ПЯТЬ ПОЙМАННЫХ ШПИОНОВ

или отец битника Леши Хвостенко

    "Из унитаза на него глядели

умные, проницательные глаза

майора Пронина."
 

                 /автор неизвестен/

 

        В пьесе В.Березовского "Где хазер?" /неопубл./ действуют шеф иностранной разведки господин Савва Офф и две темные личности - Джек Рапсакет и Джон Овершот. В институте НИИФИГА похищен хазер. Шпион Рапсакет перешел границу в верблюжьей шкуре на свиных ножках и так вошел в роль, что плюнул в лицо вражескому пограничнику. Пограничник обтёрся, и пробормотав: "Ну я тебе еще это припомню, скотина!", продолжал нести службу. Помимо этого были и другие действующие лица. Подвергался издевательству советский морг с графиками "оживаемости" и "умираемости" и с лозунгом "Пожил свое - дай пожить другим!", выставка "королевского реалиста Кишкина" с картиной "Три поросенка в кукурузном лесу", и, наконец, народ, которого изображал "Иоганнушка-дурачок". Ставилась она в институте ВНИГРИ, в конце или второй половине 60-х годов. И имела успех. Надобно отметить, что рапсакет и овершот - это детали крепления буровой установки, а хазер по еврейски - просто свинья. Но нам следует обратить внимание не на нее, а на шефов иностранной разведки.
        Сколько помню себя, всегда ловили "шпионов". По Америке они шляются никем незамеченные, а в Советском Союзе народ - бдит. Как писал прозаик Мишин-Буковский: "Каждый советский человек обязан подозревать, а иначе может оказаться соучастником." Мы и подозревали. В 50-м году в первой английской школе города Ленинграда /213-ой/, где готовили будущих дипломатов и где учился я, по коридорам ходил чисто выбритый человек в элегантном костюме. Это был преподаватель Хвостенко, отец нынешнего Хвоста, поэта, певца и художника. Так вот отца мы ПОДОЗРЕВАЛИ. Во-первых, почему он всегда чисто выбрит? Во-вторых, почему он прилично одет? Облик его настолько не вязался с обликом советского человека, что мы /я и мои приятели/ были убеждены, что это английский шпион, и наблюдали за ним, чтобы ДОНЕСТИ. Доносить, впрочем, было не о чем, за вычетом свежевыбритости и костюма и Л.Хвостенко продолжал учить нас. Сын его, наоборот, отличается волосатостью, хипповым костюмом и лучший поп-сингер на Руси, помимо чего прекрасный поэт /см./ и художник.
        Потом, в свою очередь, начали ловить нас. Я был задержан в Леселидзе директором санатория Килисони в 1961 году, как турецкий шпион, за то, что "пэрэшол граница в рибаловных сапагах" и отправлен на погранзаставу в Гантиади, откуда попросту - в Гагринское отделение милиции. На сей раз подозрение вызвала волосатость - эталоны загранграждан меняются. Юрик Климов был задержан в Сочи за то, что прикрывал шарфом от ветра прыщик на губе - маскировка! К таким задержаниям я уже как-то привык. Но нас интересует не факт моего задержания, а то, как это отразилось в литературе.
        Помимо гениального образа майора Пронина, вошедшего в поговорку /а равно и образа майора Вихря - см. у Гаврильчика; Штирлица и т.п./ русская литература откликнулась на жуткую шпиономанию 50-х годов и по-другому. Сравним тексты Уфлянда, Тарутина, Кушнера и, наконец, более поздние - Ю.Алексеева и Кузьминского. У Уфлянда в стихах шпион упоминается не единожды: "Когда в Америке шпион родится...", "И они, посидев на бульварах, идут / В шпионы, сыщики и провокаторы." /"Об американцах"/. Однако, лучшим текстом является - "В глухом, заброшенном селе / Меж туч увидели сиянье..." о прилетевших инопланетянах. И тут Уфлянд находит необычайно точные /и жутковатые/ реалии: "Допрос вели на трех наречиях: / Мордовском, русском и на коми..." Его стихи датируются 57-58 г.г. Примерно к тому же времени относится и текст Олега Тарутина "Финал" о шпионе, который "Двадцать лет работал в цехе / маскировки ради", имел жену и детей, "выступал в стенной печати, / потреблял перцовку", словом, Тарутин живописует нам жизнь простого советского человека в облике шпиона, "помирающего от рака". Шпион - не враг, а такой же, как мы, часть нас. И это - в период, когда нам вдалбливали в голову всей машиной советской пропаганды, что шпион - не человек, а - убийца, отравитель колодцев /и птицеферм/, террорист и диверсант. Но, как видим, на Тарутина и Уфлянда это мало подействовало. Перейдем к Кушнеру:
 

А в вагоне-ресторане
На столах стоят пионы,
А в вагоне-ресторане
Ездят грустные шпионы
/англичане или финны,
подрывающие мир/.
А в меню одни дельфины
На себе везут пломбир.
В тот пломбир подсыпать яда -
И грустить уже не надо,

Ни по рельсам колесить,
Ни чужой костюм носить.
На руке - узор колючий,
Виноградная лоза.
Вы случайно не лазутчик?
Только выкатит глаза.
.......................................

 

          /"Синтаксис" №3, апрель 1960/
 

У Кушнера шпион - "грустный", отсюда - человеческий. Да как это можно сочувствовать врагу в те годы, когда и друзей-то расстреливали?! Однако не звериная ненависть идейного коммуниста определяет вышеприведенных поэтов, а человеческая доброта, против которой так возражал и боролся

великий Ленин. Тщетно. Не вышибается она из человека - и ша.
        И шпиономания-то надоела. Приходится нанимать более талантливые силы, чем те, что наводняли "Библиотечку военных приключений". Появляется Юлиан Семенов, автор эпопеи "Семь мгновений весны", ведущий пропаганду уже современными средствами. А она - до фени. У поэта Юрия Алексеева шпионы переходят уже в декоративный элемент:
 

Скорпионы, как пионы,
Расцветают на песке,
И английские шпионы
Кувыркаются в тоске.


То же и у Кузьминского /кстати, "шпионы - пионы" - образ в воздухе витающий/:

 

БАЛЛАДА ЮЖНОГО БЕРЕГА


                  
Юрику Климову
 

Ходил с брадой и в тельнике
сопел и сыпал пеплом
среди своих людей никем
ни в чем замечен не был он
 

но днесь страдая насморком
и чувствуя болезнь в носу
явился он на пляж морской
зане вода полезна суть
 

явился ночью лунною
красив как анемон
облюбовал валун на юг
и возлежал на оном он
 

покоем знать пожертвовал
чтоб в море очутиться
но пойман был прожектором
и схвачен ad judicem
 

допрос вели с пристрастием
но он словами резкими
никак не мог представь себе
ответить по турецки им
 

но языка незнание
для них что в лоб что по лбу и
закончил он признанием
сознательным и полным
 

судили в Симферополе
судом народным праведным
егда почил он во поле
был погребен как праведник
 

погиб с ненужным пылом
под небом сим нестиранным
а через месяц был он
посмертно амнистирован
 

знать возвели напраслину
ужасную на онаго
а на углу Апраксина
стоял шпион с пионами
 

                       Алупка, 1968

 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2005

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 1 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга