Константин К. Кузьминский

“ПИСМО НА ДЕРЕВНЮ ДЕВУШКЕ”

   

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44

 

 

   

 

 

... но продолжая «писмо на деревню девушке...», от коего как бы отвлёкся:

 

“Он сладострастник. Он нашел способ не хуже любого другого, чтобы ему ... видоизменять и удовлетворять в опосредованном виде похоть собственных чресл.”

– выражаясь Умбертой Экой, “Имя розы”, стр. 473

 

... выражаясь экой и какой, экой коллажист выискался, своих слов ему мало, своих бед нехватает, видоизменяет и удовлетворяет какой-то экой “похоть собственных чресл”, экономически, экологически чисто, в чистом виде гайдаром и старовойтовой, невестой юры динабурга, замоченной экс-мужем моей секретутки-минетчицы, диссидентом-экологом львом волохонским (как о том сообщает “петербургский глашатай” или ещё какой местный туземный сортирный листок), это – кстати – эколог-художник варис тамеев привёз мне в начале лета нынешнюю (но уже прошедшую, в прошлом) музу, тениссисточку, лингвисточку, лингам ей в трахею задроченную, геронтофилочку, подстилочку димы савицкого, перед шнуровым-агафоновым-некрасовыми тугой мясцой (лядвеей и сосцом) потрясла, потребительница искусства, хвоста рвалась в гишпанию заманить... но нашла там сама, как и пророчилось, тореадора затрюханного какого, профессора, профессионального раздельщика бычьих мяс, и добро бы это (того), но скорее навозцу коровьего-бычьего, воровьёвиной пропорхала над пиренеями, басками (ихними балуясь сосками), голосила под альгвасилом, коррехидора колыхала на мягкой и пухкой груди, о инезильда, приди, лисавет-изабель, но рассвет над кастальей, возвращаючись к джойсу, в “сирены” –

 

УЛИСС, 11.

 

A:

 

златобронза – верзухою в зоб вертухаю

кабы топот копыт с подковыркою рваных подков факать ать ть ть ть ть

залупить ноговым роготком – щуп, щипать

жуть –

щепоть золота алое злато

воем флейта зашлась /взвилась, завилась?/

дуй в дырявую дуньку, бля. блюй

пенис в полый пинокль волос

роза резвится на сытых грудях шелковистых – о роза кастильи

взываю зову: идол мой идолорес

пип! кто пипикает в златодудкину щель?

олово бронзе о льзе вопиёт

зов, зовущий, звучащий, дрожащий. замирающий в олове зов

разврат. ещё мягко сказать. ну-ка глянь – опыление звёзд – роза! – слышишь щебечет ответ – но рассвет над кастильей

дзинь-дзинь-дзяо– и дзамба за ней дадзыбао

медь монет – медным чохом династии минь – чу, часы!

авиетка. соннэ. смог. не снять поясок. не оставить мне тя. смак. клоше. ляжки шмяк. ауы. мокро. дарлинг, гуд бай

джингл. блю

бум-барах. рухнут орды. любовь засосёт. смело в бой. бьём в тимпан. /барабан./

парус в пенистой влаге волны над волной –

тонет. пипснула флейта. всё прошлое в прошлом

горн. о горе! мыс горн

но увидел. и вою эвоэ

труп туп. пуп труб

вафля. в рот фотосинтез аллюром

nasty kisti кристины

 

(24 мая 1994)

/Автор, “Сирены”, 1994-?, стр. в начале/

 

– идол мой, идолорес... всё прошлое в прошлом.

 

... ни креста, ни кристины, полночные стоны, подстилка, jawohl.

ляжки шмяк. мокро. дарлинг. струя на полметра, мокрый спальник, и позою всадника напрочь расшатанный дом.

... вспоминаю, но верю с трудом.

... под мостом – руку в матку по локоть – цитатой:

 

“... а потом в деревне доил как козу

то второе вымя твоё внизу

руку сунув по локоть в тебе егозил

словно в жопе гуся

 

и наощупь гусыней гузкой была

сколько сала было в этих телах

ты пощупать себя охотно дала

у кровати стояла

 

я купился подумав что это страсть

а тебе мадам на меня насрать

просто скачешь ты по хуям старея

не поспевая трусы стирать...”

