/Из архива Люсика Межберга/


 

АЛЛА МАРГОЛИНА


 

Символика любви глупа

И ожидания чрезмерны.

Зачем бесчинствует толпа?

Кому она осталась верной?
 

                Предощущение греха -

                Сладчайшая из всех религий.

                А дальше? Вечные вериги,

                Посты и поиски Столпа.
 

Столп сменит остолоп-двойник

Под визг немых и торг безродных.

А на резню людей свободных

Взирает Вечный Ученик.
 

 

 

 

 

- - -

 

Пройдя сквозь годы немоты и снов,

Бессмысленного злого отупенья,

Я, может быть, найду с десяток слов

Для оправданья веры и терпенья.
 

            Одумаюсь, но вспомнив свой разлад,

            Взгляну назад, на прежнее мученье.

            Накину вновь тюремный свой халат

            И опишу науку заточенья.
 

И будет так: ни окон, ни дверей.

/Да, разгадать загадку освещенья./

И запах, как от загнанных зверей.

И сложный звук /как "ощущенье мщенья"/.
 

            Об осязаньи страшно вспоминать.

            Казались мне безличными касанья,

            Стерильным воздух. Вдуматься, понять, -

            Но мысли не доходят до сознанья.
 

И никого... Быть может, лишь рука,

Откушенная в прежних жарких битвах;

Да кончик носа. Дырка кошелька.

И точный счет неслыханным обидам.
 

            Никто не вовлечён. Игра в слова:

            Меня с собою, прошлого с ушедшим...

            А помощи просить у существа

            Всеведущего - нет, я не умею...
 

 

 

 

 

- - -

 

Я больше ничего не жду.
Я больше никого не жажду.
Я, может, в монастырь пойду.
А, впрочем, так ли это важно?
 

            И всё же вам хочу сказать,

            Что скоро стану ускользать,

            Пространству мыслей угождать

            И никого не целовать.
 

 

 

 

 

- - -

 

На языке не вкус просфоры -
                                            горечь от диаспоры
/Но все-же тоже эллинской основы/.
Античность приближается к нам снова
И времена дают друг другу форы.
            Минуем, друг, тщедушия культур,

            Их ограниченности, затхлого их круга,

            И идеологов-истериков котурн,

            Избраннической спеси - как недуга!
Мы дети расширявшегося круга,
Премудрые на многих языках.
Не почитая власти,
                             держимся друг друга
И побеждаем вместе
                                смерти крестный страх.
 

 

 

 

 

- - -

 

Служить, припоминая сны,
И, между делом, их толкуя.
Сорить стихами две весны,
Ронять невольно поцелуи.
 

            Учить поспешно языки,

            Тайком ища один, заветный.

            И незаметно, незаметно

            Попасться к времени в тиски.
 

Нагрянет зрелость невпопад.
А мы над книгой проглядели,
Что нету сына в колыбели,
Что нет пути у нас назад.
 

 

 

 

 

- - -

 

Не говоря, на требуя ответа,
Но молча: Нам дано лишь лето.
А прочие все времена круты.
Как в старину, покаты крыши
И стон чужой почти не слышен.
Во рту как раз полно воды -
Перед дождём, перед весенним чудом,
Раскованным, смешливым, грубоватым.
И окна, как на грех подслеповаты.
А если кто крадётся там по склонам, -
Не выставлять же стражу по балконам.
Что если и блаженные волхвы?
Не стало звездочётов и, увы,
Волхвы стары, чуть-чуть подслеповаты.
И возле дома на холме покатом
Стоят амбары, полные воды...
 

 

 

 

 

- - -

 

Опрокинуться навзничь

В пахучие, колкие травы.

Опрокинуть на грудь

Глубину синевы небосвода.
 

            И отбросить, отринуть
            Всё, всё, о чём столько мечталось,
            Заглядевшись на точку,
            Проворно скользящую - мимо.
 

 

 

 

 

 

Дневник
 

-

 

Год без любви - горькая сухомять.

Чёрствая корка бытия, не смоченная очарованием,

Раздирает существование.

Реальность - невыносима.
 

 

-

 

Из девичества - во вдовство.

Из пророчества - в заклятье.

Почерк страсти - неудобства.

Дальше жизнь - лишь смена платьев.
 

 

-

 

Лёжа с книгой, ночью, в моём углу
/Милый!/
Я вдруг ощутила
Очерк губ моих.
 

 

-

 

На вызов отвечаю я молчаньем -
Борюсь я с однозначным пониманьем.
Но плакать по причинам непонятным
Считаю и возможным, и приятным.
 

 

 

 

 

- - -

 

Обиды клубятся густые пары

Вокруг моей темной и злой головы.

Всё призрачней, мельче простые дары

Любви моей прежней и нежной поры.
 

            Ночами мне снятся большие костры

            И плахи, и для головы топоры,

            И прах моих предков - пустые лари,

            В которых обиды запрём до поры.
 

 

 

 

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ:



Удивляет меня НЕ то, что в Одессе пишут, а ТО, что пишут - точно так же и то же, что в Москве, Ленинграде, Риге, Киеве... Лексика, во всяком случае, одна, И темы.
 

Но не поместить такие, вполне профессиональные, стихи - грех.
 

Помещаю.

 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2007

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 3Б 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга