17 ноября.
Все! Все бросаю и ухожу в монастырь. В мужской! Ты только подумай: я не сумела
протащить в альманах ни Рейна, ни Наймана. Статьи Мейлаха их, видите ли, тоже не
устраивают. Чёрт те что! Ну ладно - Кривулин. У него медовый месяц /с Го-ричевой?!
Уууу - ККК/, он с этого охуел, а Иванов, Пазухин, Нечаев - эти какого мёду
облопались? Рейн им не поэт, а? За каждую строчку билась, как орлица над
орленком, за каждое слово! Хулиганы! С ССП играют, в подпольное отделение Союза
писателей! Шнейдермана не понимают!
Ухожу. Вот еще один вариант
поэтического раздела предложу - и ухожу, если не примут. Буду делать свою книгу
"Поэзия-75". Без дела в руках я не останусь - оно само меня найдет. И помощников
и союзников тоже найду.
А вообще-то, Костенька, дело к тому
идет: пора расходиться и создавать новые группы и делать разные книги. Это
создает здоровую конкуренцию, творческую полемику, словом - жизнь. Нехорошо,
когда все издания такого рода сосредоточены в одних руках. Образуется своего
рода коррупция. А нам это ни к чему. Кривулин признает 5 имен и больше слышать
ни о ком не желает. Я не против его пятерки, отнюдь! Но они представляют только
одно крыло поэзии. А на одном крыле летают только планеры и то, если их с горы
пустить, и по ветру. Я на такую куцую подборку никогда не соглашусь. И без
молодых поэтов раздел - не раздел. Что за поэзия без поколений, без развития?
Зла на весь мир, за исключением
Австрии. Прощай до завтра!
/нарисована птичка/
18 ноября.
Позвонила сегодня Иванову, как самому серьезному человеку изо всей нашей
лавочки. Сказала ему все, что я о нас думаю, и заявила о своем намерении выйти
из альманаха. А он мне в ответ: "Я ничуть не удивлен Вашим решением. Вчера мы с
Женей по дороге домой поняли, что мы, по существу, развалили уже готовый раздел.
Мы договорились в следующую встречу еще раз его пересмотреть. А выходить из
альманаха вы, Юля, не имеете права."
Я: Борис Иванович, но ведь Кривулин предложил 5 имен. Стоит ли для работы с
пятью именами иметь редактора раздела поэзии? С такой работой он и один
справится.
Б.И.: Если вы уйдете, вы сделаете подлость /так и сказал!/. Без вас не только
поэтического раздела, но и самого альманаха не будет.
И знаешь, мне пришлось с этим
согласиться. Уйти всегда успею - чай, не на пенсию! |
1 ноября 1975 г.
Сегодня Виктор Кривулин и Таня Горичева обвенчались в маленькой церкви на Охте.
Был весь наш Ленинград, гости из Москвы и Прибалтики. Я не была - сама болела, и
Папа - тоже. Говорят, было красиво, трогательно и настояще.
. . . . . . . . . . . .
3 ноября
. . . . . . . . . . . .
Только что Наталья тебе звонила. Я попросила: "Дай поговорить на копеечку!"
Сжалилась, дала трубку. Я сказала: "Здравствуй, Костенька. Я тебя люблю и
целую." Ты ответил: "Здравствуй, Юленька."
Вот и поговорили.
. . . . . . . . . . . .
4 ноября.
Боги мои, боги! Яду мне, яду!
Жизни нет никакой, даже литературной.
Гм. Вру. Пазухин идет, Кривулина ведет.
Завтра допишу.
Целую, милый.
5 ноября.
Ужасную кляксу посадила.
Пришлось из нее сделать
зверика. Он не кусается.
/рисунок/ |
Вчера стихийно провели собрание
инициативной
группы. Были Кривулин, Иванов, Пазухин, я и гость из
Москвы, филолог. Он рассказал, что московские энтузиасты распечатали "ЛЕПТУ" и пустили по рукам. Мнения
о сборнике самые высокие: "Москве Ленинград уже не догнать. Поэзия Петербурга не
покидала." Просят составить сборник типа "Who is who" с биографиями, адресами и
т.д. Надобно подумать.
. . . . . . . . . . . .
11 ноября.
. . . . . . . . . . . .
Любопытная вещь открылась, Костя. Пока мы делали книгу, я совершенно не
заботилась о нашей роли составителей и, тем более, о чести быть ее составителем.
А вот теперь я отвосюду слышу прекрасные, добрые слова в наш адрес. Говорят о
том, что нам удалось сделать именно книгу, а не просто сборник стихотворений,
т.е. нечто цельное, неделимое и завершенное в композиционном отношении. Об этом
говорят в Москве и у нас, даже в Союзе писателей. Теперь и я уже думаю, что есть
в нашей работе что-то и еще, помимо простого исполнения долга перед читателями и
поэтами. И некая гордость просачивается в мое бескорыстное женское сердце -
чувство, мне в общем не свойственное; ты знаешь: я больше люблю гордиться
друзьями. Но мне и вправду кажется, что наша книга - лучшее из всего, что было
предложено издательствам в последние годы, имея в виду, конечно, коллективные
сборники. Оно и понятно: мы позволили себе быть свободными в роли составителей,
у официальных же издательств и издателей справа - инструкция, а слева -
коррупция. Кроме того, мы в своей работе действовали по соображениям своей
литературной чести - понятие, давным давно утраченное советскими литераторами.
А если утрачено и само понятие чести, то о чем уж тут можно говорить, на что
надеяться!
