Я возил льва Святого Марка, высеченного из какого-то черного камня, в грузовичке или на чем еще, по полу, путем чего отбил ему крыло. Крыло приклеила матушка, так он и стоял на буфете, рядом с часами "Глобус" - шар, опускавшийся по стержню, часами "Лира" из розового мрамора, самоварчиком, хрусталем и прочими цацками 18-го, 19-го и начала 20-го века, остатками дедовской роскоши. Все это потом матушка продала на прокорм поэта и на его отъезд за пределы родины. На книге раскрытой, под лапой льва Марка, было высечено:

20 с лишним лет спустя это вылилось в строчку:
 

поскольку к тому времени я уже, похоже, слышал алексеевского "Тиберия" /см./ Читаемое с 5-ти лет "говорение" Пушкина:

трансформировалось впоследствии в:
 

при чем, тут еще затесался и Олеша со своей куклой Тутти /или наследником?/, palazzo della Robbia, горьковские сказки об Италии, Шарль де Костер.

Шарль де Костер и Гашек, со своей полиглоссией, буквально набили меня иностранщиной, которая, у них будучи приемом - у меня вылилась в метод. Не только у меня. У Кондратова /см. 1-й том/. Приемом это осталось у Бродского /см. "2 часа в резервуаре"/. Курдюковщинка у Оси - крученыховщина у нас.
Тюркизмы /тщетно ищу "Словарь тюркизмов в русском языке"! - у Камкина продавался, но я, по нищете, не купил, а когда разжился - не было уже словаря/ всех, почитай, писавших о Зауралье - а писали много - у меня вылились в "Ермака" /и еще многое-многое/, у Хвостенко-Волохонского гениально-изящно - в "Прощание со степью".Тюркизмов у Бродского не нахожу. Разве, на мотив "Вальса на сопках Манчжурии" -

Но не более. За все свои скитания по Сибири - Бродский ни одного слова не выучил, Пришвина и Арсеньева, полагаю, не читал, зато знает польский и Донна-Блейка-Одена. Западник, словом.

Меня же, с Гоголя, интересовал украинский. Котляревського в оригинале я раздобыл уже "в зрелых годах", но еще в Сибири, в сезон 60-го, говорил по-украински с Ванькой Майдановичем, который цитировал мне:
 

 
При этом объясняя, что "кохать" - не имеет эквивалента в русском, разве неологизмами - "вылюбливать", "олюбливать". Отсюда и пошла моя интродукция к "Башне" смешавшись с певшимся мне Мадонной Лялькой:

К тому же, чудом, на подаренном мне матушкой "Ундервуде" 1903-го года, сохранилась летера "i". И даже "ё" было! Так что, естественно, "Башню" я начал писать украинке - на ее языке:
 

Словом, загадок с моим "говорением" - никаких. Разве что - затруднительность в чтении. Но читают же Бродского!
Испанского я надрался преизрядно в ... техасских рассказах О'Генри и в его же "Королях и капусте". Потом оставалось только выделить слова имеющиеся, додумать недостающие - и 2 четверостишия "по-испански" готовы.
Французский должен знать всякий грамотный человек, кому довелось несчастье читать "Войну и мир". Поневоле выучишь.
А вот, как ни странно, по-английски "заумь" я писать не мог, ибо знал его с детства! То же, кстати, и с украинским - вполне вразумительно-реалистично. Потому и перешел я в 75-м к языкам "экзотическим". Работая над романом "Хотэль цум Тюркен" /помимо вавилонского смешения языков в "Леопольде Хавелке"/, мечтал я о Полине /Климовецкой/ и Полинезии. Машенька Разумовская достала и откопировала для меня в венской библиотеке маори-полинезийский-английский словарь Трэджира, каковой и дал мне текст "Алоха хуру" /правда, тут еще и рассказы Южных морей Лондона!/. Потом понеслось: из дневников Генри Стэнли - надрал я текст "Вазамба Мтута" диалектами Занзибара, Замбии и Уганды, из дневников Миклухо-Маклая - сделал на папуа "Тамо русс Маклай-Миклухо" /"Хороший русский человек Маклай-Миклухо"/. Значение слов я тут же забывал, но звучание - оставалось. Негры балдеют от моей "Вазамбы" /один, на чтении в Сан-Антонио - облил слезами: впервые в Америке услышал свой РОДНОЙ язык, поскольку был - приезжий/, испанские мои - принял за чистую монету поэт тут какой-то, переводчик с испанского. От французского, правда, французы - морщатся. Но скорее, от акцента, потому что сам текст один друг взялся переводить, приняв за "сюррреалистический". Понятия не имею. Может быть.
 

Вообще, все это "говорение" дает мне свободу - музыкальную /к МУЗЫКЕ - отношения не имеющую!/. Перепрыгивать с языка на язык, ощущая во рту сладкие голыши звуков - шаманство и волхование, о коем мечтали все, от Лермонтова до Бальмонта.
 

В плане же семантическом - тщетно ищу словари беш-де-мера, пиджин-инглиш, нашел
тут только 4 года назад, профессора Миглиоцци, специалиста по пигмеям и жаргону Карибских морей. Но мне этот жаргон - смесь негритянских, испанских, французских и индейских слов - не так нужен, как поминавшиеся жаргоны Южных морей.
Еще ищу словари языка туарегов /тамашек/, поскольку у них там странные дела с греко-римской христианской культурой, но все материалы по ним - у иезуитов, к тому же, в большинстве - по-французски, которого я не знаю.
А писать - не говорить, не все ли равно, на каком языке? Я - на всех.