Девки приехали с раскопа, навезли на Плехановскую к Нике костей и черепков, разложили на веницейском мозаичном столике. Сидим, пьем чай. Приводит Сеечка Григорьев, театральный художник из Грозного, своего кузенчика. Входит Рапопортик, огляделся: "Как здесь мило!" Мы фыркаем. "Какие здесь милые стульчики!" /Еще бы, александровский и павловский ампир/. Мы - лежим. "Какие здесь милые косточки..." Ника не выдерживает: "Это не косточки. Это остатки вчерашних гостей!" /Из нашего "фирменного" анекдота о Диком Западе/.
        Так он мне и запомнился, как видел его в 64-м. Потом появлялся еще, уже на Бульваре, опять же с Сеечкой, показывал какую-то книжную графику. Не запомнил. И так до 74-го: кузенчики-"кузнечики", милота, чаи, робость...
        В 74-м принес показать работы, уже после моей выставки "23-х". Хотел выставиться с Васми, Шалем Шварцем, Арехом, Шагиным, Жилиной. Эту выставку сделать я не успел, как и отснять уникальнейшую коллекцию Жилиной. Может, Птишка отснимет? Наталья, вроде, его удочерила, или замуж взяла, так что фотограф - в доме...
        А представлял Рапопорт - возрастно и эстетически - группу ленинградских "барачников", хотя и учился у Акимова в театральном. Вместе с Целковым-Михновым-Кулаковым-Тюльпановым и иже. Но робок был Алик. Углублен и религиозен. Причем: смешалось в нем - византийское православие с родовым иудаизмом. Жил в коммуналке, с женой Аришей, специалистом по персидским коврам и черепкам, и сыном Володей. Там и сделан портрет для заставки, на фоне талмудической монументальной живописи Алика.
        Еврей? Русский? В России он был евреем. В России евреем быть - невыгодно, и поэтому он был им. Здесь, в ответ на предложения продолжать рисовать на еврейские темы - что выгодно - Рапопорт выставляет распятия и оформляет "Заветные сказки" в духе лубков. И дымковской игрушки. Потому что это - невыгодно. Но потому, что русская культура - вошла в плоть и кровь его, как и русский язык.
        Более робкого, беззащитно-безответного человека - я себе не представлял. Алик - не лидер, и лидером никогда не был. Он - участник. Но зато участник, на которого можно положиться. Как на каменную.
        Сидели у Людмилы Кузнецовой, в январе 75-го. Ленинградцы, во главе с Жаркихом, привезли в Москву свои работы. Назвали дипов и коров, а помещение дала - Людмила, поклонница и меценатша. И началось сидение в Брестской крепости: менты окружили весь дом, иностранцев во внутрь не пропускали, и мегафонами уговаривали художников сдаться. Сдавались поодиночке - то папу Росса привезут, уговаривать сына, то шкап Есауленко марширует на Ленинградский вокзал в сопровождении ментни. Голодать - не голодали: доброхоты и бабы носили харчи и кидали в окошко, благо первый этаж. Но сдавались. На который-то день сидения - из первоначального десятка, не то дюжины - остались два человека: Жарких /капитан корабля, ему и положено - последним/ и тихий "кузнечик" Алик... Сдавались киты, бойцы и борцы, сдавались те, кто орали - а Алик тихо сидел ДО КОНЦА.
        Так, до конца - отсидел свой срок тихий еврей Илюша Бокштейн. Не шумя, не крича и не выступая. Сам капитан Толик Радыгин уважает его.
        Вот на этих-то кочегарах и матросах 2-го и 3-го класса - и плыл наш корабль. На участниках, а не лидерах только.
И участвовал Рапопорт в Газа, и в Невском, и на еврейской, участвовал в Москве и участвовал в Питере - об этом см. в его письмах.
        Сейчас - в Калифорнии. Один из немногих профессионалов, знающий искусство новое и древнерусское - он и здесь "сбоку-припеку": на кому нужно знать искусство иконы? Икона на Западе - это ТОВАР, но никак не искусство. Как, впрочем, и для Глазуновых в России...
        Еврей? Русский? Не пьет, не поёт, работает почасовиком в печатне, выставляется, где придется и, практически "за так" /за афишку-приглашение к выставке своей/ оформил афанасьевские сказки. Тот том, не вошедший в полное и тиснутый предположительно, Герценом - в Швейцарии в прошлом веке, впервые оформлен художником. Почему он и здесь. С "обратными иллюстрациями", моими. Русские сказки...