к содержанию

№19

Tuesday, October 12, 1999

Асенька, милая!
С одной стороны и писать рановато — только что послано некоторое ВСЕМ-ВСЕМ-ВСЕМ в 16 стр. от 23 сент — в аккурат вперехлёст вашей посылке с книжечкой
С другой стороны — “ибо времени мало // ибо времени стало в обрез” (ширалёй)

что ж, что до вас — порадовали
когда книжка похожа на автора — это хорошо (ежели автор человек хороший)
с дюмой и гашеком я и выпил бы с удовольствием, а вот с достоевским-набоковым — поостерёгся б, кафке сделал бы “козу”
автор и должен быть похож на своё произведение — что бы ни рисовал художник: натюрморт, голую бабу, пейзаж — он рисует — автопортрет
помню, в 62-м, два друга моих, мухинцы — рисовали с натуры обнажёнку; у сани юдина получилась она вся струящаяся, тонкая, почти бесплотная (саня погиб несколько лет спустя, трагически); у валеры иванова же — она была жопастая, мясистая, жёсткими линиями, приземлённая (валера стал членом, заходил годы спустя ко мне, пил)
а рисовали они — одну бабу, стандартную мухинскую натурщицу
но рисовали они — автопортрет

вот и у вас он — получился
от жёлтых одуванчиков еврейских — до немецких детей
дивное воспоминание о первой любви
да всю книжицу прочёл с удовольствием — свой стиль, своё лицо
перечислять, что понравилось, неможно: понравилось — всё
а бореньке тайгину она и не могла понравиться: слишком “авангардно” (в его понимании стиха), меня-то он просто терпит, по старой и непреходящей любви (но и то — вздрагивает)
и, вместо чтоб мою бесполую лырыку ещё тиражировать (упаси Боже — ещё ею и травить стюдентов!), тиражнули бы за мой счёт ещё себя
меня же — хватит, хватит и хватит
достойной книжицы я изобразить не могу (тщился и вроде слал вам подборку себя, раннего — 59/67?), а этой и 50 экз. — слишком много
при всей немалой благодарности — видеть не могу половины тех стихов
да, нет на меня кузьминского

внучка в виде флоры — с кабачками и редькой, гроздьями чеснока и букетом морковки — это впечатляет, вот бы — фотографа; впрочем — зачем?

спешу отписать, враз по получении-прочтении книжечки, всё остальное — в сентябрьском послании

у нас тут осень золотая, любуемся закатами с моста, весь сад засыпан жёлтыми листьями (но ещё деревья не голые)
пришли ещё 2 берёзки, почти полутораметровые саженцы — краснолиственная и простая betula alba (3 штуки), вчера-позавчера и посадил
но до белых стволиков — ещё годы и годы
а мышь завалили луковицами тюльпанов и прочего, часть посажу зимой в “оранжерее”
самая тёплая южна комната-веранда — всё ещё не застеклена, затянута рваным пластиком, ян отправился аж в коннектикут за старыми рамами (новые неподъёмны: по 200 долл. штука!), но не появляется второй день
веранда вскочит нам в полторы тыщи с походцем, а ещё надо наружную дверь и ворота гаража
все мне задолжали — миллионщик комаров, и кормилец нортон — а я сижу жду
но на скромную жизнь и насущные дела — хватает, сыты и в тепле
надо бы в кухне сделать для мыши — как это называется — конторку или вроде, от стены до стены, да стол бы общественный в зало рыцарское (да потолки наконец расписать, а то грязные и дырявые)
но у нас на втором этаже и конь не валялся ещё — рук нет (а свои — ни к чорту)
а я вместо — залез в интернет, обживаюсь-осваиваюсь, надоть бы собраться с силами и скинуть за зиму в него всю антологию — вот это было б дело
а то воруют все кому не лень — и никому не ведомо, откуда

вот, асенька, повторяю по пунктам:

1.  книжечка ваша ОЧЕНЬ понравилась (и стихи мне), буду перечитывать

2.  мою же книжечку — остановить тиражом, пусть будет раритетом (и ни в коем случае не травить ею ни в чём не повинных стюдентов)

3.  дочки-внучки живы-здоровы — и ладно

4.  четвёртого не дано

сейчас закруглюсь, пусть мышь от руки чего допишет, а вам ещё читать предшествующее послание

остаюсь весь ваш, с нежностью и благодарностями, льву овсеевичу поклон, равно и остальным всем-всем-всем
ваш ККК

 

№20

Friday, November 12, 1999

Ах, асенька...
(“Ах, Осенька, очей очарованье,
В багрец и золото одетая лиса...” —
Как писано было Тонико Козловой, автором трёх портретов Иосифа, подругой его, моей и Лимонова...)

Не забываю я, просто — устаю уже, хотя отнюдь и не “болею” (это мышь “болезнью” отговаривается по телефону от всяких ненужных или неизвестных лиц).
Вот ведь — с месяц уже не могу на писмо ваше ответить, со сборничком “Следы” и всякими предложениями...
Сборничек — как стихи — мне меньше по сердцу, чем ваша же проза, вспоминающая. Хотя всё равно — и по сердцу.
Робок он, а я люблю нахальное. За это всегда и дразнил Сашу Кушнера (хотя он, по печатным делам, в последнее время — обнаглел. Что было ранее ему не свойственно.)
Прозрачность нравилась мне только в ранней лирике Ирэны Сергеевой, в 61-м. А так уж — или герметизм мадам Ахматовой, или клекочущая страстность Марины... Или уж — совсем — бестелесность Ксюши Некрасовой...
Вот и договорился. Ну что я могу сказать, Асенька? Я ж не критик, я просто потребитель. Осталось — от книжицы — ощущение чего-то доброго, робкого, мягкого, со скрытым трагизмом, ощущение очаровательной беспомощности и силы...
Силы сопротивляться, я бы сказал — силы сельской библиотекарши, с зарплатой в 30 рваных, перебирающей пыльные книжки в нетопленном клубе...
Вот такое ощущение.
А пристёбываться к стихам и строчкам — это было моё занятие с 20-ти до 30-ти (или и 40-ка аж?).
Главное — что она НЕ МЕШАЕТ.
Иным и многим присылающим — хотел бы вернуть книжицы с краткой рецензией: “Посади дерево”. То, что срубили, чтоб издать.
Вашу же — сохраню. Чтоб когда к ней вернуться.

А к своим я бы возвращаться не хотел. Пришло ещё полдюжины правленых — а мне 50% стихов не в кайф и не в жилу, но даже не в стыд. Так, зело прохладственно.
Потому и заклинаю я вас, “со помощники” — не надо даже разрешённого тиража в 99 экз. (не требующего регистрации). Что сделано — того и хватит.
Обложку мышь рвётся делать, но до нью-йорка далеко, а в доме вся техника неисправная или не подключённая... Жду вот сегодня Димочку-рыболова (друга поэта Пушкина) с новыми компуторами-сканнерами, чтоб заняться серьёзным делом по зиме: перегонять антологию на компутор, а оттуда — в интернет. Всё одно евтухи и сапгиры (кулаков с ахметьевым) воруют, без ссылок — так пустить её в общее пользование...
А сидеть, ковыряться, считывая 5 тысяч страниц и несколько сот фот — опять-таки, мне. Девочка-машинистка не приедет, все девочки ужасно заняты в ню-иорке, ко мне приезжают только попариться в баньке, покурить травки или нажраться грибов-таблеток, да ещё водяры. Оттянуться, словом. (Но при этом не дают — из уважения к Мыши?)
И в Техасе тогда — каждая страница мною набрана, мышью клеена, все 5 тысяч их.

А сплю паршиво, не высыпаюсь, да народ и здесь достаёт: за месяц с визитами перебывало — 2 энтузиаста из Рочестера, пятеро детишек-и-девчат, Дима с японкой, Паша-фотограф с Шевчуком и трубачом Кириченко, Митя Шагин с ещё одним “митьком”, не считая полудюжины соседей.
На Юру Шевчука припёрлись шестеро соседей, а он хотел мне попеть, о стихах поговорить, пришлось — на публику. И, естественно, банька ритуальная. Полный бассейн сирен (молодняк когда), или бородатых мужиков (я с небритым Шевчуком, отснялись).
А вообще, дневника мы не ведём, но не меньше двадцати гостей в месяц.
Уехал, называется.
А мышь ещё по огороду хлопочет, дом за всеми убирает, харч на всех готовит. Тож устаёт.

Земля у нас ни к чорту, культурный слой в ладошку, а ниже — шлак от жел.дороги, приходится удобрять, покупать, наращивать.
Да веранду верхнюю тут застеклили, южную, разведу там оранжерею. Надо ещё дверь наружную новую (дует аж жуть), да ворота гаража, да навес над задней верандой — чеху Бродскому работы до фига...
Да обогреватель наверху поставить — гость мёрзнет, ночуя.
А до развески картин руки никак не дойдут.
Лежу в компуторе, привёл в порядок ещё одну книжицу — “Язык Солженицына”, брошюру-памфлет, тиснутую ксероксом в 91-м, выросла уже в 50 стр.
Да написал полдюжины страниц о Довлатове — Аля, его последняя любовь, принесла его рисуночки, а я ей тогда писал пакистные поемки — надо объединить. Обратно же брошюрка размером в мою “На Галерной” — благо, набор был 10 лет назад готов...
И, думаю, не послать ли её издаваться в Индию — там это копейки...
Но надо ещё прослушать час серёжкиных посланий Але на автоответчике — может, и там чего... (Грустно, впрочем, слушать его голос...)
Да бесконечная работа над уже “готовыми” главными книгами, о коих вам писал... всё чего добавляется...
Но главное — бесконечные поиски материалов, в этих горах книг, фот и рукописей...
Довлатову хорошо было — он в доме, кроме себя, Бродского и Фолкнера — никого не держал. А у меня — под тысячу жильцов. Не считая себя.
У Ахматовой — вообще на полке стояло с полдюжины книг (так же и у Саши Соколова, хронически бездомного).
А я, на свою голову, оброс. И всё мало.
В библиотеку-фильмотеку мою — все соседи ходют, не успеешь книгу прочесть — уже требуют на вынос.
Сейчас вот Шнурову “Голубое сало” потребовалось, две недели зудит. Некрасову — Бушков, Беломлинским — вечно фильмики. Юлик-Вася тоже хорош: мне вот сраного Бунина (своего кумира), “Тёмные аллеи” никак не принесёт — забывает.
А я, если и не люблю кого больше Ахматовой — так это Бунина.

Буданцева зато вот тут прочёл, “Мятеж” (он же “Командарм”), с 60-х искал — тиснули в серии “советский остросюжетный детектив”, вместе с Павлом Нилиным (не перечитывать же и его, когда со стихами сына знаком, а внучка у меня в приёмных ходила...)
Жаль. Надо было Буданцева раньше прочесть, да ещё б — первоиздания “Брусков” Панфёрова, да “Цемент” Гладкова... только где ж их сейчас (и тут) достанешь... Первое и второе издание “Молодой гвардии” (с пытками, на которых вырос Чикатило)...
Носются с этим попсой комиком Задорновым (которого я путаю со Жванецким), а батюшка его — “Амур-батюшка” написал... Тоже нет. А целые поэмищи у меня по нему написаны...

В общем, Асенька, уже и вечер, и зима почти на носу — сёдни вода в кадке помёрзла, и щиток к пулемёту надо прикупать, и каталога, где видел бруснику, не найти, матерюсь — засадил бы весь двор брусникой...
Через полчаса (полночь) уже и гость попрёт, суши мне привезёт (японцев что-то в округе не замечается), на пару-тройку часов оторвусь от писма к вам...
Да надо бы ещё тут подписаться на гусинское телевидение — 2 канала, но для этого надо звонить и отказываться от половины американских: всё равно 90% фуфла кажут — а деньги, при этом, дерут. Ваши СМИ посмотреть не по интернациональному, канадскому. А беженцев уже под 200 тысяч...

... И всё равно, всегда — что-нибудь не так. “Туман” был написан 13 октября 1959 (чуть ли не единственная дата, которую помню), а окончательный вариант, с переделанной последней строфой  — действительно, в 61-м. (В апреле случился рецидив любви к И.Х. — см. стихи о Гагарине).
Где-то записывал какие-то пометки к книжечке, но разве — НЕ ПЕРЕДЕЛЫВАЯ — вкладышем в зад? А то опять Кириллычу перенабирать — бред...
Разве прямо, ксероксом — ща и наберу, в размер чтоб (в 2 колонки) “уточнения”:

ОТ АВТОРА, привложение от 7 ноября 1999:

Автор чудовищно стыдится текстов, сохранённых старательно и доброжелательно, и бескорыстно-подвижнически Боренькой Тайгиным, возникших из небытия чуть не 40 лет спустя.
Автору уже не 20, а все 60, что накладывает. (Как наклал бы и я, нынешний, юному поэту, явись он ко мне с такой продукцией).
Тем не менее, именно я, а не юный поэт — написал всё “это” (точнее, когда я был юным).

Уточняемые неточности:
Первая книга Бродского, над коей потщились мы с Г.Л.Ковалёвым и Боренькой Тайгиным в 62-м, вышла вовсе в 1965-м (когда Бродского уже чуть ли не выпустили — справляйтесь в биографии лауреата), притом, изрядно перевранная малограмотными западными профессорами (см. в Ант., том 2Б, “Право первой ночи”).

Английскую школу я закончил не “с отличием”, а с двойкой по физике в четверти: гад-физик Пётр Никитич и по сю мне снится; да и троечек было — по истории и по математике (в отличие от А.И.Солженицына!).

“Туман” был — да, закончен — под полночь 3 мая 1961 (изменённая последняя строфа), но написан он был изначально — 13 октября 1959, в Плешивом скверике у Калинкина моста, напротив окон Ирины Харкевич (см. более позднее фото меня там же, приводится в антологии Топорова). И это чуть ли не единственная дата (вычетом дня рождения), которую я помню. (Так что тройку по истории у Лидии Сергеевны Урусовой — я имел вполне справедливо).

При всём моём уважении к читателям, поклонникам и почитателям — решительно отказываюсь от стихов на стр.: 6-7, 12-13, 19 (которое очень нравилось моей матушке), 24-25, 29, 39, 40-41, 42-43, 49, 50, 60-61, 62, 66-67, 68-69, 70-71, 72-73, 80-81, 84-86, но если они кому-то нравятся — можно их выдрать (или заклеить), переписав предварительно в тетрадку.
Остальные стихи возражения у меня не вызывают, но и восторгов — тоже, за весьма немногими исключениями.

Константин К. Кузьминский,
хутор Нижняя Юбочка
на Бобровом ручье
деревни Божедомки
Куринохуйского* уезда
Делавэрской губернии
в Новом Свете

13 ноября 1999

* что, как и всё остальное,
является буквальным переводом
с туземного (американского диалекта
английского языка): “Hancock”

... вот такое вот “привложение” надежало бы, откопировав, вставить в заду во все имеющиеся (доступные) книжечки.
И тогда моя душенька будет спокойна.
Впрочем, спокойна она и сейчас, это я выражаюсь — метафорически.