Жаль, что наша пятерка уже не существует в прежнем составе. Ты ушел, но пришли
Хильда /Таня Горичева-Кривулина/ и Вадим Нечаев. Но по-настоящему понимаем друг
друга только мы, старички. Вадим и Хильда еще привыкают. Но Хильда пленяет своей
редкой эрудицией и работоспособностью. Натали от наших дел несколько отошла -
без тебя ей с нами скучно. Да и работает много. На тебя, я разумею.
Ближе всех мне Борис Иванович, хотя Витю и Женю я очень люблю. Но их я не всегда
понимаю, а каждое слово Б.И. мне совершенно ясно. У нас с ним полное сходство
позиций и взглядов, оттого и работать легко.
Хильда - человек рационально мыслящий, но авантюрно чувствующий. Это приятно, но
не всегда. Она, например, без конца говорит о самоценности любого проявления личности, любого духовного движения. Гм! Синявин в своих действиях
несомненно движим духовной силой. Вот только не туда она его порой двигает. У
меня нет ни малейших оснований подозревать его в непорядочности или склонности к
политическим спекуляциям, но логика его поступков и ход его мысли для меня -
загадка. Могу ли я идти с человеком, если его действия мне не ясны с самого
начала? То же - о его целях. Я знаю все про всех: кто о чем думает, кто для чего
работает, кто куда собирается. О Синявине я не знаю НИЧЕГО. Не нравятся мне его
заигрывания с литературной братией - я не вижу в нем любви к поэзии и к поэтам.
Он не сказал ни о ком из них не то чтобы дорого слова, но и просто - никакого.
Meня это настораживает. Он мыслит не людьми, а категориями, массами. Тот же
марксистский подход, только с другой стороны. Все тот же наш советский метод. Мы
же, если помнишь, без конца забывали точное число авторов нашей книги, число нас
грело /?/, зато мы знали каждый текст и любили каждого автора. Не все - всех, но
именно "любили". И головы свои мы закладывали не во имя высоких идей, а во имя
конкретных людей, наших друзей, их стихов. Словом, Синявин нам чужой. Но
Кривулин и Хильда им увлечены, и это меня пугает. Так можно свести серьезные
литературные действия к простому куражу трезвона для. Всем им очень хочется
вывести поэтов на площадь. Я - за. Пора нам заявить о себе во весь голос. Но по
какому поводу, ради чего? "Ждите. Площадь имеет свои законы. Один из них состоит
в том, что она призывает, а не ее выбирают." Б.И. и Женя меня поддерживают. Мы,
несомненно, уже представляем собой культурное движение, так нельзя же двигаться,
как Бог на душу положит!
. . . . . . . . . . . .
... Но нельзя забывать, что на лагерях и по сию пору висят красные тряпки со
словами "Мир. Свобода. Равенство. Братство." Наши слова - в наших книгах, а не
на кумаче или на фанере.
... И меньше, чем год спустя Юлия размалевала с двумя художниками стены
Петропавловки, Гостиного и прочих зданий - антисоветскими лозунгами, типа
"Партия -враг народа" и т.п. Волков и Рыбаков за это отправились обратно в
Лагеря, а Юлия села позднее.
Поразительная непоследовательность этой дурищи, импульсивность, доверчивость,
восторженность и преклонение перед любым сильных характером - "подо мной" она
была еще год с моего отъезда, но уже через 2 - малевала свои пописушки. А по
выходе из лагеря - попала "под Горичеву" и вдарилась с тем же пылом в "женское
движение". Все эти движения - существовали в ее воображении, а пороху всегда
хватало ненадолго. Она хваталась за искусствоведов и могилу Ахматовой, за
сборники поэтические и лозунги политические, и всегда была - увы, органична.
Пусть дура - но зато какая органичная дура! /перифразируя Веничку, коего она НЕ
ПРОСЕКЛА!/. И в поэзии, и в литературе вообще - Юлия мыслила на уровне пупка, не
выше. Просто ей повезло, что друзья - тянули в дом действительно стоющее,
креатуры же Юлии -Лариса Дианова /подруга, охотница, природолюбка/, Витя
Дмитриев /гм, очередная "любовь"/, Евгений Курако /актер, старый приятель/,
какой-то там Семыкин - все это были, может, и друзья - но уж никак не поэты! И
выбить их из "ЛЕПТЫ" было, порой, трудновато.
И Борис Иванов для меня по сю - темная лошадка, и села-то Юлия по делу /по
делам!/ Синявина и Трифонова, ЗА ИХ писания и подписания! Но ништо ей впрок не
идет. Осуждая Кривулина и Синявина /см. выше/ - на площадь-то она - в первых
рядах поперла! Рядом с мыслями разумными - о роли, скажем, баб - которые в
России всё на себе тянут, потому мужики - плачут и пьют - вступила-таки в
очередную "партию"! Аппелирует теперь к феминисткам.
Но я печатаю ее дневник, а не свои к нему замечания.
22 ноября.
Победа! Раздел поэзии сформирован и утвержден. Выглядит он так:
АРОНЗОН ДРАГОМОЩЕНКО КРИВУЛИН ОЖИГАНОВ ОХАПКИН ШВАРЦ ШИРАЛИ СТРАТАНОВСКИЙ
ЛАНИНА
Я довольна и прыгаю. Сейчас бегу
готовить вечер переводов Петрова. Он приехал из Новгорода на недельку, а я его
сразу и поймала. Что-то мы сегодня услышим? Целую и бегу искать стулья. |