
Володя Козаровецкий, Ленка и Петя Старчик
ВО ВСЕЙ КРАСЕ
(или тоска по родинке)
Вл. Козаровецкому
таланты толика михайлова -
в сердце, а не в голове
ККК
1
Как-то Саша Гиневский мне
пожаловался.
Послал, рассказывает, Косте на день
рождения штук 50 поздравлений-приветов, и в знак благодарности получил от него
раздражительную отповедь.
- У Кузьминского, - объясняет, -
менструация.
А когда у женщины такое состояние,
то к ней нужно относиться очень бережно и на все её закидоны
по возможности отвечать взаимностью.
2
Твой “ответ”, прежде чем воткнуть
его в монологи, дал сначала Саше, и Саша, как и подобает
настоящему другу, лёг на амбразуру, но, испещрив пометками и вопросами
каждую страницу, ни одного доказательства твоей некомпетентности так мне и не
предъявил.
Единственное, в чём он прав, и тут с
ним трудно не согласиться, что в твоём “ответе” КУЗЬМИНСКИЙ
вообще отсутствует.
Но это я - пишу ККК, которого я знаю
и люблю во всей его красе. А ты кузьминскому показал
кузькину мать исключительно за “рецензию”, в которой КУЗЬМИНСКИМ и не
пахнет.
3
Скажи мне, кто я,
и я тебе скажу, кто ты.
В.Л.
А мы с тобой пошли ещё дальше: скажи мне, кто
мой друг, и я тебе скажу, кто ты.
4
Голова моя на блюде
пред тобой.
К.К.
Так вот всегда: не успеешь ещё закручиниться по
родинке - и уже покатилась голова.
И всё-таки меня не переубедить: чтобы поставить кузьминского
на место, не хватает КУЗЬМИНСКОГО.

«Пулемётная лепта», Божедомка, осень 2001
ПУЛЕМЁТНАЯ ЛЕПТА
Так что же всё-таки движет
засевшим на огороде «опальным стрелком», когда он заряжает патронами свою
пулемётную лепту (так у Кузьминского называется единственная выпущенная
в России книжка стихов)?
Путеводной звездой служит ему
всё тот же Иосиф Бродский, которого Костя когда-то боготворил и, будучи
пионером в легализации поэзии Бродского за рубежом, мечтал о взаимности, но
вместо этого даже не получил от него и поздравительной открытки на день
артиллерии. Зато полярной – теперь уже и пригревшая ненавистного супостата
Анна Ахматова.
Ещё в 60-х в пику общественной
табели о рангах, что в Ленинграде существует пятёрка молодых дарований, а
именно: Бродский, Горбовский, Кушнер, Соснора и Кузьминский, Анна
Андреевна осмелилась кандидатуру Константина Константиновича подвергнуть
сомнению.
И эти две «кровоточащие раны»
обернулись двумя «самыми зловещими фигурами российской словесности 20-го
века».
ЭДИК И КОСТИК
А если попробовать расчесать
нарыв начиняющего свой вожделенный гранатомёт Лимонова, то невольно
задаёшься вопросом: чем, например, объяснить его патологическую неприязнь
к Солженицыну (но уж, по крайней мере, совсем не талантом Александра Исаевича)?
И если проникнуть глубже, то, будучи ещё Молодым негодяем (так
называется у Лимонова его роман) он страстно возненавидел
тогда ещё мало кому известного земляка-харьковчанина Бориса Чичибабина,
и если сам Лимонов даже в ту пору уже гоношился своим воровским
прошлым, то Чичибабин ещё в 46-м году уже отмотал политический срок (о
чём Лимонов мог в те годы только мечтать). И здесь речь идёт не о чёрной
зависти, а скорее о слепой и по совместительству слепящей ревности,
свойственной (по отношению к Нобелевскому лауреату) и ККК, но вовсе, повторяюсь,
не к таланту, а к рангу личности, чьё само существование, а
тем паче, соседство, было (и тому и другому) как серпом по яйцам. И, наверно,
совсем не зря в одной из своих зарисовок я их объединил (Эдика и Костика)
названием Два сапога.
СУГРОБНОЕ СОЛНЦЕ
И уж совсем особняком стоит
Володя Корнилов (которого мы оба с тобой любим и которого никак не заподозришь
ни в посредственности, ни в чёрной зависти) и, если сравнить (В.К.
и К.К.), то диапазон их оценок (у Кузьминского – Василий Фёдоров – ПОЭТ, а у
Володи – Долматовский - ПАСТЕРНАК) удивительно схож, как, впрочем, и первый
взрыв эмоций (у Кузьминского – «дурно сплетённые лапти», а у Володи –
«преступление перед поэзией»), хотя Володей (в отличие от ККК) двигала не
злоба и не ревность, а скорее раздражение, и когда я к нему
приезжал последний раз – в апреле 2001-го, то подарил ему Валю совсем не
«птичкой» (всё тот же альбом с Толиными иллюстрациями), и хочется верить, что
Сугробное солнце Володе, конечно, понравилось; а когда на Новый год я по
традиции ему позвонил, то Володя был уже при смерти и своё мнение о «Франсуа
Вийоне» унёс в могилу; и я потом даже хотел об этом спросить у Ларисы, но,
покамест раскачивался, она уже успела из квартиры у Аэропорта слинять, наверно,
теперь сдаёт, и на автоответчике, как сказал бы Кузьминский, «туземная мова».
ЗАГАДКА
Что перевесит – ложка дёгтя
или бочка мёда?
Отгадка: всё перевесит
пустота.
ПОДАРОК
Из той пятёрки стихов, что я
тебе присылал в реабилитацию Кузьминского, оставляю Владимирку и
Командировку от обкома. (Володя Ежов, будучи у нас в Питере, открыв для себя
ККК, от этой его поездки в Лугу, мне помнится, даже заторчал.)
Зато добавляю (после
подаренной мне Асей Львовной «Креплёной колоды») поэму Томь.
(Ты через год взглянул – и
саркастически хмыкнул: упражнения.
Согласен: этюды и,
похоже, не совсем первичные. И, тем не менее, мелодия.)
И до
пятёрки ещё плюсую Туман - недаром был когда-то шлягер и в
ореоле Евгения Клячкина белёсой тьмой стоял над серым гранитом Невы.
(Кстати, в «Колоде» - хоть она
и краплёная – легли, царапнув, на душу посвящённые Валерию Молоту Отцы
и просто заворожила зарисовка-притча Лествица Иакова)
Теперь себя корю: зачем воткнул ему в
эпиграфе лоща: сравнил Кузьминского от имени Пастернака с Маяковским: вы,
певший летучим «Голландцем»…
Хотел убрать, но
всё-таки решил оставить.
(Кузьминский бы на моём месте
демонстративно снял, ещё и со своей излюбленной припиской «за скудостью»
посвящаемого.)
Иначе не стреляет
Летучая мышь. А Мышь у него и, правда, Летучая)
Да мне Подарок -
мой самый первый стих. И, как сказал бы сам Кузьминский – ша.
ПО ВСЕЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ
Всё, кажется, допёр.
Кузьминского просто
оскорбило даже само существование Валентина Лукьянова: как если бы я
приехал к Зое и, кинув ей палку, стал бы вдруг распинаться, как хороша была
когда-то меня поправшая медовая.
И по всей справедливости
получил бы от неё удар утюгом.
ПРИМЕРЫ ДЛЯ ПОДРАЖАНИЯ
Константин Кузьминский
иногда даже способен служить примером для подражания.
Пример №1.
Ещё в Ленинграде ККК был вполне
позитивен к Борису Ивановичу Иванову и дал ему оценку: умён, рационален,
исполнителен.
Но когда Б.И. вышел из-под
контроля и стал дрочить на Давида Яковлевича Дара, то Костя сразу же нахмурил
брови и дал ему оценку: младший лейтенант, вычищенный из коммунистической
партии.
Пример №2
Ещё в Ленинграде ККК был
вполне позитивен к Валере Мишину и Валериной гравюрой (правда, обозначив его
Мишиным-Буковским) украсил свою Вавилонскую Башню.
Но когда Валера вышел из-под
контроля и обозвал Олежку Григорьева «говном и в поэзии и в живописи», то
Костя сразу же нахмурил брови и уже из Нью-Йорка послал Валере воздушный
поцелуй.
Пример №3
Уже в Нью-Йорке ККК был
вполне позитивен к Борису Гребенщикову и, слушая его молитвы, оглаживал на
диване свою «импозантную» бороду.
Но когда Гребенщиков
вышел из-под контроля и присвоил себе песню Хвоста и Анри Волохонского, то Костя
сразу же нахмурил брови и через своих гонцов велел передать гуру, что он не
только «бэ», но ещё и «гэ».
БАБОЧКИ НАД СОЦВЕТЬЕМ
- Вот, - говорю, - ознакомься… - и
даю Ленке на прочтение Антологию новейшей русской поэзии у голубой
лагуны Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалёв, том 1.
Ленка всю ночь балдела,
а утром мне и говорит:
- Ведь он же, - улыбается, -
всех вас любит, а ты его клюёшь…
- Да не клюю, - смеюсь, - а
просто воздаю ему должное.
Клевать Кузьминского –
всё равно что чернить белую ворону.
И хочется верить: если
бы Валя попал ККК на прицел в семидесятых да плюс ещё и тремя теперь уже
навсегда утерянными поэмами (Рынок, Исповедь зэка и 8-е марта), то не
было бы и в помине рецензии – 94.
… когда
Кузьминский был уже совсем «не тот», но и, блуждая в дебрях его затянувшегося
«юлдыза» (в эпиграфах, письменах и стихах), вдруг обнаруживаешь
такие строчки:
ни брата ни бра
не горит на стене
ты слишком добра
но ко всем а не мне
и мёртвый как младень
немой телефон
и минул уж полдень
пора на поклон
…но хладен ответчик
там глас деловой
опухший отечный
лежу неживой
четыре из суток
рассветом проснясь
теряю рассудок
«на судно просясь»
ни жизнь мне не в радость
ни стих мне не в кайф
платите за вредность
поэту за life
на белом экране
немое лицо
и вошь на аркане
проскачет трусцой
и крутится плёнка
впустую зазря
…зарежут телёнка
заместо царя
возвращаясь к теме
о холодном теле
птицы сирены меня не отпоют
друзья в озверении по-чёрному запьют
и отнюдь не «коку»
поминая коку
холодно на этом а на том хана
там не будет свету даже из окна
в бурке папахе
помогут закопают
будут надо мною морковки расти
каждую не можно чтоб сжать в горсти
на рынке сокол
сорт свежий «кока»
летом теплынь в огороде под москвой
будет только овощ отдавать тоской
сорт с горчинкой
не солить не перчить
над соцветьем бабочки будут летать
бабушки будут полоть и поливать
вырасту гряну
на родину гляну
вот тебе и тело из глины в глину
журавли потянутся клином к клину
|
декабрь 2008
читать дальше
| к содержанию