 

(с наилучшими пожеланиями

в годовщину встречи

8 июля 87)

 

– было писано годы и годы за

и опять в деревне мычит коза

и упорно мне не глядит в глаза

ничего не сказав

 

из поэмы “про ето” теперь кусок

ты звонила а ведьма казала сосок

этим летом, отъета двенадцать спустя

(я не смог, не спустил)

 

... и когда ты прискачешь, годы потом

демонстрируя мне сосок и помпон

я уже за тобой не поеду в памплону

ты меня лизавета пардон

 

так, начав с “ноу-арта”, введенского, мя

(и ещё одну “г” от сосцов окормя)

зрю на фото могучие окорока

и ничего окромя

 

пусть же это будет зачин и пролог

для девиц страдающих копролагнией

я зачем-то страдал я зачем-то любил

“клубеньки на корнях люпина” –

 

рифмой 59-го, блин

и тогда вбивали мне в жопу клин

бэрримором поя по эллери куинн

я рожал им “туман” –

 

– отступлением (на тему – относительно, впрочем):

                                                                                                         

ВЛОЖЕНИЕ В ИННУ

(ноябрь-декабрь 1998)

 

на присыл мороженой индейки ко дню благодарения хероиней консепта

 

и грудь свою омой

(откуда-то из кузьминского; загадка для автора и библиографов)

 

... Два: рубашка ближе к телу.

К знаменателю – дробя

подвожу трусов и тела

к телу ближнего любя.

Мне ее бюстгальтер ясен

100 со стоном. Инново*

я не знаю. Мир прекрасен

вне решения его.

* (инново – от иного и in novo, т.е. иного в новом)

/декабрь 1957/

(Стас Красовицкий, “пташка рыжая дворняжка”, Антология у Голубой лагуны, том 1, стр. 76)

 

ИНДЕЙКА ПО ИМЕНИ ИННА*

(инструкции к употреблению)

 

1. вынимаем мороженую индейку из холодильника

2. доводим до кондиционной комнатной температуры

3. снимаем защитную полиэтиленовую плёнку

4. кладем на стол на уровне поясницы и бёдер

5. свободными руками раздвигаем индюшкины ножки

6. вводим

7. по окончании фрикционных движений и эйякуляции, обмываем индейку с мылом, оборачиваем в плёнку и помещаем в холодильник

 

* в зависимости от настроения, индейку можно именовать “инна матэ”, “инесса ососкова”, “лизавета коновалова”, “ленка кай”, анька р., и т.д., и т.п.

 

               “Почему не иначе?”

                       /Л.Успенский/

 

Плясали дружно на лугу

Индейка и индюк

Он называл её: мадам

Она гласила: Дюк

Месье, по имени Дэндон*

Вы оказали честь

 

Хотя индюк надел гондон

Не перестала несть

Индюк от ярости шипит

Она ему: курлы

... О как ужасен страшен вид

Яиц без скорлупы

 

/автор, 1977, Техас/

 

* Дандан – Д.И.Ювачев (Хармс)

(Псевдонимы из словаря “после Масанова”, КО, №12, 24 марта 1998, стр. 16)

– примечание 21 год спустя...

 

маркиз де сад описывает употребление индюшек и индюков (без разницы пола) в парижском высшем свете осьмнадцатаго века (см. собр. соч.)

 

на то же ссылается, в описании парижских борделей девятнадцатого века, д-р мантегацца в своем Sexual Relations of Mankind (английский перевод 1930-х)

 

надлежит также сделать резерч по Kinsey Report 1940's, об употреблении индюков современными американскими фермерами (см.)

 

более подробные данные о птицеёбстве см. в романе автора “Hotel zum Turken” (1975-?), том 2, неопубл., и в “Поэме АДА или девочка из Днепропетровска” (1989-?), том 2, неопубл.; в поэме “Про ето” (1986-?), неопубл.; и в поэме “Сирены” (1994-?), неопубл.;

где еще – не знаю...”

 

– и ещё одним, всплывшим (из подсознания), подъэпиграфом:

 

“... возьму индейку за две ножки

пусть кошки пялятся в окошки

ехидною тоски укушен

жую её соски

 

и птичье млеко мёдом станет

индейка сладострастно стонет

и жир её на блюде стынет

и вкруг лежат куски...”

/автор, “новогоднее послание ксюхе голубкиной по поводу фэнксгивинга”, 21 декабря 1982/

 

......................................

 

“... а читай ты инна местный букварь

буква “ер” не значится в оном а зря

то-то ты лежишь перед (кто?) на боку

а мине поэту лишь рот раззявив

 

но не предлагая иных морщин

что в тебе за вычетом свежести нашёл

то ли ты танцуешь в обществе мущин

то ли клеишь мушки себе на (что?)

 

вешняя и внешняя твоя сторона

а внутри по щиколотку (или как?)

