незнакомый с японской поэзией ташкентский еврей Давид
велел выбить на памятнике что-то благоглупое и банальное, типа "Мертвых душечек"
Бахчаняна, и 100 долларов за готовую эпитафию тоже не заплатил /хотя я
соглашался - натурой, селедками там и прочим деликатесом/, поэтому эпитафию с
полным правом и публикую
Сайз, ко всему, отличается еще и сайзом, как я люблю говорить - 210 на 120 /это
см на кг/, каратист и подобное, поэтому я и хотел поставить на свой "турский
вечер" к 46-тилетию его и Довлатова у входа с ятаганами, турские шальвары он
себе с моих пошил /мои же при этом, привезенные Геной Гумом из Сараева, где он
ассистировал на олимпийский играх для какого-то эй- или эн-би-си, алого шелку,
Сайз заносил и затрепал и сделал даже дырку в промежности, но главное, что все
теперь думают, что это на мне - ЕГО шальвары, что обидно/, так и поставил бы, но
Довлатов бросил пить и не придет, Сайз же перманентно занят с какими-то
дурацкими репетициями еврейско-армянско-негритянского театра
самодеятельности, как полагаю
личность он шибко выраженная, и не только размерами
год уже пишет мне киевские мемуары "Воспоминания в гинекологическом кресле",
поскольку дед его был главным венерологом Киева, а отец - номер один
преферансистом на Крещатике отчего Сайз лишен всяческих комплексов
вычетом: родители, развития для, убрали из дому все детские книжки, и в 5 лет он
прочел всего Мопассана, отчего детство у него задержалось и наступило только
сейчас
понтила, сноб, столичный провинциал, чудовищно
начитанный каким-то французским педерастом в английском оригинале, отсидевшим
лет 20 и от не хуя делать ставшим писателем, Сайз при этом нецелован во многих
областях, как неподнятая целина
органично войдя в богему Израиля, а также в его проблемы и иврит, тут он стал
частью офф бродвейной публики, каких-то поэтов, писателей, театралов
американского вероисповедания, читает только по-аглицки, говорит с чудовищным
акцентом, но общается, имеет черную подругу и несколько белых /из
традиционализму/, делает какие-то шоу, пишет тексты песен по аглицки, которые
потом поет какая-то певичка, тщась продать как рок, общается с Алленами
Гинсбургами и прочей шушерой - Энди Уорхолом и еще кем-то, словом
ЖИВЕТ
открыл даже на паях с негром театральную галлерею, где выставляет всякое дерьмо,
утверждая, что это последний крик моды
собирается писать картину ссаками в присутствии публики
сучаствовал с Толстым в росписи телес на фоне Манхэттена, но об этом в
московском томе, если руки дойдут, а пока
РАБИНЕР
"яша рабинер, ты не робей,
милый киевский воробей" - и дальше что-то там было написано по пьянке, целые
стихи, но не воспроизвожу за скудостью
специалист по травкам и пыткам
пишет стихи, сказочки и роман об Иване Грозном
кончил фармацевтику и торгует лекарственными травами и я у него вечно лечусь
скептик и типичный киевский еврей /особое племя/
он, тем не менее, в свободной стране - тоскует оттого, что не печатают
я не тоскую
я печатаю все, что пишу сам, и заодно почти все, что пишут другие
яша приходит ко мне со своим чортиком Чубарем-младшим, который без конца дрочит
какие-то контурные женские фигуры, которыми уже обнадоел, спорит со всеми и
восхищается только Шемякиным /почему?/, Яша же злорадно наблюдает на меня и
бушующего Чубаря, отчего я тоже начинаю бушевать и орать на бесенка
Яше нравится чортик
семейная жизнь мне его не ясна, вроде есть жена и тесть, с которым Яша спорит
появляется у меня раз в три месяца
с Чубарем
и приносит очередную порцию сказочек или рассказов
ПОМЕЩАЮ
Марк Малинский /не путать с Марьяновским, чья бывшая
жена, Бэлла, была при Евтухе, когда мы пили в китайском ресторанчике с ним, его
антрепренером Шульманом, Гумом и моим приемным беглым израильском барабанщиком
Игорьком, при этом Е.А.Евтушенко битый час покупал в полукитайском квартале
шампанское "Редерер" за 66 долларов, которое, как он утверждал, пивал сам
Пушкин, за китайские же ребрышки платил Шульман, тоже гусь и фигура, но жена
отставная друга моего, с Евтухом - цирк!, а Евтуху абы юбку, тут таких
пуэрториканок полно, нет, на родное, Шульман, надо понимать, и привел - словом,
посидели, поил советский поэт Евтушенко антисоветского эмигранта Кузьминского,
Бэлла тоже что-то блекотала и призналась, что была жена Марека, которого Марека
привел мне играть на выставку Володи Некрасова у меня в галлерее тот же Юлик
Милкис, а потом Марк играл у меня просто так, пока не встретил киевлянку Ларису,
которую я прозвал "булочкой с изюмом" за ее родинки, и, получив место в
оркестре, уехал с ней в какой-то Сент-Луис, но изредка наезжают, сидим и жарим
шашлыки, пьем чаи из самовара - великий поэт и антологист Кузьминский, великий
виолончелист Марк Марьяновский, великий художник, абстракционист и сюрреалист,
Арнольд Шаррад - см., жарим сосиски, принесенные Лариской, а на десерт - при
прогулке обнаружили выброшенный холодильник, а в нем полно банок, съездили,
привезли: малость поржавевшие банки с консервированными грушами, грейпфрутом,
персиками, вполне съедобными, накидали льду - десерт! - а изредка и постороння
публика, вроде Евтуха, заезжает, антологию чтоб купить и попредставляться - ну
что ж, бить не стали, так, малость, политически облажали, а чаем и водкой
напоили, под сало пуэрториканское, очень оно ему в кайф - сидим, пьем, а Евтух
не себя, а Колю Глазкова читает, записали, но о нем - в томе московском, и так
полстраницы извел, а все от фамилий и Киева/, так вот, Малинский приволок мне на
выставку церквей неплохие этюды и чудовищные повторения с икон, которые я не
выставил, а так, по обличью - типичный киевский, и даже с папой, весьма милым,
приезжал. Мать померла у него, бьется, как рыба, жопой об лед, а художества
средней руки - так и не продаются. И не у него одного. У меня тоже.
Думаете, мне за Антологию чего-нибудь заплатят? Я тоже
так думал. Платят Щаранским.
И Евтушенкам.
И кого-то я еще из перечисленных пропустил.
Пропустил, полагаю, мадонну Войтенко.
И черноморского поэта Ивана Рядченко, с которым она была знакома. Но сомневаюсь,
чтобы Рядченко написал ей "Вавилонскую башню". Или упомянул ее в столь
престижной антологии, которую сам Евтух приезжает покупать.
С Войтенками мне круто не везло. Был еще потом
Михнов-Войтенко, о
котором см. в 4А томе. А это том уже не знаю, какой. Надо к 31-му марта
сдать еще 5, а сегодня 17-ое, а машинка, на которой я начал ее 8 лет назад, уже
подыхает, вызвал мастера - "Хана, говорит, таких моделей уже не выпускают,
доживает свое" - а уже и Селектрик-3 снята с производства, да и цены тоже, а я
все еще тяну эту резину, антологию, Мышь вот сейчас, может, сосисок итальянских
принесет и чего пожевать, ходил сегодня в банк, ругался: за недостачу 15
долларов пуэрториканская сволочь, супер, прикрыл счет, говорил с китайцем,
вложил остатки мышиной получки, 200 долларов, и неокешенный чек на 440,
субсидированный на антологию Ромкой Пенисом /он же Бар-Ор/, который гулял по
всем банкам месяц, а мы облизывались и занимали, на "Редерер" у меня явно не
хватает, но обойдемся и без.
Идет антология, киевский и харьковский тома, да еще 3 по
Питеру, а до Москвы у меня руки не доходят, вчера Танька Габриэлянц принесла
малюсенькое и нечеткое фото своего "Автопортрета с Губановым", а я ей сказал,
что Леня уже 3 года, как помер, а она эти 3 года в лесах провела, и борзунечка
Дика, сестренка Звена, купленная ею у заразы Гума, 3 года, как погибла, а я все
пишу эту антологию.
И киевляне ж - Денисова с Барским. Об этих я не буду, занудили, формалисты
несчастные - пусть с ними Очеретянский общается, которого я тоже выгнал, из дому
и из со-составителей, потому что начал, помощничек тоже - выбирать, кого он
будет перепечатывать, а кого не. Сайза, к примеру, оне не желают. Пусть, мол,
Сайз сам потщится и на машинке отшлепает. А Сайз, ко всему, ничего еще и не
написал. А Очеретянского я выгнал.
И печатать мне приходится обратно самому.
Или отдавать Ленке Довлатовой в набор, что стоит некоторых, но денег. Но Полина
с Толей подкинули сотнягу на Одессу, не говоря, что за бесплатно налоговые формы
составили - может, чего слуплю в зад с этой вонючей новой родины, которая платит
щаранским и евтухам, а я обойдусь. И пойду компановать Киев. Поем только.
|