SINTAXIS

   
 
ПОЭТЫ "СИНТАКСИСА"

 
        Журнал "Синтаксис" издавался Александром Гинзбургом /см./ в 1959-60 гг. По слухам, вышло 8 номеров /или 9/, 3 первые переизданы на Западе журналом "Грани", №58. Поэтому общий обзор затруднителен: что еще было в пяти или шести номерах? Но даже по первым трем кое о чем судить можно. Время было такое, как и всегда: писалось. И даже, понемножку, можно было дышать. Отсюда и сошлись под одним супером /или "Синтаксис" был без него? Я его никогда не видел, только один нумер, от руки переписанный/ столь разные имена. От ныне маститых /в той или иной форме/, до никому не помнимых. Но большею частию, любопытных. И уж ни одного /за вычетом поэтесс, о них я не говорю/ бездарного. Первые два номера - Москва, третий - Петербург. По первому же имени - Александр Аронов - возникают вопросы: кто таков? откуда? куда? И ответов у меня нет. Не встречал я больше Аронова нигде, ни в тамиздате, ни в самиздате. Просто имя. А, стихи - от детски-слюнявых /вроде Роберта Рождественского/ до:

 

САМАЯ ГОРЬКАЯ
 

Что же это ты, печальная,

Прижалася к стене?

Буквы-то на ней печатные,

А слова-то - не...
 

Приди ко мне берегом,

Растоптанным садом.

Встань ко мне передом,

А к другому - как?
 

Так уж это делается,

Нечему дивиться.

Красная девица -

Рыжая девица.

 

Наш. Да других там и быть не могло. Даже Панкратов, даже Белла Ахатовна Ахмадулина, тот же Глеб - все эти нынешние знаменитости - были там. Бродский. Бобышев. Все.
        Не в том дело, что Алик Гинзбург представил ВСЕХ поэтов - это даже мне сейчас не по силам, а в том, что он представил - всех, кого нужно. И Панкратов был поэтом, и Горбовский им остался, что же до тех, кто не стал /а был ли?/, то о них и речь. Возможно, что эти "не ставшие", тем не менее - быть имеют. Как Еремин, о котором не слышно вот уже 12 лет. Как Уфлянд. Как, наконец, Чудаков. Поэтому, произвольно-выборочно /на мой вкус/, помещаю здесь ряд поэтов. Может, их следы еще отыщутся. Пишут ли они?
        Но даже если нет, то это и есть тот литературный фон, та литературная среда, характерные для периода 1955-60 гг. И это сделал Гинзбург.

 
 

 

ЮРИЙ ПАНКРАТОВ


 

БАНЩИК
 

Пропащий, рваный,
Пропахший ванной -
Эх, банщик Ваня,
Тебе постыли
Угары бани,
Огарки мыла...
Бредешь устало,
Снежок вминая,
В конце квартала
Стоит пивная.
В пивнушке этой
Царит веселье,
Как в бане летом
Под воскресенье.
В угаре пьяном
Ты снова - банщик,
Тебе Марьяна
Поллитру тащит.
От той поллитры
Ты смотришь косо,
На стол залитый
Ложишься носом.
И видишь чётко,
Как в ванне белой
Лучится чьё-то
Святое тело,
И пахнет розами,
И пахнет мёдом,
И чьи-то слёзы
Текут по бёдрам.
Стряхнув небрежно
Чужие капли,
Она с одеждой
Идет по кафелю,
А ты с надеждой
Стоишь у двери -
Быть может, женщина
Тебе поверит,
Что не пропащий,
Что ты не рваный,
Что не пропахший
Чугунной ванной!
В платке зеленом
Она выходит,
Зрачком солёным
Тебя обводит,
И оставляет

Лишь запах жаркий,
Да русый волос
Своей мочалки.


 

Воспроизведено по памяти. В тексте журнала "Синтаксис" №1 после строки "Под воскресенье" следует:


Разгар распива -
Светло и мило,
И пена пива,
Как пена мыла.
В веселом баре
Тепло как в бане.

 


см. также: Константин К. Кузьминский. "50-е, "Москва", Панкратов и Харабаров"

 

 

НИКОЛАЙ КОТРЕЛЕВ


 

* * *

 

Мелел лемм хлам.
Дым коромыслом был.
Мысль - небылицы.
Лица - моток.
Сгинул поток - унеслась кобылица...
Тянулся, мая,
поезд метро.
Ров...
Бюст в шоколаде стены...
Ладил
клади шоков
темы -
темны.
Плыли воском.
                      Растекались.
Выстеклись хоть одна.
Не было дна...
Л и М,
свиваясь, смерзлись...
Смеркалось...
Искал вас...
Говорил Хлебников.
Втянул говор - ил.
И просилось Л...
Не был смел...
Там - темь,
Мерз мост - переносица берегов.
Я берег мел - был мал;
играл в...
Уберечь не сумел.
Выбелил руки, лицо.
Сухо им...
Нелюдим.

 

 
* * *
 

Когда не стало теней,
Воздух был ровен,
в смятеньи.
Скрылись в тучах
брови домов,
чахли
над улицами этажи.
Путались номеров дроби -
города дебри.
Город не жил.
Я шел, как всегда,
за собой в

чувств
голодом уморенных волчат.
Город был пуст.
 

 

* * *
 

Из крана капали часы,
мой мозг,
как звон в ушах,
молчал.
Я не хотел,
но кто-то ставил на весы
узлы моих концов
и нити тонкие начал.
Исчезла качка фонаря,
и стали стекла голубы.
Паяц,
        ломаясь,
повторял
решенье чье-то:
  о         о         е.
 

 

* * *
 

                   Л. Г.
 

В доме, который стар,
в доме, который стоять устал,
битый кирпич коридоры устлал.
В щелях весны синева.
На стаканах письмена.
Скрип в стропилах-костях,
синь приникла к ногам окна.
Звук ее - не орган и монах -
Идола молит остяк.
Мудрость немая окна страшна.
Надписи на стенах.
 

 

* * *
 

                      Л. Г.
 

О, волокнистый задник зорь!
Там чутко стынут облака,
глаза морочащая хворь -
рассвет встает, клокат.
И деревянных декораций
заводов,
             улиц
лжива близь.
Так день идет,
                      чтоб издеваться,
по жалкой шаткости кулис.

 

 

 

НИКОЛАЙ ГЛАЗКОВ


 

                  С. Кирсанову
 

Нехреновым
Новым
Словом
Кто прославил свет?
Кто на водах
И на сводах
Свой оставил след?
То Семен Кирсанов
Самых
Новых слов поэт,
Всех времен краса -
Кирса-
Hов
Замок взял побед.
Рае, а не Беатриче, не Лауре рад,
И не Данте, не Петрарка, а лауреат,
Рифмователь
И писатель,
Интересный всем -
Ен Исакович Кирсанов Сем.

 

 

 

АЛЕКСАНДР ТИМОФЕЕВСКИЙ


 

* * *

 

Я болен проклятой болезнью
И мучаюсь мукой боленья.
Я знаю - борьба бесполезна,
Но нет от нее избавленья.
Ночь смотрит из окон незрячих,
Бесстыдно ложится на плечи
Пытать меня плачем кошачьим
И мстить немотой человечьей.
То дыбится черною хмарью,
То к горлу подкатится стервой...
И дом наполняется гарью
От жара дымящихся нервов.
Хочу я, охваченный страхом,
Будить не соседей - планету...
Луны заржавелая бляха
Велит мне молчать до рассвета,
Лежать на кровати железной
И слушать, и слушать скрипенье.
Я болен проклятой болезнью,
И нет от нее избавленья.
 

А по сердцу свищет и свищет,
И к утру его иссекут
Тяжелых минут кнутовища
И тонкие плети секунд.
 

 

* * *
 

Небо высшим начальством
Заковано в звездные цепи,
Вечер пуст, как пусты
Астраханские голые степи.
Вечер пуст, и любить, и мечтать
Нету смысла и толка,
За душой ни черта,
Как в соседней лавчонке Райторга.
Вечер нуден и скучен,
Как свод грамматических правил...
Я бы скрипку послушал,
Да адреса ты не оставил.
Ты “Чакону” Витали
Сыграть обещал мне иначе,
В рог луна завитая
Висит над хибаркой рыбачьей.
Под грошовой иконой
Лампада мигает елейно...
Ты играешь “Чакону”
В двухмерном пространстве Эйнштейна.

 

 

ПОЭТИЧЕСКАЯ СТАТИСТИКА
 
        20 лет назад в трех номерах журнала "Синтаксис" Алик Гинзбург опубликовал 30 поэтов. По 10 на номер. Кинем взгляд в прошлое, сравним его с настоящим. Из 10 поэтов первого номера - 1 имя случайное /я его не знаю, но тексты не бесталанные, один я привожу/. Александр Аронов. 1 дама. 2 члена Союза писателей - спившиеся и скурвившиеся тогдашние соратники Евтушенко Панкратов и Харабаров. Бурич "ушел в перевод", по выражению профессора Эткинда. Тексты его - см. в антологии. Остаются 5. Кто же это? Отец "Самиздата", поэт Николай Глазков. Еще в 40-е годы, до войны, рассказывают, что выпустил он книжечку на машинке, где на обложке стояло: "СамСебяИздат". Изданная в конце 50-х первая книжка его была украшена корабликом на обложке, выполненном буквами на пишущей машинке. Так и напечатали. И не заметили крамолы. Да и мы ее не заметили, потому что книжка была официальная, а стихи плохие. Все же один текст его воспроизвожу. Из-за техники и посвящения. О Сергее Чудакове я говорил. Загадочен и неуловим. Остальные трое - Некрасов, Сапгир, Холин - составили основу барачной школы, позднее вошли в группу "Конкрет" Наиболее важные имена из старшего поколения москвичей.
 

        Во втором номере "случайных" было уже 4, членов - тоже 4 /но среди них - Ахмадулина и Окуджава!/, дам - 3, но там же появились интереснейшие имена: поэт и художник Олег Прокофьев /см./ и Николай Котрелев. Словом, номер уже фифти-фиф-ти, по поскребышкам.
 

        Зато третий номер, Ленинград, дал, практически, все и поныне ведущие имена, кроме куда-то пропавшего Сосноры. Но в те времена Соснора не очень котировался. Он сам мне рассказывал: приходит куда-то, а там мэтром сидит Еремин. Пьяный. Очень он Соснору недружелюбно приветствовал. Так тот и ушел. Поэтому и нет его в этом номере "Синтаксиса", давал-то Алику Гинзбургу - кто? А Еремин, или Чудаков, друг его. Поэтому Горбовский, их друг, попал, а Соснора - нет. Мне-то все ясно, и у Алика можно не спрашивать. Но остальные - сливки. Кроме мадам Слепаковой, не помню тогда, чьей, кажется Глеба - все лучшие имена. И посейчас лучшие.
 

        Вот что значит быть издателем Гинзбургом. Не знаю, писал ли он сам, или не писал, но себя-то уж он всяко не включил. А просто и безошибочно отобрал - лучших. Лучших и ПОСЕЙЧАС. Ну не чудо ли? Из 30 имен - 5 случайных, да и то не бесталанных. А то, что другие 5-6 бросили писать или "ушли в перевод" - так кто ж их знал!
 

        Перейдем к другому журналу, свободному. В 17 номерах "Континента" /последних двух нет у меня под рукой/ напечатаны, примерно, 33 поэта, не считая переводов. В среднем, по 2 на номер.
        Из этих 17 номеров - в 8-ми представлен Бродский. В среднем, в каждом втором. В одном номере - дважды: стихами и статьей А.Лосева.
        В 6-ти номерах - Бетаки и его окружение, в основном дамы, и переводы с курдского и еще какого-то.
        В 5-ти номерах - Галич, и о нем.
        В 3-х номерах - Коржавин.
        По принципу "политическому", вероятно, 4-5 поэтов: прозаик Корнилов, переводчик Богатырев, "диссиденты" Делонэ, Некипелов, Помазов.
        По знакомству - называть не буду - не менее 7-ми. Больше. Дам забыл.
        По "национальному" признаку - с десяток.
        Остальные - 5 - по принципу поэтическому. Журнал, все-таки.

 

 

 

НОВЫЙ ЖУРНАЛ. НОВЫЙ МИР

 

        Мир-то старый. И до омерзения знакомый. С журналами - тоже знакомо. В процессе работы над этой антологией /собранной, надо сказать, на 90% в Союзе/, нам пришлось ознакомиться и со всем тем, что печатается здесь. Просмотрены, уж во всяком случае - с 56 года, следующие журналы целиком:
 

1. "Грани". Франкфурт на Майне. ,
2. "Новый журнал", Нью-Йорк.
3. "Современник". Канада.
4. "Воздушные пути" /альманах/, Нью-Йорк.
5. "Континент", Париж.
6. "Третья волна", Париж.
7. "Эхо", Париж.
8. "Ковчег", Париж.
9. "Глагол", Анн Арбор.
10. "Гнозис", Нью-Йорк.
11. "Ами", Израиль.
12. "Сион", Израиль.
13. "22", Израиль.
14. "Время и мы", Израиль.
 

Пожалуй, все. Просмотрен "Посев", там, где. это касается поэзии. Не деля эти журналы на категории, я не Ламарк, попробую определить роль каждого в плане сугубо поэтическом.
 

В "Новом журнале", основанном еще не то Алдановым, не то Семеновым, а теперь редактируемом Романом Гулем, по зернышку удалось собрать что-то около полудюжины современных текстов. Одно стихотворение Роальда Мандельштама, два-три Анри Волохонского, по одному Тупицына, Крейденкова, etc. Журнал и его редактор, оба старые, не занимаются особо поэтами сего дня. Так, для отмазки.
 

В "Гранях" поэзия представлено широко, но, большей частию, по принципу "антисоветскому" /потому и авторы в СССР не стремятся давать туда стихи - повяжут!/. И по принципу сугубо случайному: на вкус контрибуторов - круг, скажем, Евгения Кушева, или изыскания в абсурде Васи Бетаки. Читая книгу Мальцева, я поразился невежеству онаго в современном состоянии поэзии. Сунулся в ссылки - все ссылки на журнал "Грани". Редактор, естественно, не может знать, что делается в Советском Союзе и вынужден доверять специалистам вновь прибывшим, зачастую некомпетентным, но это их /и специалистов, и редакторов/ мало волнует: главное, побольше антики". Тоже мне, политическое мерило поэтики! Лишь в номере 58 напечатаны 3 выпуска журнала "Синтаксис" за 1959-1960 гг., с запозданием на несколько лет. Это едва ли не единственно стоющая и, уж во всяком случае, единственно грамотная публикация поэзии в "Гранях". В остальном, за вычетом публикации В.Бетаки "Петербургская поэзия" /в № 103 за 1977/ - бред. Кого попало, и что попало. Обходились бы Иваном Елагиным, нет - неведомое подавай! А получается - "деза".
 

"Современник" - журнал старый, а нынешний его редактор А. Гидони /сам поэт/ печатает на вкус художника Синявина. Вкус же у Синявина известный - полное отсутствие онаго, чем и был известен в Ленинграде. Но - кому что.

В "Современнике" не нашел ничего.
 

"Воздушные пути" появились слишком рано и просуществовали недолго. Вышло всего 5 номеров, закончившись в 1967 /то есть, до начала нашей эмиграции/. Редактор-издатель Р.Гринберг. Выше этого по качеству ни в России, ни на Западе издания я не встречал. Материал первосортный. Только сливки. На уровне лучших русских журналов начала века. Такая обида, что альманах не дожил до наших дней. Говорят редактор обанкротился. Да и кому он был нужен? Ведь "свиней не кормят вареньем" /Шарль де-Костер/. Свиней кормят по рецепту д-ра Терапиано, ностальгией "по великому прошлому" и самокритичной импотенцией настоящего. Вздохами по Пушкину. А альманах был хорош! Слишком хорош.
 

"Континент". На него была надежда. Оказалось - напрасная. Помимо восточно-европейского диалога, поэтов печатают за ... храбрость /как мне объяснила зав.редакцией Наташа Горбаневская/. И на вкус главного редактора В.Максимова. Но он же носорог. И вкус у него - носорожий. Печатает поэтов по племенному признаку "диссидентства". Какие-то таинственные имена, никогда не слыханные в Союзе: Помазов, Серебров, Серебряков или Серебрянский - а подборка шести лидеров Ленинграда -Охапкина, Кривулина, Ширали, Чейгина, Куприянова, Ю.Алексеева - лежит с 1976 г. Не появлялись на страницах "Континента" лучшие поэты Москвы - Лён, Губанов, Величанский, Алейников. Лимонов, правда, был напечатан, с предисловием Иосифа Бродского /и, полагаю, под его нажимом - мой не помог/, но ... в разделе "Мастерская". Как в "Авроре". Спорное, значит. Но что уж бесспорно, так это то, что Максимов в литературе "не тянет", по его скучнейшим многотомным писаниям видно. Одначе, диктует. Поэтесса же Горбаневская со всем пылом кинулась в поэзию Украины и Польши. Бродского, однако, печатают. В каждом номере. Ну, что ж, один поэт на журнал /да еще такой!/ - и это неплохо. А надежды были.
 

О "Третьей волне" говорить почти нечего."Третья волна /чего-то/" печатает окружение издателя Саши Глезера. И то хлеб, если окружение - покойный Кропивницкий, Сапгир. Но журнал маломощный и неэффективный, хоть и на хорошей бумаге.
 

"Эхо" Марамзина с ходу пошло снимать сливки. Издатели Марамзин и Хвостенко зело в курсе литературной ситуации Ленинграда /и Москвы/. И уже опубликован Уфлянд, тиснута Лена Шварц, сам Хвост, Лимонов - да все подряд. Сливки, одним словом. Однако, журнал пока без лица. Уж больно Марамзин с Хвостенко не схожи. Один -сытый прозаик, бывый член Литфонда и профгруппы, друг Максимова /тоже, похоже, бывый/, другой - поп-артист, хиппи, нарком, хулиган, гений. Пока трудно говорить, всего номера три вышло. Но - блеск.
 

"Ковчег" набрал, в основном, нечистых. В первом номере московскую чертовщину развел, во втором - 4 стишка гениального Стаса Красовицкого /из них 3 плохих/ и хорошего Женю Рейна напечатал, в третьем - было не до стихов. Тиснули прозу Лимонова и меня, на чем, полагаю, благополучно закроются. Во всяком случае, сановитый Владимир Емельянович /Максимов/ выразили неодобрение и повелели - о Лимонове молчать. Замолчали. Глезер снял даже негативную статью о нем в своей "Волне /чего-то/". "Ковчег" - на мели.
 

"Глагол" Карла и Элленди Профферов - полуистэблишмент энтерпрайз. Помесь Бродского с Аксеновым. Вышло два /?/ номера, кроме обрывков Алика Ривина /публикация Левинтона - см./ и Алеши Цветкова /который под боком/ - пока ничего. Посмотрим, что наработает новый редактор Игорь Ефимов /из бражки Марамзина, тоже "полуофициальный"/. Бобышева он, по крайней мере, печатать не хочет. И Лимонова тоже.
 

"Гнозис" Ровнера - журнал метафизический, но печатает поэтов. И даже /что толково по замыслу/ в английских переводах. Но - каких поэтов? В одном номере - гениального Леонида Аронзона /см./, в другом - Петра Булыжникова /не Болдырев ли, из компании Синявина?/. Булыжникова не знаю. Стихи - дерьмо. Но это, вероятно, вкус супруги Ровнера, Виктории Андреевой. Но Ровнеру - пожелаем. Увидим.
 

Такое впечатление, что русский центр переместился в Иудею. По крайней мере, там печатают русских, и - как! Какой журнал ни возьми /за вычетом "Сиона"/ - одни "образцы". Начиная с покойного "Ами", успевшего-таки опубликовать Веничку Ерофеева "Москва - Петушки"!, дают одного за другим лучших авторов. И грамотно. Каким бы пиратом /и одесским бандитом/ ни был издатель Перельман - а журнал у него прекрасный. Больше половины поэзии печатаемой /а можно ли требовать - больше?/ - это лучшие поэты Москвы и Ленинграда. И с портретами.


"22", отпочковавшийся от загнившего "Сиона" /был "Сион", кое что печатали, но на 22-м номере прикрылся - прикрыли? - как свободный журнал и перешел в другие руки. В руки надежные. Государственные./ А "22" начал существовать сам по себе. А тут еще кое-кто приехал, кое-что привез, и пошли - публикации Бобышева, Лены Шварц - а то ли еще будет? К этому журналу я отношусь с пиэтетом, и не потому, что меня там собираются печатать /я там в своей публикации их круто обложил!/, а - по уже напечатанному.
 

Но в общем, за вычетом журналов, появившихся 2-3 года назад - нигде ничего не печаталось. Из вышеупомянутых журналов взяты единичные стихи для нашей антологии. С тем же /и большим/ успехом их можно было получить и у авторов /в основном, авторы здесь/, но и журналы заслуживают внимания. Некоторые.
 

Ситуация, в целом, неудивительная. Журнал "Континент" клялся с самого начала продолжать традиции "Нового мира". Как известно, у Твардовского печаталась средней крепости проза, очень грамотная критика /а Синявский откуда?/ и поэзия на уровне ниже редакторской. Дежурные имена - Вознесенский-Евтушенко - картины не меняют. Из новых - толковых - имен Твардовским был напечатан /в последнем его номере!/ Александр Величанский. Случилось чудо. С "Континентом" чуда не случается. Горбаневская и Максимов стойко противостоят поэзии. Стихоустойчивы, как говорил Маяковский.
 

От стариков и ожидать нечего. Иваскам это не по зубам, в том еще веке живут.

 

А вообще - мрачно. Не до поэзии людям.

 

Потому и нужна антология.

 

Мемориал.

 

назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2005

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 1 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга