Символика любви глупа
И ожидания чрезмерны.
Зачем бесчинствует толпа?
Кому она осталась верной?
Предощущение греха -
Сладчайшая из всех религий.
А дальше? Вечные вериги,
Посты и поиски Столпа.
Столп сменит остолоп-двойник
Под визг немых и торг
безродных.
А на резню людей свободных
Взирает Вечный Ученик.
- - -
Пройдя сквозь годы немоты и
снов,
Бессмысленного злого отупенья,
Я, может быть, найду с десяток
слов
Для оправданья веры и терпенья.
Одумаюсь, но вспомнив свой разлад,
Взгляну назад, на прежнее мученье.
Накину вновь тюремный свой халат
И опишу науку заточенья.
И будет так: ни окон, ни
дверей.
/Да, разгадать загадку
освещенья./
И запах, как от загнанных
зверей.
И сложный звук /как "ощущенье
мщенья"/.
Об осязаньи страшно вспоминать.
Казались мне безличными касанья,
Стерильным воздух. Вдуматься, понять, -
Но мысли не доходят до сознанья.
И никого... Быть может, лишь
рука,
Откушенная в прежних жарких
битвах;
Да кончик носа. Дырка кошелька.
И точный счет неслыханным
обидам.
Никто не вовлечён. Игра в слова:
Меня с собою, прошлого с ушедшим...
А помощи просить у существа
Всеведущего - нет, я не умею...
- - -
Я больше ничего не жду.
Я больше никого не жажду.
Я, может, в монастырь пойду.
А, впрочем, так ли это важно?
И всё же вам хочу сказать,
Что скоро стану ускользать,
Пространству мыслей угождать
И никого не целовать.
- - -
На языке не вкус просфоры -
горечь от диаспоры
/Но все-же тоже эллинской основы/.
Античность приближается к нам снова
И времена дают друг другу форы.
Минуем, друг,
тщедушия культур,
Их ограниченности, затхлого их круга,
И идеологов-истериков котурн,
Избраннической спеси - как недуга!
Мы дети расширявшегося круга,
Премудрые на многих языках.
Не почитая власти,
держимся друг друга
И побеждаем вместе
смерти крестный страх.
- - -
Служить, припоминая сны,
И, между делом, их толкуя.
Сорить стихами две весны,
Ронять невольно поцелуи.
Учить поспешно языки,
Тайком ища один, заветный.
И незаметно, незаметно
Попасться к времени в тиски.
Нагрянет зрелость невпопад.
А мы над книгой проглядели,
Что нету сына в колыбели,
Что нет пути у нас назад.
- - -
Не говоря, на требуя ответа,
Но молча: Нам дано лишь лето.
А прочие все времена круты.
Как в старину, покаты крыши
И стон чужой почти не слышен.
Во рту как раз полно воды -
Перед дождём, перед весенним чудом,
Раскованным, смешливым, грубоватым.
И окна, как на грех подслеповаты.
А если кто крадётся там по склонам, -
Не выставлять же стражу по балконам.
Что если и блаженные волхвы?
Не стало звездочётов и, увы,
Волхвы стары, чуть-чуть подслеповаты.
И возле дома на холме покатом
Стоят амбары, полные воды...
- - -
Опрокинуться навзничь
В пахучие, колкие травы.
Опрокинуть на грудь
Глубину синевы небосвода.
И отбросить, отринуть
Всё, всё, о
чём столько мечталось,
Заглядевшись
на точку,
Проворно
скользящую - мимо.
Дневник
-
Год без любви - горькая
сухомять.
Чёрствая корка бытия, не
смоченная очарованием,
Раздирает существование.
Реальность - невыносима.
-
Из девичества - во вдовство.
Из пророчества - в заклятье.
Почерк страсти - неудобства.
Дальше жизнь - лишь смена
платьев.
-
Лёжа с книгой, ночью, в моём
углу
/Милый!/
Я вдруг ощутила
Очерк губ моих.
-
На вызов отвечаю я молчаньем -
Борюсь я с однозначным пониманьем.
Но плакать по причинам непонятным
Считаю и возможным, и приятным.
- - -
Обиды клубятся густые пары
Вокруг моей темной и злой
головы.
Всё призрачней, мельче простые
дары
Любви моей прежней и нежной
поры.
Ночами мне снятся большие костры
И плахи, и для головы топоры,
И прах моих предков - пустые лари,
В которых обиды запрём до поры.
|