русая ли босая лобка стерня

вряд ли и в art venus она ловка

 

так пожмя mons venus еди-ножды

в ножны вклал нетребующийся тупой кинжал

мне же эта девочка до большой нужды

так для книжеложества – щипнул нажал

 

ах какой нахал я говорю мол в лоб

дева приумолкла прияв поэм

а сюды приехать мокроссыхе западло

или не привозят с доставкой – гм

 

и лежит лажая титан и кит

гений во словесности – кому повем

шкурки мокрощёлки как россия далеки

тщетно во прощение себе спивам

 

девы сливы зрелые сам с усам

писают на мове по русски тщась

и лежит облысенный* далилами самсон    *(обтруханный)

далёкую стишками в постель таща

 

а она не идет а ей никак

хотя бы с поминаний почла икать

но она и какать вполне сумев сама

в телефон плакать (но не из-за меня)

 

ах эта инна индейкою явясь

так и лежит в морозилке на потом

и её позиция как пуп ясна

попиздит с поэтом и ноги в потолок

 

сколько изъяснять одоевцевой вновь

но поэт заведомо не лев не гумилёв

даже не ахматова а так – ка-ка

степь моя текинская так далека

 

инна же невинна ни духом ни сном

писькает рифмуя (любовь? ко мне?)

как бы не так бы – наречием “сосОм”

на мой SOS ответит ососкова кумар

 

и летят комарики по-над рекой

в каждом капля крови сочти (испей)

пахнет не иссопом её рекомая

ижица и игрек и паче ипсилон

 

треугольник боли тревоги и тоски

ах как светят утром её соски

ах как благоуханен её не впуклый пуп

я слова бессмысленно на нём леплю

 

ни пупа ни попы а так пузырь тоски

протяни из вашингтон хайтс соски

протяни замшелую (подбритую) куда?

прямо через дом криво ходят поезда

 

и стучат колёса всё тук да тук

мнится мне сосцов медоносных тук

мылится пупок (строю баньку) и зад

а на чёрном небе две луны висят

 

ладно поцелую хладную индю

я тебя не ведаю я тебя не бдю

и не зрю оставшимся единым а зря

только звонко хлюпает соплёй ноздря

 

лето укатило и виагрина одна

для тебя хранимая уже не нужна

скоро в снег зароюсь барсук и крот

и на льду устрою бардак а не корт

 

жопою мороженой синея сияй

зри над домом высится гора синай

а над той горою нездешний свет

и тебя как не было так и нет

 

ты пиши по-аглицки тешь янки дудль

у меня по времени сплошная убыль

у меня на темени полно седин

ты сидишь в манхэттене ну сиди

 

уж три года минуло или как

сунула и вынула (во дела)

но не вдела в оную: далека

я лежу глотаю во льду валидол

 

мышь с ногой поломанной, моника не ссыт

инесса ососкова не дует в усы

а трусы снимает не знаю пред кем

вертит по нью-йорку задком и передком

 

вот уже и новый начинается год

в жизни зачинается возможно “гад” (см. выше, иврит)

и дыханье наше рот в рот

и стихами пишется АД в зад

 

анна или домини – дунь плюнь

слово моё помни (а впрочем забудь)

я ещё до смерти наверно потерплю

только бы не спёрло дыханье в зобу

 

как у той индейки ниагарой сперм

обожрясь виагрой творец сыт спит

ты моя ососкова увы не первая

и не предпоследняя в ряду пизд

 

писано во юности лёнечкой и мной

милочке плотицыной ирине харкевич

нечто не новое но всяко иное

харе кришну в харькове уже не похаришь

 

похоронен лирикой клириком поя

там под киликией полки стоят

мои или соснорины кому куда

милочки кудиновой несвежая манда

 

я ебу индейку и в зоб и в зад

называя инной чему я рад

инна моя инна индейка судьба

дай мне суспензорий для тяжкого лба

 

крылышками жирными машешь не в такт

и в тебя я скудостью семени не втёк

ваткою тампоном потечёт вода

между вялым хилым что всунут а не воткнут

 

кончено лишь копчик стоит копьём

пальчиком игольчатым в копне копаясь

бюст виолончели гаврильчик колупнёт

на темени не лысина – тонзура, кипа

 

“тешь же мою плешь” существованием своим     (*лесков, см.)

право не существенно где ты (с кем) и как

на душе поют щипаченкой соловьи

строит свою лествицу до нёба иаков

 

семенем в гортани не породишь рахиль

твоей горизонтальной и всякой требухи

все твои ахи и прочие хи-хи

зачем-то прелагаются мною в стихи

 

тухлая индейка и полуночные звонки

сделали меня мизантропом и заикой

мизагином быв уже и более не став

тоскую по ососковой с неё привстав

 

ах уж эта инна одоевцева фря

фира из кефира* в междужопьи африки     (* в.соколов, г.ковалёв)

могутинским хуем размазана сопля

прядильно-канительной и ткацкой фабрики

 

помню пэтэушниц асадовым кормя

коим не засаживал вплоть по коренные

мнятся инессы нагие окорока

которыми на барда она поканала

 

ох уж эти барды бордель бардак

ты или кристина (та на шевчуке)

видел твои прыгающие на гаркуше бёдра

активно каковыми при мне шевелила

 

ты екатерина шевелёва пардон

та что от андропова родила сынка

прямо из обкома лобком в роддом

или ты поклонница соколова-скаля?

 

но никак не мя лишь индейкой обоймя    (окормя)

тулово кузьминского опухшее в тоске

казённый кожемит и тюльпанова “абемит”

спокойно умещаются на одном куске

 

полив тебя вареньем жую сопя

во рте ещё остался не единый зуб

о как ты не давалась как ты сопротивлялась

когда я расстегивал твою “зизи”

 

(см. у димы савицкого, ёбаря лизетт)

а пушкин не хаживал за натали в клозет

пельцман-армалинский соврав собрал

по сю идёт в газетах о говне сыр-бор

 

оно-таки пловуче пелевиным и пр.

вонючие онучи онегин спёр

и ленскому на темя смеясь надел

(о чём писал мадорский – см. на “д”)

 

диавол и зигзаги твоей ноги

мне светятся нагими в моей ночи

а ты моя поэтка молчи молчи

пипетки наготою не лги не лги

 

прощай треща индейка в моём жару

скукожится гидальго в твоём жиру

живём мы где-то рядом в одном миру

ты повернёшься задом

и я умру

 

нет весь я не умру!

дыша в заветном клире

я вспоминаю очи что карелии

озёрами я некогда назвал

тому назад лет сорок о завал

 

тому назад три года

или два

тому назад

не зад но голова

является ответом на слова...”

 

– и так далее, более или менее, параллельно и перпендикулярно, ещё одной биссектрисе (по вознесенскому**), поставим всё это зачином в неписомую поэму, сделав поэму коллажем, увражем, “письмом на деревню девушке”, неважно какой.

 

* лесков: “тешь мою плешь, сери в голову” (пословица, приводимая в письмах, изыскана в.и.эрлем, см.)

** и “конусу как” (по таковому же, см. пародию и.нелина, точной цитатой “Дочурка твоя обольстительно // усеченный конус накакивала”, “ВОПЛИ”, март-апрель 1999, стр. 361)

 

и /или/ – лирикой типологической самого конца 20-го –

 

“... то отнюдь не затем что себя как тотем берегу

а затем что влюбившись в младую манду лажанулся

 

от тебя я готов даже СПИД вместе с эйдсом принять

только к нежным губам этим снежным холмам на мгновенье приникнуть

разделяют нас не вассерманы пирке пиренеи

а какие-то мальчики юные с модным прикидом

 

даже алекс и тот поимел от тебя поцелуй

хотя тоже козёл и с тобою сравнительно старый

только слёзы и слюни текут у тебя по лицу

и ещё кое-что – назовём это девочка спермой

 

если ты не чиста то хотя бы словами честна

ты ни разу в ответ на моё не сказала “целую”

ибо ты как краюшка московского хлеба черства

и реакцию ты красотой вызываешь цепную...”

 

/час ночи на 10-е июля 1994/

 

– всё теми же “сиренами”, вычетом красоты и многого другого...

и предвиденных 4 года назад “разделяющих пиренеев”...

и поставим на этом – точку.

 

(в 11 вечера, в понедельник после рождества,

28 декабря 1998, в лордвилле)

 

   – запоздалый эпиграф к писомому, вставленный (по Стерну) куда ни попадя:

 

“наестся меч мой мяс от тела...”

(в.к.тредиаковский)

 

   ... лет 30 назад вопросили мы с Олегом Охапкиным, на спиритическом сеансе столоверчения, дух пииты Василия Кириллыча Тредиаковского:

   – В чём есть суть российской изящной словесности?

   ... И блюдечко ответствовало:

   – ХЛОИ КЪ МУЧЕНИЦАМ ПИСМУ...

   (в орфографии и стилистике века осьмнадцатого...)

   Более мы, убоявшись, духов мёртвых не тревожили.

 

(запись запоздалая, 30 лет спустя, от лета 1969 или 1970-71, на Староневском, дом №173, предпоследний, по правой стороне, у Лавры, в квартире №31, у Мыши, она же Э.К.Подберёзкина, в замужестве Кузьминская)

 


   
назад  

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44

 

дальше

 

на главную