Письма вам писать, Асенька, одно удовольствие (когда они не касаются дел ранне-поетических, в кои вы меня втравили...)
По логике, начав “Туманом”, надлежало бы закончить более поздним, суммирующим:

ПОСТСКРИПТУМ В 40 ЛЕТ

* * *

плавают в море в одиночку челны
в каждом человек и берега не видны
иногда встречаются два челнока
и из челнока к челноку протягивается рука
в море летейском посреди снов
плавают флотилии человеческих челнов
море черно и эмпиреи черны
плавают меж них в одиночку челны
иногда доносится крик с челнока
иногда вздымается в воздух рука
чёрные стихии и чермные челны
которые в одиночестве друг другу чужды
нужды и жажды поровну на всех
иногда раздастся одинокий смех
иногда раздастся одинокий всплеск
и во мгле невидим нестерпимый блеск
в море летейском посреди бездн
не раздастся чудная челноков песнь
страх мрак и ужас на всех един
и во сне страха человек один
в челноке века по волнам сна
лодка человека и одному тесна
там на расстоянии вытянутой руки
мечутся меж небом и землёй челноки
иные вздымаются выше всех
и тогда зависти звучит во тьме смех
выше пирамид на ладонь руки
в море опускаются немые челноки
песнь челноков человеку не слышна
в летейском море непокоя и сна

[1982]

 

[В антологии Кузьминского/Ковалёва, том 3А, «харьковско-новосибирский», текст приводится факсимильно, по публикации в филадельфийском альманахе «Встречи», с незамеченными самим автором «текстоискажающими» опечатками. В повторяющемся слове «раздаcтся» вместо первой летеры «с» — дважды /или трижды?/ напечатана летера «е». Отчего меняется смысл и размер. Автор недосмотрел. А и ... )

 

вот такие вот ещё “привложения” намечаются...
вместо этого дурацкого “Права”.
... А не возражал я — не по принципу “а не всё ли равно?”, а за полной неспособностью отобрать сам себя. И лишь увидев всё это раннее говно в печатно-переплетённой форме — понял, и устыдился.
Потому, отбирая “сам себя” — я, действительно начав “Туманом”, заканчиваю “Сороковинами” — своего рода плачем по юности: ведь Наташа Князева лет с 14-ти была моей недосягаемой любовью, превратилась же — в 60-летнюю старушку, злобно и с упоением перечисляющую, кто и когда из наших одногодков-кружковцев помре — бррр!
Когда она, найдя меня через моего печатника Ромку Левина по интернету, написала, что свободна и независима (попробовав единожды, быстролётно, брак), — я чуть не пригласил её во вторые жёны, пару месяцев бредил памятью. Но последовало второе писмо, с нескончаемыми покойниками и поездками во Францию, жалобами на брата-алкаша — и я увял. И озверел.
Были, были уже у меня подобные опыты — с “Нота Бене”, явившейся наконец терять невинность — 13 лет спустя, после двух мужей, детей и некоторого количества абортов, и “веснянка” Олеся-Лесли, не отдавшись в 62-м — поселилась у меня в 90-м, будучи уже бабушкой (а тогда ей было 16)...
И это ещё не говоря за беспомощную технику большинства этой ранней лирики — даже в лучших её образцах: “почему слово нежность...” — ну откуда там вылезла “замусоленная внешность” и прочая поебень?...
А поправить уже не можно.
“Голубую и бронзовую” — я, не вспомнив до конца, просто продолжил 40 лет спустя... Получился — мрак. А и вспоминать не хочу: уж больно там всё было неуклюже...

Вот потому (а не из неблагодарности!) я и столь хладен к книжице.
Воистину, Екклезиастом: “Многия знания умножают скорбя...”
Шевчук тоже, чувствую, растерян — со своей проповедью добра в этом далеко не добром (попросту — равнодушном) мире. И говорю я с ним — только о технике стиха. Благо он на двадцатник помоложе, и пишет не стихи, а песни. Хотя сейчас начал и стихи.
Чтой-то мои гости поизадержались... Езда, правда, тут бывает тяжкая — особенно по уикэндам (а как ещё назвать преддверие выходных? Исаича, нешто, спросить?) Хорошо мышь меня загодя покормила сардельками с пюре.

И что мне написать на присланных?

“Имя Пушкинского дома
в Академии наук —
звук приятный и знакомый,
не пустой для сердца звук!” —

которое я всегда привожу примером графомании классика?
Ещё и институциям — у меня нет сил (здоровья) надписывать — увольте, Асенька...
Пусть уж будут без инскрипции. Тогда и я как бы не отвечаю.
Покамест подарил я 2: миллионщику (бывшему) Феликсу Комарову (который заведомо не прочтёт — хотя — всю дорогу ко мне читал в машине вслух “Пиранью” и “Башню”, по словам пассажиров) и Юре Шевчуку — надо же учить младое поколение — как не надо писать.
Ну, девушка может какая по ошибке отдастся — остальные берегу для них.

А и о “Пулемётных лентах”, Бурлюке, вышедших там — нигде не было ни слова. Но боюсь, что об этой — не промолчат...
А что мне похвалы тому, что я делал треть-половину века назад? И что я сам, теперь уже — хулю?

И чего это моя дщерь расписывается на книжице К.Р. вам — “Юлия Кузьминская”? вроде, у неё другая фамилия, не знаю. Андреева-Казимирова-Рейман-Королева или как там?...
Словом — “разве мама любила такого,
бледно-жёлтого, полуседого
И всеведущего, как змея”? –
Вот кого единственного из классицистов люблю. Да и то — закордонного уже. Лет с 18-ти. Когда одноногий почвовед Юрка Лаппо-Данилевский притаскивал (или — по памяти?) его и Николая Макарыча Олейникова на биофак. Мать у него была актрисой Акимова — весь дом в его портретах... (Что обнаружилось 20 лет спустя, на домашних у него чтениях...)

А стихи мне здесь читать уже 25 лет, как некому. Я и не читаю. Я их пишу. Но даже мыши уже свеженаписанное не показываю (в Техасе ещё случалось). Так, потом ей даю для вычитки. Опечаток у меня мало, но есть.
Я уже 25 лет тут пишу в стол. А до того — там, 15.
Так что мне, Асенька, Пушкинский дом или там Публичка?... С детской книжечкой...

Кстати, и у Шевчука любимый герой — Портос. “А я дерусь — потому что дерусь.”
Вот так же и я. Пишу.
“Если можете не писать — не пишите”, — говаривал Лев Николаич Толстой и напахал 100 томов сочинений...
Я тут объяснял, в двухминутном телеинтервью (на русском, местном), что искусство — это не профессия, а состояние.
Даже когда не платят.
Хотя всем очень бы хотелось, чтоб платили — начиная с Пушкина...

И книжечки с начала 60-х Боренька делал не потому, что платили, а — так. Потому что не мог.
Потому и требовал я вынести имя его — на титло. Я своё всегда выношу, редакторское. И сколько уже навыносил...

Отдал сейчас все 5 главных книг моих Шевчуку на прочит, на дискетках. Он и Мите Шагину распечатает. Вот уже 2 читателя...
А вообще-то — читатели НЕ НУЖНЫ. Мне уже, во всяком случае...
Приятно, конечно, что кому-то в кайф. Но главной проблемы это никак не решает.
Потому и думаю я всё скинуть в интернет — и антологию, и своё.
Но для этого нужно — ох, как поработать!
Мне б вот девушку какую — в обучение — из Совка... Обеспечены: стол, квартира, сигареты, койка, а транспорт — ежели у ей есть права.
Но где ж такую девушку найдёшь? Объявление нешто дать? “Ищу отечественную секретаршу с проживанием. Английский не требуется”. И контрабандой ввезти её в Америку...
Мышь уже замучилась до посинения: огород, собака, уборка, жратва, стирка — а когда архивы разбирать?...
Беда в том, что 2 (или 3) бабы в доме — это гражданская война. К мужикам же я, как-то (в отличие от Гены Трифонова), равнодушен. Только на столярные-плотницкие работы если. Так и так вечно кто-то трудится. (Хорошо хоть, нынче — без проживания: сосед!).

