красоты не занимать,

Начнет российская Елена

Больные ноги бинтовать.
 

Пока Европа спит и бредит,

Случается то там, то тут:

Москва горит, начальник едет,

Цветы безумные цветут.
 

1975
 

 

 

 

 

КОРАБЛЬ ДУРАКОВ
 

Полно мне тужиться, тяжбу с собой заводить,

славно плывем мы, и много ли нужно ума

в Царстве Протея? и надо ли связывать нить

тонкого смысла с летейской волною письма?
 

Только бы музыкой, музыкой заворожить

муку-сестрицу, сварливую древнюю спесь...

В вальсе русалочьем скучно бедняжке кружить;

в серых зрачках ее желтая кроется месть.
 

Кличет Асклепия, просит флакончик вранья,

черной дуранды газетного хлебца чуть-чуть,

а за кормою - то жизнь, то жена, то змея,

шопенианы бесцельной болтливая муть.
 

О, дурачье, как случилось, что нам невдомек,

кто мы, откуда, зачем мы грядем в пустоту?

Странные вести принес нам опять голубок

с вечнозеленой масличной неправдой во рту.
 

1975
 

 

 

 

 

ЖАЛОБА СТАРЦА НА ПУТИ
 

Если б взяли разбойники
Только книги да ларчики,
Водонос да меру муки,
Милоть да каплю маслица -
Я послал бы им с ветром вслед
Крест и благословение,
Я узнал бы их имена
И просил бы им здравия.
 

Была горница прибрана,

Была доченька вымыта,

Все считали ее моей

Друженькой и невестою.

Знали только лишь мы вдвоем

Тайну нашу постыдную -

Тем приятнее было нам

Целоваться и каяться.
 

Вот вошли они, черные,

Кто откуда - в неровен час -

Кто в печную трубу вошел,

Кто из под-полу вырос вдруг.

Завлекли дочку-горлицу
В паутину пеньковую,

Обломали ей крылышки

И втроем надругались ей.
 

С тех-то пор и поет она

Песни дивные, странные

Или пляшет под дудочку

На посмешище муринам.

Я пойду к Монастырь-горе

В церковь к старцу-решителю.

Пусть велят оскопить меня -

Развяжи, скажу, доченьку.
 

Если казни сей недостаточно,
Пусть оставят меня таким, как есть -
Наказанным без наказания
И помилованным без милости,
Без пристанища, без друга близкого,
С малым зернышком веры нищенской.
Буду верить я, что когда-нибудь
Свет-Господь-Сам-Блуд и меня простит.
 

 

 

 

 

СЕНТЯБРЬСКАЯ ОШИБКА
 

Мне тяжко, зверь, мне больно, бес,

Не смей глаза пускать по кругу,

Останови их скользкий блеск -

Отдам тебе себя в заслугу,

Свою роскошную болезнь,

Приправь моим рассказом пищу...

Да ты, видать, и впрямь, как бес,

Чужого опыта не ищешь.
 

А я желал бы Ни О Чем

Перелистать с тобой и выпить,

Зажечь пред образом свечу

И слезы на полу рассыпать,

Завиться в смех, затеять чай,

Заснуть, рассеянно проснуться

И в полумраке, невзначай,

Лица мохнатого коснуться.
 

Но я забыл, что ум мохнат,

А тело смысла безволосо,

И обязал тебя стократ,

Коснувшись тела, как вопроса.

Вопрос, как зверя, побороть

Ты не сумел и ум наперчил...

Чадит свеча и пахнет плоть,

Как смерть - паленой гуттаперчей.
 

 

 

 

 

НОЧНОЕ

 

1
 

Что ты молчишь, Эрот,

Спутник бессонной ночи?
Если уж ты пришел,

Выслушай и ответь:
 

Разве любовь не в том,

Чтобы привлечь младенца,

Видеть, как вьется он,

Смертник о двух крылах?
 

Сам я таким, как он,

Был - и совсем недавно.

Ныне же я живу

Краткой жизнью других.
 

 

2

 

Вижу его глаза,
Губы в зеркальце тайном.
Сам же я и во сне
С ним не переглянусь.
 

Боже, как жалок он -

Воск, мотылек стигийский!

Смерть его, как вино,

Душу мою живит.
 

Но одного боюсь:

Вдруг я ошибся, сбредил?

В зеркало заглядясь,

Выпил чужой бокал?
 

 

3
 

Берег забвенья, ночь.

Два купца за Коцитом

Ждут - так любимых ждут -

Парусных кораблей.
 

В трюмах не снедь, не мед -

Клади воспоминаний.

Пестрый на вид товар

Неразличим на вкус.
 

Тени спешат, снуют.

Славно идет торговля!

Кажется, я впотьмах

Свой уронил флакон?
 

1978
 

 

 

 

 

ЭМИГРАНТ
 

                            У Лукоморья дуб зеленый
 

Послушай, что ты говоришь?

За делом на войне не тужат,

Лишь крупный зверь о Славе служит,

А мелкий бес летит в Париж.
 

Там Витебском расписан дом,
Французский день Жар-птицей начат,
И два любовника маячат
В небесной зыбке под кустом
 

Последних звезд, и век горчит,

А там, где горечь, нет соблазна,

Тоска безглаза, безопасна,

И Марсельеза не звучит.
 

От страха забывает имя

Булонский лес перед грозой,

И плачет церковкой-слезой

Американец-проходимец.
 

Лес окропился звоном слез,

Но раком съеден луг зеленый;

Лежит астматик утомленный

В букетах буржуазных грез.
 

Там мир безумней и косней

И некогда молить о Даре,

По уголкам сознанья шарит,

Крутясь, ирландское пенсне.
 

Там по ночам мурлычет ужас,

Кот заплутавшихся грехов

Среди бесчисленных стихов,

Жоржеток, монплезиров, кружев.
 

А нам, под сенью двух столиц,

Не надоело жить с опаской,

Питаться лаской да указкой

Рязанско-энских кружевниц.
 

Да-а... здесь такая благодать...

Да что ты говоришь? - Послушай:

О как неизреченны души,

Утраченные, словно ять!
 

 

 

Примечание издателей "Эха": Александр Миронов - молодой ленинградский поэт. Активный участник самиздатских журналов "37" и "Часы". Пишет также и прозу.

 

КРАТКАЯ РЕЦЕНЗИЯ
            "Очень педерастично", - сказала моя жена. А я добавлю: "И богохульственно."
                                                                                                ККК

 
назад
дальше
  

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2006

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 4-А 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга