ИЗ
СТИХОВ ХУДОЖНИКОВ 1973 ГОДА |
|
БЕЛКИН:
... Потому что Сускурлус
Старый грязный Сускурлус
Сделал выкурлус Лускусу
Не взлюбивши Луксусусу
А потом пришла весна
И закрыла им сусла
А.Б.ИВАНОВ:
КОММЕНТАРИЙ К ПРОИСШЕСТВИЮ
НА РЫБОКОНСЕРВНОМ ЗАВОДЕ
Зуб машины встал
В горле - рыбой - кость
Час машины настал:
Кто-то вставил гвоздь!
|
Это то, что запомнилось. Белкина, впрочем, я и так привожу. Некоторое
дополнение, о вещах и лицах незнаемых, сделал мне Гозиас. Привожу, поскольку
явление, похоже, общее:
"В одной домашней игре - писании стихов по кругу /строчка на человека/ -
было изобретено следующее стихотворение:
Кулибин - крупный грамотей
и хитрый самоучка, -
из недоделанных лаптей
он создал авторучку,
он переделал на часы
мосты и перешейки,
он отрастил себе усы
и выковал копейку,
он гнал из ваты самогон
и плавал баттерфляем...
Он сделал дверь и вышел
вон,
куда? - не
представляем...
|
Авторами этого труда в равной степени были четверо: художник Павел Абрамичев,
его жена и художница Светлана Тимофеева, ныне моя вдова и художник Наталья
Галкина, а также участник и свидетель игры Слава Гозиас, чьи художества
несомненно сомнительны в красках, стихах и прозе. Возможно, что для
литературного творчества художников приведенный текст имеет интерес."
/Техас, 1981/
Вернемся в историю, которую нынешние искусствоведы называют "современным
искусством". Более полувека назад, формалист-конструктивист /а также будущий
чекист/ Александр Родченко писал своей, тогда еще невесте, Варваре
Степановой, следующие стихи:
Бокал отравлен, но ядом мести...
Смеется сердце... Паяц лукав...
Но Коломбина играет в
страсти
Пьеро хохочет... Дрожит
паяц.
Пусть сердцу больно...
Но залы странны,
И море мести дрожит в
цветах
Но я бросаю в лицо
запястья
И в грезах вальса пью
бокал...
|
Северянин? Вертинский? Степанова
отвечала ему:
О, Пьеро мой, напудренный и бледный,
По пышным залам ты насмешливо скользишь,
Как бледный луч серебряной луны
По темным облакам холодный и надменный.
Ты страшной силой все к себе манишь
И с сатаной плетешь лукавые узоры.
Ты - весь таинственный, неуловимый,
Как отблеск мертвого опала,
В глубоком зеркале воды...
И твой усталый взор непроницаем,
Как черной ночи покрывало
До пробуждения зари... |
"Родченко дарил свои образы в
письмах и стихах Варваре Степановой":
Пусть томно льется по залам странным,
Сбиваясь в грезу,
скользя как сон
Мой вальс старинный, мой
вальс пьянящий,
Мой вальс сплетенный из
бледных роз.
Враги смешны, скрываясь
в масках,
Шипя как змеи, тая
кинжал
Но я небрежен, тая
запястье,
В поющих пальцах держа
бокал.
/Из какой-то советской
монографии для Запада/.
|
И плакал, как Ленин, слушая "Апассионату". А 20 лет спустя, его Коломбина
вместе с Телингатером и Лисицким, дизайнировала журнал "СССР на стройках"
/1937/ ДЛЯ ЗАГРАНИЦЫ. Фото Беломоро-Балтийского канала, Днепрогэса и прочего
- и НИ ОДНОГО зэка на стройках социализма! Высокохудожественный дизайн.
Ведь пишет же Нуссберг /в изъятой из
2-го тома статье о Чашнике/: "Авангард в Российской Республике, именно
советский авангард в искусстве, активно способствующий УКРЕПЛЕНИЮ ВЛАСТИ
БОЛЬШЕВИКОВ в решающие 1919-22 годы, - годы Гражданской войны, - его ядро
представляли такие как: Владимир Татлин /материалист и комиссар/,
конструктивист-"вещевик" и фотограф А.Родченко со своей женой-активисткой
Степановой; большевицкие идеологи и партийные функционеры Ося Брик и Арватов;
конструктивисты Стернберги; сам Народный Комиссар Просвещения и старомодный
писатель - А.Луначарский; примкнувший теперь к ним "конструктивистский
супрематист" и "вещевик" - Лазарь Лисицкий..." /перечисление Нуссберга можно
и еще на 20 страниц продолжить.../,
словом, пели "Апассионату",
расстреливая, расстреливали и пели. Бывшие Пьеро и Арлекины: "Любовь
сегодня, как и раньше, она все для меня, я слышу и чувствую в душе ее
песнь." /Дзержинский/.
Мои друзья в комиссарах не служили.
Но стихи писали. Даже художники.
БЕЛКИН-ПЕЛКИН-СВИРИСТЕЛКИН |
|
"Белочка" - называет его моя матушка. Художник уже с 6-ти лет, всю жизнь по
мастерням, рисует и маслом работает - а проку?
Где-то, ближе всего, он к Андрюше
Геннадиеву. Тот же "непрофессионализм" при полном профессиональном
образовании, то же попрыгунчество, светскость и любовь к антуражу.
Мне его подарил Козырев-2-ой, с сыном
которого, Кириллкой /Кирюшей/ Толик Белкин находился в друзьях. И с весны
73-го года - не оставлял он меня ни на месяц, ни на неделю. Жил в доме, как
некоторый приемный сын, волок туда и обратно картины, расшвыривал
недоделанную графику - и всё на скаку, на бегу. Усадил его как-то сделать
заставки для книги-антологии в подарок отцу Алипию - два дня посидел, не
получается, бросил.
Устроился художником в "Баррикаду",
кинотеатр. Работа - не бей лежачего, студия, краски, свободное расписание, а
дел - пару афишек в неделю написать. Прибегает: оформил тут, говорит, афишу,
коллажами из газеты, поп-арт, размерами в простыню, приходи посмотреть.
Прихожу. Афиша на лестнице в "Баррикаде" - впечатляющая, только ...
полуметровых размеров буква в одном слове пропущена! Как же, говорю, ты так,
Пелкин-Свиристелкин? Ах, ах! А афишу - уже не переделаешь. Через месяц -
ушел: адреса его еще заставляли писать, благодарственные, увольняющимся - он
и там, полагаю, буквы пропускал.
Полная безалаберность при полной
преданности искусству. Ни о чем другом, лет с 6-ти - не способен был и
говорить. Бегал по студиям, учился сразу у всех. Блестящий рисовальщик,
иллюстрировал Андерсена, Хармса - но если б хоть ОДНУ серию иллюстраций
закончил! Возможно, потому, что не было - ЗАКАЗА. Это как-то
-дисциплинирует, все же.
Живчик, радостный. "Кока, - звонит, -
я погибаю! Спаси!" А где ты, говорю. "В каком-то автомате! Тут еще блядь
какая-то... Уйди, сука, уйди! ... Я не знаю, где я. Спаси!" Спасать я его не
стал, поскольку там была еще "блядь какая-то", знал, что о Толике есть кому
позаботиться.
Непременный участник всех выставок,
друг всех художников и всех же поэтов, фотографов - Белочка прыгал, как в
колесе, но - сужу по последним работам - НИ С МЕСТА.
Завел на Якубовича у себе
шемякинско-геннадиевский антураж /рангом, правда, пониже/, себя и голую
модель /вроде, Галку ширашлюшину бывшую/ снимал, при помощи Гены Приходько -
там и раккурсы и прочие фокусы, а - не то.
Оформлял чего-то в кукольном театре в
Кургане /вроде, для Понизовского или Сорокина - см./, словом - вертится
человек. Болтается, как цветок в проруби.
В армию тут загремел - но,
натурально, в стройбат: куда еще таких охламонов, поэтов-художников?
И при этом - изряднейше "чувствовал слово". В наши с АБ Ивановым обкуры -
непременно присутствовал, и
участвовал в
создании "планового" романа - бред, который писали мы гашишом под, и
потом я, оформив и отработав - запустил в настоящий роман.
Белочка, как и Геннадиев, был самым светлым и СВЕТСКИМ художником - от гения
Михнова /см. статью
Кулакова/ впору было стреляться, как Аронзон; Шемякин имел крайне узкий
круг - друзей лишь с 50-х-60-х, новых не заводил, а вот Геннадиев с Белкиным
- осуществляли собою СВЯЗЬ поэтов с художниками /именно у Геннадиева -
встречал я Олега Григорьева после отсидки, и именно Белкин - писал портрет
Азадовского/.
Возможно, что эта легковесная родственность мне их характеров - и не
позволяет трезво судить об обоих. Но сужу ведь я не характеры, а продукцию
их, их ИСКУССТВО. И тут превалирует - скепсис. При всей к ним любви. |