Не могу я, Асенька, больше никому писать — всех помню, всем благодарен — но вот тут мышь нашла некрасовский портрет Олежки Григорьева, с год как скопированный — Благодатову бы передать... (Писмо ему, неотправленное, вроде, за безадресностью — или это я Бахтину не отписал? — на моих компуторах не найдёшь...) Передайте просто, что помню и благодарен. За Олежку, обоим. (Дивный, кстати, материал Флореныча и Ольги об Олежке — в антологии “митьков”, только что вышла, с пердисловием вездессущего Битова — и толковым!)
Второй тусовщик — Вознесенский, на выставке “митьков” разродился экспромтом, по просьбе: “МИТЬКИ — ИНТИМ” — это он, блин, перевертень хотел изобразить...
А Шевчук, помимо меня, тусовался у гнойно-гнидного Соломоши Волкова — ну, тот хоть в музыке чего-то понимает (в поэзии же — полный гондон)...
И даже моя любимая Бэллочка — Митя рассказывал: в кабаке актёрском выносят в жопу пьяного Гарика Сукачова из лифта, а навстречу в лифт несут в том же состоянии — Ахмадулину. Игорь-Гарик поднимает пьяные очи: “... Анна Ахматова!...” (Занавес)
Теперь куда ни плюнь — если не в этих двух тусовщиков (Вознесенского-Битова. Или даже “битого” — по Довлатову!), так в Бэлочку попадёшь...
Общнулись тут с ней пару раз — в 88-м и 90-м, так — зрительно-телесно: говорить нам с ней было не о чем. Прочёл ей её раннее, “Я думала, что ты мой враг...” — едва опознала. “А о чём говорить?” — бессмертным Колей Рубцовым... Поздновастенько встретились.
Лимонов очень меня просил не опубликовывать, из его письма: “Был у Натали Саротт. От старушки явно припахивало мочой. Вывод: не ходить к кумирам своей юности.” (А сам, зараза, в деталях описал, как трахнул престарелую “Соломинку”, любовь мандельштамовскую...)
Вывод: не до лирики, Ася. А как раз — до грибов.
Хотел вот тут заказать коробку с культурой, чтоб выращивать — слава богу, передумал. А то и в хлебопечке: французская булка-кирпичик получается загляденье, а вчера попробовал ржаной — комом. Нет ли у вас знающего рецепта, как печь простой аржаной деревенский кислый чёрный хлебушок?  Ещё в Техасе ученика Дара, Лёшу Любегина, просил — из деревни ж — отделался хиханьками...
Загодя: дрожжи сухие есть, мука ржаная тоже, закваску можно изготовить, но что ещё? Даже в американском справочнике — говорят: добавить воду от картошки. Добавим. Но он у меня и в Техасе не всходил, гад! А уж там температура была повыше.
Трубач Аркаша в понедельник приедет, обещался у мамы-пекаря спросить — так ведь забудет. (Впрочем, и мама далеко — в Москве...)
И мука правильного помола — на камне, грубая. Но добавлять ли туда пшеничную (овсяную? ячменную? чечевичную?)...

А вы — за стихи, полвека назад писанные...
Да не книжкой я недоволен, а — собой: надо ж было такое говно писать...
Теперь вот умею — а лирики, почему-то, не получается... Сплошная Натали Саротт...

Всё, закругляюсь, Асенька. Скоро 2, а гостей — нет, как нет. А я уже суши хочу. Мне его привозят и с кальмарами, и даже с икрой морских ежей (Арисака потщилась, прошлый раз). Поскольку запомнить её японское имя не можно, окрестил её в честь винтовки японской, подаренной мне нью-йоркским “митьком”, Илюхой Шевеленко.

Тихiя сельскiя радости...
Вчерась весь день валялся на диване во дворике — теплынь, даже мыши чего-то помог. Сегодня — в доме, безвылазно.
А предстоит ещё — зимовать... Зима у нас долгая: до конца апреля. Но в апреле нужно уже копать, в мае сажать. (Где же всё-таки каталог с кустами брусники? Самая редкая тут ягода: только в интернациональном “Балдуччи” продают варенье — долларов 5 маленькая баночка, экспорт из Швеции). Клюкву-то тут собирают просто комбайном: затопляют посадки, она и всплывает. Гребут. Черники — безвкусной — тоже навалом: культурная. Малины дикой в этом году не было. Ну, варим казённую клюкву с яблоками. (Яблок на старой яблоне у церкви — до января!) До своих-то посадок я вряд доживу. Сморода такая хилая — что и не подрезай. Крыжовник тож. А малина, вроде, и не принялась... За абрикосы-вишни — что и говорить...
От курева харкаюсь — не прохаркаться, как старик Дар. Куда уж мне тут уж секретаршу...
Ребятки принесли фото-коллажик: я в баньке с сиренами. На переднем плане — пузо, а на заднем — голенькие Юнька и Янька, обе размером с оное. (Юнька, при этом, на год во Вьетнам свалила, а Янька — к вам.)

Надо хоть новости глянуть...
Перервусь.

2.15 ночи
кажется, приехали...

всё...
4 часа утра, гостей накормили пельменями, сами поели суши — и с кальмаром, и с копчёным угрём, и с икрой, и с, и с, и с...
димочка привёз новый компутор, огромный экран (плохо вижу), завтра порыбалят и будут собирать технику.
Да ещё свозят мышь в город (8 миль пешком не протопаешь), за продуктами и в банк
мышь сейчас прогуляет манюку, и спать
а я, наверное, буду ещё колбаситься — с компутором ли, или фильмики стоющие искать, или чтиво какое дурацкое — дюдюктивы влодавца читать (перечитывать)

да, не забыть вставить в книгу о солженицыне — бон-моты бахчаняна:
“всеми правдами и неправдами жить не по лжи”
и заготовленный некролог:
“телёнок дал дуба” (последнее несколько рановато в эпиграф, пустим — постскриптумом)
вставил. 5 минут заняло, в чём несомненное преимущество компутора
но писмо придётся отправлять в понедельник — надо ещё картинку найти, “привложение” распечатать, то да сё и всякое такое

спокойной ночи вам...

Monday, November 29, 1999

3:50:10 AM

... так оно чуть и не попало опять, в число “неотправленных”.
Устыдился своей блекоты-хулы на вашу-мою книжицу.
Да делайте вы с ней, что хотите — только меня не спрашивайте! Я себя стыжусь.
Ежели уж дополнительное, “для стюдентов” (Хто есть внутренние враги Государства? — Жиди и стюденты. — классикой), то хоть вынести на титло:
“Редактор-составитель Борис Тайгин”,
что будет куда как более справедливо. (И — “Инспиратор — Ася Майзель”, что тоже).  
А уж протчие мои “пожелания-привложения” (и постскриптум “Челны”) — на ваше с Боренькой усмотрение.

... Днями влетела птичка в дом. Еле поймал. Долгоносенькая синичка-ореховка. Мышь говорит: “К покойнику в этом доме”. Стали считать — кто из нас троих?
А за день — позвонила Жека: сороковины по Гришеньке-слепому. Гришка и прилетал, его душенька, пообщнуться. Долгоносенькая, в него. Кричала, возражала, но не клевалась. Хотя носок востёр.
Борьке не знаю, как и писать. А тут ещё я, с блекотанием на себя же.

продолжение от November 29, 1999:
<письмо>... и ещё одно писмо от зайцева днями, в ответ на черновую опись писем-рукописей-книг-видео-фот и прочего — с обещаниями “вечного хранения” (но не денег), контроля над доступом (а если я потребую, чтоб только — бездипломным и не-членам?), но пару-тройку главных вопросов не отвечено.
Однако ж, выбора нет. Здесь это никому ни на хуй. Там — может, доберутся когда.
Начнём переговоры.
Мне б девочку, для описи...
Может, затребовать у зайцева фотки сотрудниц, кого он может в творческую-научную командировку послать? А то пришлют бабулю, за которой придётся горшки выносить...
Шутю, хотя дело серьёзное.
Нам с мышью вдвоём не справиться. Дочки-внучки — существуют только по слухам. (Да и сомневаюсь, знают ли грамоте ль?)
Ладно, пока зацитирую зайцеву неотвеченные им вопросы из первого писма, и отвечу “принципиальным согласием”.
В писме позапозавчерашнем он ссылается на Эткинда, сдавшего архив и “дополняющего”, а позавчера Беломлинские привезли похоронку на Ефим Григорьича и на киношника Арона Каневского (с которым, дружа с сыном, так и не пересёкся — а он был другом третьего подельника ахматовой-зощенко, александром хазиным, умалчиваемым всеми).
Вопрос: попросите кого из публичных девушек копирнуть мне стенограмму доклада Жданова о журналах “Звезда” и “Ленинград”, очень нужно... Там он как раз Хазина цитирует обширно.
И ещё вопрос: не вас, так вы попросите кого помоложе — найти мне 2 относительно недавно вышедшие книжки: Леонид Влодавец, “Атлантическая премьера” и “Московский бенефис”, у меня только третья, “Гастроль без антракта”, М., ЭКСМО, 1995.
Для меня это чтиво подобное наркотику, кайфую. А тут их достать никак.
И Колю забыл попросить...
Хотя бы — звякните Жеке, кузинке, может — племяшка на книжный рынок сходит?
На брайтоне я и сам бы расстарался — все книжники-лотошники меня знали, доставали и оставляли, а теперь я далеко.
И очки потому же не могу новые справить, и зуб шатающийся выдрать — раскачиваю пальцами, чтоб потом — плоскогубцами, до зубного и глазного здесь час-другой езды, да ещё запишись к ним в очередь... Жду, когда сам вывалится.
А вот книжицы помянутые — можно только у вас. И Жданова.

Всё. 4.40 утра, надо б и вздремнуть, поэтому закругляюсь.
А за сборничек мой — не огорчайтесь, что я грымжу: мне ж всё же не 19, а 59. И себя я, раннего — по нынешним меркам сужу. Хотя 2/3 — ничего, не стыдно. Стихи. Но — не Бродский, не Ерёмин, не Уфлянд, и не не не. Так, вроде раннего Кривулина. Даже далеко не Кушнер.
А вы мне — стюденты... Пусть Асадова читают! Или ахматову.

Всё. Обнимаю, желаю, всегда и благодарный ваш — ККК

 

№21         Константин Кузьминский. Lordville, 2002. Фото Анатолия Михайлова.

 

Lordville. Резиденция ККК.

 

№22

дек-янв 99-00

вот так, асенька... с новым, наступающим!
сегодня получил оба конверта от вас, со статьёй об олежке (имелась, промолчал — за мягкотелостью оценок гурвича-яснова/семейки-плаксиных...) и — писмами, писмами...
за которые особливое спасибо.
вы говорите — почему вам? а кому ещё? вот, бореньке ещё регулярно пишу, алику гиневскому...
а великим... страшны письма олега охапкина, страшно и отвечать на них. низвержение с вершин (даже если вершины эти вымышлены и условны), стоны по прошлому, по относительному (даже подпольному) успеху, по несвершённости собственной, благополучию (совкому, совписовскому) необретённому —
так александр агеев уел живьём неистребимого критика топорова:

« — но коллеги по совку (и совпису) ещё куда как худшего мнения о Топорове:
«... Никогда не забуду сцену на одном из первых заседаний Академии русской современной словесности (АРС’С). ... Виктору Топорову, который голосование прошел без всяких проблем, никто решительно звонить не хотел. То есть Топоров как совокупность текстов был нам интересен, Топоров как личность — неприятен...
Книгу Топорова ... он /Андрей Василевский/ откомментировал так: «С указателем имен! Куплена в складчину, поскольку прочитать ее хотели все (коллеги), а купить — никто».
«Этот человек болезненно мнителен, мнительно тщеславен и тщеславно одинок. Людей он за редчайшими (да и то временными, так сказать, скоропортящимися) исключениями ненавидит».
Это не о книге Топорова пишет кто-то умный и проницательный. Это умный и проницательный Топоров пишет о «Дневнике» Юрия Нагибина...
В «Признаниях скандалиста» сам он (свободный, презирающий конформизм любого типа Топоров) совершенно зациклен на проблеме своего вступления в Союз писателей, о качестве и назначении которого имеет самое недвусмысленное мнение. ... Автор постоянно к ней возвращается, и даже в приложенных иллюстрациях как счастливый итог многолетней борьбы — красуется фотография развернутого членского билета с подписью Юрия Верченко. ...
Словом, смешные заботы Нагибина о какой-нибудь очередной поездке в экзотическую Мексику выглядят все-таки блажью барина, которому захотелось зимой клубники, на фоне чего старания Топорова о членстве в СП смотрятся лакейскими хлопотами о прибавке к жалованью трех рублей. ...
И все-таки, разумеется, мелкий пакостник и зануда Топоров — в действительности существо трепетное и ранимое, белое и пушистое, и ему очень хочется, чтобы мы его полюбили.
Грустно все это, господа.»
(Александр Агеев, «Дано, но недодано /Виктор Топоров написал прошение о любви/», «Общая газета», №38(320), 23-29 сентября 1999, стр. 10)
— цитатой из моего многоцитатника про критика витю...
а ведь это и вылезает в его «поздних петербуржцах»: вычетом нескольких собутыльников и младого графомана иконникова-галицкого — он никого не знает, никем и не интересовался.
только собой, любимым.

вот это — любовь — к васе ли филиппову, ловчановскому, мне (веничке, несчастному и грандиозному а.грину, дару...) — и определяет.
а не «сделанность». ленка шварц — монстрик, и — равнодушна. ко всем, кроме себя. равнодушие — и вызывает пассаж, подобный агеевскому, выше.
«никто не хотел звонить топорову...»
охапкин — как писал в 80-м о «слабосильных псковичах» (см. в ант., «майя», включая трагически погибшего женю шешолина, которого у меня тут набирал его друг, отец диакон игорь — годы, десятилетия спустя, а сейчас читаю — в «сумерках» полуподпольных, ваших), так и сейчас, 20 лет спустя, олег не находит никого «интересного». (ни «кальпидиевцев» из перми, ни саратовских «лейбгардовцев», ни ставропольского юного хулиганья — они ж не шлют ему признания в любви, не приглашают свадебным генералом в альманахи...)
не шлют они и мне — я сам их разыскиваю, через бессчётных друзей и учеников.
любовь и интерес. то, что определяло дара. даже гена трифонов унаследовал частичку его... но не олег.
и не ширушка.
а вы говорите — почему «не они» пропагандировали антологию? да ещё в 74-м, в черновом машинописном варианте, — из 14-ти поэтов (младых),  — 13 перелистали свои подборки (и глянули, кто перед, а кто — после), один олег тогда за ночь — прочёл всех, и высказался (комплиманом) мне...
из «стариков» (тех же 14-ти) — один женя рейн, отписав мне уже в америку, на толстовскую ферму.
остальные читали себя, великих.
перечтите «белые ночи» в томе 5Б — как получился легендарный кадр со мной и эрлем (сразивший м.кулакова — тож в каком-то томе, писмом), а ведь это было празднование «живого зеркала» сюзанны масси, с полудюжиной поэтов, будущей «элитой» (см. 5Б). куприянов, охапкин, ширали, чейгин, эрль (кто там ещё был — не упомню. кривулина — не было). нажрались на халяву, нахулиганили, и я их всех разогнал. шёл по мойке с одним эрлем... и напоролся на своих фотографов. 
но и по сю — мне приходится объясняться, что не я примазался к 4-м «звёздам» (сосноре, глебу, кушнеру, иосифу), а я — предложил сюзанне, вместо «авторского» — антологию, в 67-м... 
не понимают, и НЕ желают понимать — судят по себе...

а вы удивляетесь... «почему?»
«многия знания умножают скорбя», екклезиастом...
и я уже не скорблю, я смеюсь.
«я тоже делаю карьеру, тем, что не делаю её» — кокетничал-лгал проститут евтушенко.
а вот я-таки — да. колебал я эти дела карьерные.
профессором я не стал (не похотелось), миллионером тоже (лень, и хлопотно), но ведь выжил же (и неплохо!), и даже с голоду никак не помираю, напротив.

более чем напротив. и — не хотят платить — отвечаю: берите даром. весь мой архив и прочее (написал тут согласие дир.публички, зайцеву — о коем просил вас... кто такоф?)
внучкам-дочкам он нескоро ещё потребуется (когда будут платить за публикации, как семейке пунина, скажем).
вышли тут, наконец, дневники н.н.пунина (по-аглицки), с посвящением мне и семейству его (которое потщилось только кое-какие абзацы подредактировать, вычистить и изъять, да, правда, фоток подкинуло), и 2 стр. в предисловии проф. сиднея монаса — про меня, великого...
солидное академические издание, с ляпами на уровне 4-го класса, малограмотной переводчицей-аспиранткой, ну, для «тут» — сойдёт...

... за неделю — прочёл местами и пунина (на мове), и монумент в 1000 стр. «бурлюка» калоушинского, и «анна ахматова в записях дувакина» (очень рекомендую!), и ещё с полдюжины книжиц — потому писать как-то не хочется, да и некому (последний объект пропал с год назад), так что не до стихов и прочего.

начал было сканировать антологию (друзья обеспечили техникой), сделал за пару недель 150 стр. 1-го тома — и полетела нелегально поставленная программа...
единственная польза — понял, что мне пока ещё по силам работёнка эта: за 20 и более стр. в день, включая вычитку-правку...
и вот, в сороковины гришки-слепого — в аккурат и сканировал-правил моё о нём, в томе 1-м...
сверх этого — пришло интервью пудовкиной с ним (в «пчеле» и брошюрой), да плёнка-писмо его нашлась, затерявшаяся с пару лет назад... есть ещё и старая боренькина «стенограмма» гришки об антологии — но это в ящиках, ужо...
боре не могу об этом и писать...

книга глеба «окаянная головушка» сделана (по моим намёткам и боренькиным 40-ка и более правкам) из рук вон плохо, типичная нынешняя совковая самодеятельность, теперь они готовят «собрание», но говорить с ними, и паче слать материалы — увольте...
поэтому только — боюсь за вас и за васину новую книжку — опять будет соболевская лирика и полный разброд. не говоря, что к нему (и особенно!) — нужны биография и примечания, примечания... даты... имянник, круг, круги пересечения —откуда он взялся, такой?...

... не альфонсов ли, вами поминаемый (почивший?) делал антологию русского футуризма, недавнюю? фамилия редкая, но если он — то сделана плохо.
не то чтоб я стал чрезмерно требователен — но на фига тогда ж и свобода, ежели пользоваться ею не умеют?
во всех почти новых издательствах — пошла дамская самодеятельность (примеров было — на статью газетную, да перестал писать).
девочки-читательницы — стали «редакторами». а это, пардон, не призвание, а профессия.
лучше уж с чечулиной-кузьмичёвым дело иметь... тем более, что и они «перестроились». (в ногу со временем).
ведь читаю я литературу «сверху донизу» — от дюдюктивов до сугубой академии, и «книжное обозрение» мне привозят, не говоря за прочие книги-журналы-газетки — есть по чему судить.

и упаси вас Господи — предлагать что-то моё в «звезду-неву»! — там сидит такая хорошо мне известная ....... — соломон-саша лурье в обнимку с е.вистуновым («дело трифонова»), братья-разбойники гордины, гэбэшник м.м.панин — сделают всё возможное, чтоб изгадить. и нагадить (гордин — уже).
просил ведь — и многих — глянуть в публикацию начала года в «звезде» путевых дневников толика шиманского «лошадиный пот в лицо или путешествие по америке», редактировавшуюся — мною, там было много ссылок-сносок на меня, и цитата из лирики моей, библейской — остались ли? и делов-то — в библиотеке перелистать... посылал и девушку, купить номера, но оная поэто-тантристка, потусовавшись с останиным и б.и.ивановым, прям из питера мотанула в индию, шлёт мне через нью-йоркских друзей и-мэйлы про гришку... проку?
асенька! моё, тем более — раннее — никуда и никому не давать. хватит и этих книжечек. (которые, ежели множить — то только с моим «послезловием»!)

было дело, в 91-м с олесей войцеховской послал ВСЕ мои лит.статьи в питер, сунулась она в «литератор» к балуеву-прохватилову и — с сотню статей — с концами...
так что не тыкайтесь и вы, с одной статейкой (подвыросшей и добавившейся) ни по каким «авторитетам». пишу я — вам, для услаждения (и чтоб поделились с друзьями), но никак не для неконтролируемых публикаций!
никуда все эти материалы не пропадут — они на компуторах, обновляются и дополняются, а издавать надо, уж ежели —
целиком «писма о русской поезии. и живописи».

зафиксироваться мелкими взвизгами (в газете трампарка ли, или в «звезде») меня никак не устраивает. это и тут я мог — вместо антологии — потиськивать-пописькивать статеечки, где ни попадя — и — было дело: и в «лит.курьере» моргулиса, и во многих журнальчиках — но и там я требовал карт-бланшу  и периодичности. а не так чтоб — как собачка — отметиться...
меня это давно уже не колышет. как писал глебушка, в 60-х:
«докажу, докажу,
меня будут печатать!
я ещё наложу
свой большой отпечаток.»
но погорел он, во многом, именно на «одноразовых» публикациях (за которые, правда, тогда — платили).
так что — НЕ НАДО, асенька!

... яичница на сале — это, действительно, вкусно... правда, они тут и сало солить не умеют (только в русских магазинах, что далеко), а на новый год мышь зажарит баранью ногу...
на кателическое рождество мышь отличилась —
накормила одной утицей 8 (ВОСЕМЬ) человек, и все ушли довольные.

о дочках-внучках, как всегда, ничего не понял. переезд — это «в традициях» (юка и родилась «в переезде»...)
а на что живут, кто там работает (или что?) — и по сю неясно.
это мышь там не может — то юке, то охапкину, а я — могу.
адрес знает, телефон тоже (звонила ж единоразово), но ни писем, ни вестей. что ж, её дело. я — только отвечаю. всем, пишущим.

... завтра уж и новый 2000-й...
думали, встретим на нуле (последняя сотня в загашнике), позвонил миллионщик комаров, должник — шлёт, соответственно цифре...
надо платить яну за двери-ворота, да ещё к новому году он стол роскошный привёз, за стольник (в магазине — не меньше пяти!), мечту мыши: из 4-х могучих досок, размером с двуспальный матрас — прямо хоть голую девушку ложь, и с гарниром. подумаем.
и надо проволоку протянуть во дворе, новые кормушки из бутылок подвесить, а то проснувшийся бурундук научился запрыгивать на самую птичками любимую, сжирает всё подряд.
снежок в пару см всего, солнышко выглянуло, надо прерваться и заняться.

11:18 AM (врёт: 3.45, светло ещё)
... повесил — и бутылки с крупой и подсолнухами для синичек, и гнилое яблоко и апельсин для «ориолей» — хрен их знает, кто это. немножко оранжевенькие, маленькие.
а дятел-красноголовка — вовсю клюёт сетку с нутряным жиром, любит.

звонил дима, рыболов-компьюторщик, друг поэта пушкина, грозится приехать 1-го-2-го, с индуской и японкой, и с другом. он-то мне всю технику тут и соорудил (а от денег отказывается). и помимо ловленных им угрей (копчу и ем), всегда привозит японское «суши», любимейшее.
... а хлеб у меня так и не получается... попробую ещё один вариант, есть идеи. но пока привозят, хватает.

а здоровьишко уже начинает пошаливать. мышь бинтует ногу сломанную, болит то ли от погоды, то ли отчего. у меня — дыхалка и простуды зимние (вчера обсопливился, 3 пачки лекарств съел), да аллергия глазная. и 3 последние зуба шатаются — надо ехать за 30 миль, а это сложно. или платить по стольнику за выдранный зуб словаку пенсильванскому... что ещё сложнее.

... мышь диктует бухгалтерше ане (бывшая главбух «одессаплодовощ»!), чего привезти: молока, масла... картошки... капусты свежей... и булки... лук зелёный, укроп... вот так и живём, пока народ ко мне покалякать ездит.
молодёжь — та воздухом и «травкой» питается, ей не закажешь, да и наличных у них не бывает... помидор-огурцов, косте груши... тортик маленький (но не в «золотом ключике» у пети!)... 
феликс комаров там раскручивает казино, светит в газетах в обнимку с жопорожицей вознесенским, а сам — обезбабел, младые девочки ему без денег теперь не дают, жалуется. погорел он на августовском фолле, 2 года назад — перестали посылать деньги на отмывку, закрыл галлерею ювелирную (шемякин с неизвестным судят его на парочку-тройку миллиончиков каждый), отдал кабак, продал квартиру (по соседству с мадонной) и страшно завидует мне...
гонит ко мне фотографов и телевизионщиков (с его подачи я дал давненько, в 97-м,  весёлое интервью в киевском журнале «стиль и дом», высокой моды — уписаться!), рассказывает всей верховой тусовке (вознесенским-евтухам) о моей жизни тут, всю москву обзвонил...

а позавидовать есть чему. в доме тепло, банька фурычит, веранду отстроили, ворота гаража изнутри берётся (* см. ниже) некрасов расписывать — вася ситников голый, с веником, на красной площади (вариант его картины с маяковским). наезжали на рождество ребятки-ученики (трое), игорёк сатановский привёз видео своих безобразий в майями: сколотил из туземцев группу-семинар, изучают авангард, читают стихи (пуэрториканец, негр с ямайки и другой из вашингтона, молодой белый и девчонка, которую не видел, не читала, да пара русских), а нью-йоркская тусовка без него распалась и завяла.
ребятки удивительные — саша коган из пятигорска, пара киевлян, кто-то с урала — с дюжину ребяток, но все, поголовно, вынуждены были перейти на аглицкий... выехали-то они подростками, без багажа, и, хотя русский не забывают, стали — американцами...
грустно за них. и их, тоже, «потеряла» россия...

а подозверели у вас там — изряднейше, в последние годы, с распадом. и то что публика поддерживает «дави чечню, режь чурок!» — знакомо и закономерно, как нацизм в германии. там евреев не за красивые глазки мочили: перечтите «чёрный обелиск» ремарка и проставьте нац.принадлежность к валютчикам-спекулянтам (чего ремарк не мог), до сих пор во всех газетах вонь стоит, по поводу «еврейского золота», аршинные заголовки: «верните золото евреям!» (на полном серьёзе), приводятся цифры и расклады обиженных и ограбленных — у вас было золото, асенька? позвольте усомниться...
то же в россии и сейчас: «чурки и чучмеки», державшие в руках рынки (и по сю), самоопределились, стали не меньшинством — нацией, которую можно и должно мочить... несчастные северо-вьетнамцы, чёрные из новообразуемых государств, и даже цыгане — сейчас стали финансовой и экономической силой...
детективы, детективы, асенька! они-то, утрируя и подчёркивая — и передают «настроение народа»: «хто есть внутренние враги государства? — жиди и стюденты.» (и цыгане, богатеющие на развале, и челноки-вьетнамцы, и наркодилеры-негры, и — чеченцы, чеченцы, чеченцы... нефтяные тузы...)
достаточно перелистнуть полсотни газет ваших (а я именно), чтобы понять «у кого что болит»...
когда, в тихих 60-х, русская старушка волокла на рынок корзинку с ландышами-фиалками — мент и деньги отымал, и корзинку... (или везла нехитрый продукт — огурцы-картошку, перевозка дороже). и — грузин, со своего «приусадебного» — чемодан роз (3 рубля штука), покупал и мента и место, набивал тот же чемодан бумажными... (а изюм, вино, лавровый лист — ПРЯНОСТИ, пряности 15-го века, которые стоили дороже золота — за ними-то и Колумб обнаоткрывал вест-индий)
сравнимо ли это с картошкой-огурцами, клюквой-морошкой...
а кликуха «звери» («чёрные») по наркотикам...
вот и кушаем сейчас, что наварено несвободным рынком 60-х (анекдоты, анекдоты надо помнить!)
так что озверение поголовное — плата за прошлое.
как англия — платит мусульманскими демонстрациями в центре лондона, столицы британской империи...
как франция платит арабами в париже — за алжир, за легион иностранный...
как платит и платит — америка (но по-тихому, без особых кровей: сбалансированное государство!) и за индейцев, и за негров, и за пуэрториканцев в нью-йорке (база-то на карибах была нужна!)...
платить приходится. и за отцов, и за дедов (и прадедов даже)...
«покорили вольный кавказ,
покоряют и туркестан...» —
писал и читал васька бетаки в середине 60-х. в воинских частях мы с ним так резвились (я — с пацифистской «рукописью из ХХ века»...)
платить приходится и за венгров, и за чехов (и за поляков — «канал»!)
только платят почему-то всегда не те...
за рябушинских и гинзбургов — платили евреи-сапожники (тож и при гитлере), а кто будет платить за березовских и иже?...
а вы — о чеченских беженцах...
вот они-то и платят.

я же, асенька, «цыган, поляк, еврей и русский» по кровям, мне всё это не безразлично.
но, как писал я в антологии (том 2Б): «я поэзию на евреев и русских не делю. бродский и бобышев мне равно антипатичны.»
на лимонова и лимоновцев катят бочки гнилья, всех собак вешают, михалковы ногами пиздят, издеваются по-чёрному. а — на коммуняку ельцына? на зюгу? березовских? — не, это же «авторитеты»... писал я и об этом, в своей колонке в НРС...
кто-нибудь прочёл?

11:19 AM (6.40)
«я от жизни безумно устал», как писал 16-летний серёжа олефир
присоединяюсь.
звонил миша левин, легендарный издатель легендарного «ами» (первопубликации венички, высоцкого и «самолётного дела» в 72-м?) и спаситель моей антологии (вёл все переговоры с издателем, не говоря что подкармливал), обеспечил компьюторами, и который также и помог купить этот дом, где с покупки так и не был. радостно и вовсю размножается (сын!). нашёл и раздобыл все 3 номера «ами». обещал.
его мне тут изрядно нехватает (не расставались с приезда в нью-йорк и до отъезда в деревню, 15 лет), но никак не может с семейством проехать какие-то 100 миль... полтора часа езды. зараза. иудейская. (всё ему припомню, по розанову!)

а вообще, асенька, главное самим не звереть. а уж народ — что ж, это дело обычное. со смутного времени и задолго до (очень рекомендую а.бушкова, «россия, которой не было» — потрясная книга). и галковского, «бесконечный тупик», тоже. считанные единицы появились там за полвека — терехов ещё, вл.новиков... из эссеистов.
читаю вот сейчас дочку критикессы латыниной, тёзку моей, «охота на изюбря», экономический дюдюктив, тоже занятно. а людмила сараскина — оказалась школьной подругой мыколы решетняка, друга и благодетеля... мир тесен.
вот на книги-то у меня и уходят несчитанные деньги...
проще б было подрядить кого в питере, по списку (да и книготорговцы знакомые имеются), но — хлопотно. а — пересылка?...
старичьё-ровесники — в болячках и заботах, молодняка — и нету, почитай. разве вы поминавшуюся девушку сгоношите, с приездом в рабство...

мышь готовит картошку с селёдочкой, и с лучком. (самое вкусное, что я ел после войны — репчатый лук с уксусом, и хлеб туда макать... ромка шульман, раненный в руку ухажор моей матушки, научил. и пилотку подарил. в 47-м?...)
а завтра наедет народец — и аня-волонтёрка, и некрасовы наверняка, а потом с воскресенья начнётся...
очень тут русский народец любит праздновать. а я не очень, устаю. (поскольку — не пьющий).
молодняк тут сидел — травой обкурились, двух американцев вусмерть водочкой упоили — разве можно водку с травой? только под сухое, как мы, некогда...

машинку — как вы на календарике прислали — я почти в переезде чуть не купил, но деньги ушли на перевозку барахла... купил вместо 4 джипа. не ходят. и яхту, которую на зиму пришлось укрывать (мачта еле влезла по длине в «зало», и руль висит, всех по голове стукает...)
ладно, вдарим по картошечке.

... подсолнечное масло «слобода», ароматное, вымороженное — из совка.
а селёдочка дефективная, без молок и икры, больная...
хлебец «орловский» хорош. с брайтона.
сейчас по чайку вдарим — этого здесь есть, всех сортов. но коля привёз какого-то «рикшу», китайского — 6.95 за 450 гр. — вру, цейлонский, но известной английской фирмы Lipton, и продаётся, почему-то, через гонконг... а буддолог танчук говорит, что есть и по 500 долл. фунт. а мышь покупает (заказывает) на брайтоне тоже цейлонский, со слоником, из калифорнии — тот ещё дешевше.
но с заказами здесь туго, вечно не то привозят: «а это дешевше... а это ещё вкуснее...» — и не выматеришь.
сосиски-сардельки в морозильнике дубеют, за ветчину и любительскую и не говорю, только когда свежая...
тяжело жить вне центров цивилизации...
хочу сам делать колбасы, но для этого нужно покупать горячую коптильню (дорого) и строить самому холодную (хлопотно).
может хоть купаты научусь, кишки продаются любые — съедобные, несъедобные, бычьи, бараньи, свиные...
мясорубку мыши купил, но — солить, начинять, коптить...
пиццу хоть научился делать, с анчоусами (неаполитанскую) и белый кирпичик печь, а японскую кухню никак не освою, хоть и заказал по почте уйму припасов...
сегодня пришёл каталог — с буйволятиной (бизоном), олениной, лосятиной — но всё это безумно дорого, так, облизнулся.
денег или нет, или надо по кредитной карте, которых отродясь не было.
а я гурман, чтобы не сказать — обжора. и с детства мечтал о всякой экзотике. а и конину у соседних калмыков никак не купить, надо ехать, и далеко. хлопотно.

11:19 AM (9.50)
... ну вот, асенька. только что ушли художники некрасов (друг олежки) и титов (ученик ситникова). титов всё мечтает написать меня в мышиной шубе, а некрасова я таки подрядил расписать внутри ворота гаража — прям как выходишь из баньки, голым ситниковым с веником и толпой друзей — на красной площади... (писал уже, выше). взялся, за краски только. работа за бесплатно.
(бурлюк шутковал, подсчитав как-то: «весь русский футуризм обошёлся мне ... в 300 рублей!»)
долго мурыжил некрасыча, не спрашивая — будет, не будет... а он и фотки принёс, эскиза своего — вот, говорю, на компьюторе сосканирую, материал о васе... а о воротах ни слова. только, когда намылились уходить, возвращая фотки, спрашиваю: так ты никак вроде согласился ворота расписать? тут он и расцвёл: а для чего я тебе фотки принёс?... а начни я с ворот — стал бы кобениться, пыжиться и кочевряжиться.
психологом (и психиатором) с ними станешь поневоле.
а титова уговорил попытаться выкупить у гешефтмахера табакмана мою любимую картину — красотку с голым задом у мусорных баков... всё равно этот гондон обе свои «галлереи» закрыл и распродаёт кому ни попадя. может, самому художнику — и подешевше...
... да, кстати, справьтесь у друзей олежки — что там за гнусная публикация у вас в какой-то газетке (см. ниже), что некрасов якобы обокрал григорьева (и рисунки его распродал, обогащаясь), а девочку не взял на удочерение. с чьей это подачи? и я-то рисунки его с трудом могу в музей пристроить (а уж «продать» — так здесь это не товар), а вот девочка — говорят, нуждалась в лечении, которое здесь никому не по карману, тем более — средне-нищим некрасовым. я-то, как шиз и эсэсайщик — лечусь бесплатно, а все, хоть что-то зарабатывающие — должны платить. и, вроде, и за стариков сейчас — тоже.
ага! (Екатерина Измайлова, фото Антона Михайлова, «Статья в «ЧП» помогла вернуть картины», ЧП, №33, 17 августа 1999, стр. 5.)
Пишут там, что мать Олежки, «расчувствовавшись, отписала Некрасовым квартиру», на племянницу их Зину. Ну, это я не знаю.
Но что «лучший друг Григорьева Некрасов прихватил вместе с комнатой рисунки Олега и не постеснялся устроить выставку. Тайком от родственников.» — полная параша. Выставить Олега и мне не под силу: знают его в Америке 5 человек (включая мою жену и жену Некрасова), а Некрасов, будучи лучшим русским художником Нью-Йорка, и себя-то выставить не в состоянии. Разве, когда я организую что. Не требуется Америке ни его, ни паче олежкина живопись-рисунки...
Похоже, по статье, это постарались родственники-наследнички. Та же мать, о которой я никогда не слышал. Поскольку Олежка, сколько знал его — жил отдельно.
Давно я уже говорил и писал, что вдов поэтов и художников — надо подвергать индийскому обычаю «сати», т.е. даже сжигать — и даже ещё при жизни художника.
Пока живы — никто об их стихах и картинках не печётся, а после смерти — ах, архив! публикации! литнаследство! галлереи! выставки! ДЕНЬГИ!
Да какие тут, к чорту, деньги — рисунок современника — ну, 20, ну 50 долларов, но не тысячи ж. И ещё найди — кому. И организуй рекламу-продажу.
У меня-то Нортон покупает по моему слову — но ведь и работаем с ним с Питера, с начала 75-го. А так — чего-то не знаю я коллекционеров на сугубо не-коммерческую графику Олега... Не говоря о «выставках».
Но там, у вас, читают про Олега — а думают о Шемякине (Брускине, Кабакове, Комаре-и-Меломеде...) У которых (и которых), действительно, покупают. 5% продающихся художников, по моим подсчётам. А остальные 95%? А как и в совке (только хуже: тут и рынок чужой). Живут, тем не менее. Но не живописью. Некрасова, за 15 лет — мне удалось продать картин и графики — тысяч на 12 (Нортону, из них треть моя), да 1 холст за 3 333 галлерейщикам из Детройта (обратно же, треть моя). И ша. А художник не малый, и плодовитый. Разделите 15 000 (пардон, 10!) на 15 лет — меньше чем по тыще в год. При квартплате месячной — под тысячу же... 1 месяц в году прожить без забот. А остальные 11?  
Но слышат звон... А потом пишут. И, паче — печатают.
Все, десяток-полтора Олежкиных рисунков — Некрасов принёс мне в копировку, продавать их отказался (хоть я и просил, для Нортона). Бережёт, как память. Ну, парочку я из него таки вытяну... Я ж цыган. И еврей, вдобавок.
А статью пакистную я ему показывать не стал... Всё равно, доброжелатели — и из Питера пришлют...

Верят же сучке-бисечке Наденьке Мандельштам — и что Костарев хотел (или оттяпал) квартиру, а самого его не спросишь — не напечатан.
С наследством Акхматовой — такая вонь! А я ржу: пока они делились, кто наследник, и кому-куда отдавать-продавать — целый чемодан её рукописей уплыл из Никиного дома на Всеволжскую, где и был — потерян... А письма её и Пунина (цельный запечатанный пакет) — полагаю, Юка должна знать. Но у неё не спросишь.

Нет, асенька, в етом мире не соскуцысся!
то моя секретутка лесниченко-гум-волкова-рыбакова-волохонская ославит меня трёхмиллионным тиражом «юности», как стукача, из-за которого моего письма (из америки, в ночь написания ими лозунгов) посадили юлию вознесенскую (журнал — в 91-м, ищите), ну, сел (лёг) за юлиины дневники и писма из тюряги — и выяснил, кто всех заложил и стучал на меня последний год (а я-то грешил — на поэтов!) — она, моя толстожопая любовь-минетчица...
то выясняется, что нач.культуры в питере нынче — полковник коршунов-кошелев, спец по диссиде, на которого у меня уже пухнет досье (печатное и устное)...
жизнь, она, штука весёлая (даже когда смеюсь, анекдотом...)
а уж и времячко к полночи...
мышь всё перетирает обросшую табаком посуду (в палец никотину!), а я всё жду, когда она мне поджарит форели или корюшки, пожевать...
натощак я физически спать не могу. зато с утра никогда не жру, натощак же.

вот... вроде, сейчас и дадут. форельки, жареной (а другой рыбы в магазинах и нет, или — не укупишь), с рыбой у них тут хана, не нью-йорк и его чайна-таун!

почти полночь.
мышь физдит по телефону с алефтиной, последней любовью довлатова...
алька мне тут привезла копии серёжкиных рисунков, в её записной книжке — блеск! а я, в те же годы и те же дни — писал ей пакистные поемки-дразнилки. вот и объединим. а ленку и спрашивать не надо: рисунки ей, и стихи ей же. и, собирался написать 5 строчек о серёжке, написал — 5 страниц, и ещё не конец... не то чтоб очень дружили, но уважали, и пито было, и ... а потом обнаружил и несколько его аптографов мне, нежных и с саржиком. придётся делать книжечку. сам издам. нашёл и печатню на 50 штук, прямо с дискеты.

ну вот... час ночи.
теперь с сашкой свиридовой час просвистели. она сделала часовик по шаламову (жуткий фильм!), вела передачи «совершенно секретно», но вынуждена была свалить сюда, с сыном, спасая. её имячко, кстати, было в списках: кого мочить во время путча. крутая девушка, моя ученица и поклонница, давняя. сейчас подрабатывает в газетке «в новом свете» (филиал совковой), и тянет пана-редактора навестить меня и дать мне колонку или чего.
посмотрим. я и не печатаясь, счастлив.
хотя... сказать есть много и о чём.
час ночи уже. допью чай и у койку, всё равно ещё распечатывать, а почта только в понедельник...

или распечатаю. целую. ваш завсегда. приветы всем помнящим.