Он не похож ни на одно историческое лицо-подобие, хотя ...... некоторым напоминает Модельяни, другим Ван-Гога, третьим просто паршивого шакала. Наберётся пол Москвы - каждый расскажет что-либо забавное, но .... много "но", однако вряд ли по всем "но" возможно составить истинный образ замечательного /как сказать: русско-советского, советско-русского, русского или советского?/ современного московского художника Анатолия Зверева.
 

Словесный портрет.
 

С годами лицо стало одутловатым /в момент написания статьи ему 43 года/, двойной подбородок, четко рождаемый в зверевские кульминации, будучи пьяным поднимает руку в нацистское приветствие и орёт: "Анархия - мать порядка!". Волосы еще черные, покрыты пеплом грязи под-заборья, с утра торчат во все стороны - с похмелья и от мытья - с утра Зверев планирует на день визиты.
Два слова о костюмах Анатолия. Верхняя и нижняя одежда, вплоть до исподнего, с чужого плеча. Плечи бывают разные, иногда элегантное узкое плечо дирижера Игоря Борисовича Маркевича, иногда плечи своего соБрата художника, соБутыльника, обитателя подвальных мастерских, поэтому архимодный французский пиджак с узкими рукавами, из -под обшлагов которых вылезает бумазейное цвета тротуара нижнее трико, чередуется со спортивным регланом в красных винных пятнах. Из-под пиджака обязательно торчат /конверт в конверте/ несколько воротников рубашек, скажем, в такой последовательности: эластиковая глянцевая чешуя яркокрасной рубашки в манере a la парк культуры и отдыха им. М.Горького, далее выбивается ворот не "нашей" с обойной набивкой, венчает дело матросская тельняшка. По мнению Зверева, так чище, заклинания окружающего воздуха, чтоб микробы не садились и не заражали белое зверевское тело. Так стерильнее. Неважно, если сами изнанки грязные, облёванные и испачканные сморканием - Зверев не любит платки, сморкается или в столовские бумажки-салфетки, или в собственные рубашки.
В зависимости от настроений попутчиц иногда отращивает усы, для солидности, или чтоб скрыть очередной шрам на губе, последствие нового попадания в вытрезвитель. Усы рыжие, сваленные комками, борода в перьях, глазки в прищур смеются блиндажными щелями, зрачки увидишь редко, когда глаза открываются от страха, от страха Зверь нападает и протыкает вилкой щеку застольной девицы, глаза бесцветные с остатками светлозелёного кобальта, умные, хитрые, несозерцательные, злобные, эпатирующие, пустые, особенно, когда пишет. Овал лица в молодости был более скуластым, татарским, нос от предков турок крючком, рот широкий, захапистый, зубы коричневые, у оснований подгнившие. Манеры рассчитаны на показуху, сморкается при всех громко, сплевывает в тарелку.
На столе свой порядок: из хлеба изымает сердцевину и крошит, нет ли отравы, корку не ест, как первичный слой сообщающийся с воздухом, внешним миром, состоящим из планктона бацилл всякой заразы.

Любая зверевская хархотина стерильна, по его мнению. В хлеб втыкает зажжёные спички, много спичек, кладбище горелых спичек, хлеб как погорелая земля, и такая иллюминация часто устраивается в центре ресторанного зала, отражённая многократно в зеркалах на виду ошеломленной публики. От стихии огня происходит очищение. Стол для Зверева тот же душевный космос, как живопись. Вообще любой акт жизни. Живопись для Зверя в меньшей степени творческий акт, чем сморкание, выпивка, разговоры и мордобои. Завершение бытийных актов, как правило, в вытрезвителе.
Еще один магический очистительный акт: за столом поливает себя вином, за одно прихватывает пиджак, брюки, лицо, чтоб изо рта текло ручьями красное "каберне", ладони рук умывает коньяком, рот полощет водкой и пускает струю в лицо соБутыльника, если испытывает симпатию к соБутыльнику, иногда тоже самое делает от противоположных чувств. Доминируют противоположные чувства, мир же делится прежде всего на мир, достойный противоположных реакций, и мир взаимоотношений между Зверем и его любовью. Совсем недавно объектом его любовных ухаживаний была вдова советского /здесь не ошибусь в произношении слова "советского"/ поэта Николая Асеева, Оксана Михайловна Асеева, 76 лет отроду. Анатолий объясняет свое новое увлечение тем, что все молодые женщины заняты более крепкими самцами, с которыми он не в силах конкурировать, а со старушкой возможен более продолжительный роман ввиду меньшего количества претендентов. Удивительно рационалистическая логика!
Остальное существует для застолья, первое, выпить с кем-нибудь, во-вторых, переночевать где-нибудь: у других безопаснее, чем у себя в Свиблово /по зверевской транскрипции "Гиблово"/, где под боком местное отделение милиции давно охотится за ним, а родственники с очередным доносом в психдиспансер дежурят в машине красного креста, чтоб, наконец-то! чорт возьми, наконец, поймать великого художника Зверева, действительно гениального, без балды, скрутить ручки, надеть смирРубашку и отправить в ДурДом, дом дураков. К другому миру относятся и покупатели картин. Они заказывают портреты жен, любовниц ко дню рождения, ангела, просто так, или пейзаж с берёзкой, церковью, забором у заброшенного пруда, картинки меланхолические, карамзиновские. Между прочим, неподалеку от дома Зверя существует яма, бывшая в 18 столетии прудом, в котором утопилась карамзиновская бедная Лиза. В свою очередь покупатели делятся на:
1/ Коллекционеров типа Г.Д.Кастаки, Я.Е.Рубинштейна, покойного профессора Мясникова и других. Они не интересуют Анатолия, ибо давно заполнили запасники зверевскими гуашами и акварелями. Прежде всего это относится к самому крупному советскому коллекционеру Г.Д.Кастаки, который познакомился со Зверевым в 1956 году. Первым, кто открыл и начал пропагандировать Зверева, был покойный Александр Александрович Румнёв, бывший актёр пантомимы у Таирова /камерный театр/, преподаватель пантомимы во ВГИКе /Всесоюзный Государственный институт кинематографии/. Румнев благотворно влиял на Зверева. Александр Александрович бескорыстно продавал зверевские гуаши в своем кругу любителей живописи, ибо ни о каком официальном устройстве выставки не могло быть речи. Поводом к размолвкам послужил самостоятельный зверевский бизнес - сбыт собственных произведений.
- Толя, - однажды сказал Александр Александрович.- Мне передавали, что ты продаёшь свои работы подчас за три рубля, или за два рубля 05 копеек. Почему 05 копеек? Пуще того, за 7,5 копеек. Что это за цена? Почему 0,5 копеек, когда в нашей денежной системе давно нет полкопейки? Ты ставишь меня в неловкое положение - я продаю твои работы за 100 - 150 рублей, а мне говорят: как же так? ведь Зверев продает дешевле, за трешку, за поллитра! Выходит, я спекулянт в глазах людей! -Неизвестно, что сказал на это Зверев, но с тех пор отношения между А.А.Румневым и Зверевым похолодали.
С этого мгновения начинается эра странных и сложных взаимоотношений между двумя незаурядными людьми, производителем-бычком Зверем и коллекционером-потребителем Дионисывичем, как обозвал Г.Д.Кастаки Анатоль, иногда по ассоциациям Дионисием, в другой раз Георгием Победоносцем. О страстях "Дионисия" особая статья, роман, который начинается в голубых далях юности и развивается до настоящего момента, роман о том, как страсти Георгия, начавшиеся с собирания цветных тряпок и ковров, со временем реализуются в современный музей русского авангарда 20х годов, коллекция исключительная по значению и качеству в мировом масштабе. По словам Зверева, хотите верьте, хотите нет! в 1957 году Зверев на даче у Дионисия в Баковке в течение одного-двух месяцев написал тьму работ. Если верить Анатолию, бывали дни весёлые, когда он творил до сотни акварелей и гуашей в день, съедая жареную курочку и запивая поллитрой водочки. Однажды Дионисывич показывал папку рисунков по "Метаморфозам" Апулея, выполненных в те сперматические годы. Георгий ползал между работами Зверя и уверял нас, что во время процесса исполнения рисунков, а они все были эротического плана, Зверь трухал спермой в штаны, так он заводился на тему. Это правда.
- Кстати, как попала твоя работа в музей Гугенхайма? Не через Кастаки? Кажется, он говорил, что подарил её главному хранителю музея, когда тот был в гостях у Дионисия на квартире? -
2/ Ко второму сорту "нужных" людей относятся коллекционеры малых масштабов, подчас сами соБутыльники, которые за выпивку получали от Зверя работы. Делалось это так: приходит Зверь, еще не пьяный, в надежде на выпивку или получить подряд на халтуру, скажем, к Глезеру или к Ситникову, Глезер ставит чачу, подсовывает бумагу и краски, просит нарисовать себя, детей, жену, или петуха, пейзаж, жопу, на тему как поссорился иван иванович с иваном никифоровичем и прочее. Через полчаса, от силы час, создаётся серия работ, на большое время Зверь не потянет в виду озабоченности относительно выпивки, единственный минус - приходиться циклевать пол или менять ковер, забрызганный красками от зверевского дриблинга.
Единственный вариант контакта у Зверева через выпивку, поэтому коллекционеры меняются в сторону просто пьяниц, алкашей приобретающих зверевские работы стихийно от выпивки до следующей.Четкую грань между пьяницей и коллекционером часто невозможно провести. Среди корыстных людей попадаются желающие помочь Зверю в прожиточном минимуме.
- Каков твой прожиточный минимум, Анатоль?
- Там,где другой может прожить на 50 рублей, мне необходимо 100. Отношение 1:2.
- Почему?
- А такси? собутыльники? а вытрезвитель? мамашка, которая требует водки?
Зверь признает только один вид общественного транспорта, такси.

Внешний вид клошара, даже когда Зверь еще трезв, отпугивает советского обывателя в метро или автобусе. План Анатоля прост: как можно быстрее добраться до очередного знакомого, где можно скрыться от враждебного мира, выпив и закусив. Итак, одиссея начинается с посещения магазина в момент его открытия, как можно быстрее купить водку и пиво, легко умещающиеся в огромных карманах чужих пиджаков /вот почему Зверь любит пиджаки больших размеров, в карманах которых можно скрыть водку от постороннего взгляда блюстителей порядка!/, плюс полкило ветчины плюс два помидорчика плюс три огурчика плюс на 15 копеек зелёного лука, поймать на улице такси и скорее, как можно скорее в сторону очередного приятеля, как бы отрываясь от хвоста преследователей. На пути следования нежелательные встречи со следующими опасностями: милиция в любом виде, в будках или едущие на свидание с цветами в руках, работники комитета госбезопастности, которые время от времени заняты подробной слежкой за Зверевым. В таких обстоятельствах такси наилучший способ улизнуть из-под ока органов, перебежав тротуар и перехватив такси или частника. В нетрезвом виде вообще никуда не доедешь, кроме вытрезвителя. Платить приходиться вдвое, не всякий повезёт пьяную образину, орущую "анархия - мать порядка!" Расходы на такси, расходы на выпивку. При остром шизоидном делириуме остается бешеное желание уйти от себя /а где ты?/, от одиночества, от пустоты вокруг, как писал Глеб Горбовский: "Пью, потому что живу в пустыне." Реализация - собутыльники, выпивка, словесные турниры, как правило кончающиеся мордобитием.
- Я на мужиков не завожусь. Боюсь. Бью только баб.-
Собутыльники из того класса люмпенов, только еще беднее. Они считают Зверя богатым, пусть платит за удовольствие. Зверь платит, но при условии вскладчину: ты хотя бы рупь, а я десяточку. Так он сам себя успокаивает ,что все по честному, поровну, он мог стать бы по советским стандартам богатым, если бы да кабы ......
А.Т. Зверев, как художник, известен в европах и америках. Во многих музеях мира висят его работы.
Зверев, как художник и личность, известен в Москве и Ленинграде. В 1966 году дирижер Игорь Борисович Маркевич устроил выставку работ Зверева в Копенгагене, Женеве и Париже. Выставка-продажа имела коммерческий успех. С большими трудами удалось перевести через международный банк деньги на чужое имя, ибо с его внешними данными Зверю не попасть на территорию международного банка в Москве. Зверь не разбогател. Отнюдь. Был и остается люмпеном, ибо все заработки, а они бывают немалые в категориях советского обывателя, тратятся на бегство от одиночества, санитаров с красными крестами и от милиции.

Итак, врагами Зверя является мир, где в словесных дебрях импровизаций Зверя вырисовывается психдиспансер, милиция в голубых мундирах, работники органов безопасности в серых штатских костюмах, родственники, требующие деньги на выпивку и берущие их правой рукой, а левой строчащие доносы в психдиспансер, наконец, сам Анатолий Тимофеевич Зверев, в котором некогда, а может и от рождения, завелась спирохета шизофрении.
Мир полон врагов, ибо сиюсекундный приятель художник такой-то через мгновение может ударить бутылкой по голове. Лучше первому успеть нанести удар, или спасаться бегством, или хамить, мочась на полы и кушетки. Впрочем, Зверь вполне может быть субординирован и вести себя благопристойно, например, на приеме в день Независимости в американском посольстве. Распорядок дня.
Подъем в зависимости от подъема хозяев, если Анатоль ночует не в Гиблово. На сон уходит 5-6 часов, готов всю ночь играть в "дурочка", пить или творить словесные кружева импровизаций.
Опохмелка. Длится несколько часов. Подготовительный этап - звонки по телефону, нельзя ли приехать на часок. Такси. Пиво. Водка. Шампанское. Портвейн. Что попадётся в первом попавшемся гастрономе. Шампанское или сухое покупается для приятелей или знакомых, с которыми у Зверева отношения не фамильярные, со своим братом алкашом пьется легко и водка, и денатурат, и "дерево" /портвейн, настоенный на марганце и сере, для крепости/, да-да, пьется легко.
Забота о ночлеге. Где ночевка, там и выпивка. Разговоры. Ссоры. Крики. Драки. Примирение. В лучшем случае оканчивается изгнанием из ночлежного рая. Опять выпивка.
Иногда посреди дня халтура, заказ на портрет или пейзаж с натуры. Творчество в жизни Зверя занимает самое малое время среди других событий. От силы сеанс "чистого" времени длится час, двадцать, иногда десять-пять минут.
5-6 часов сна, сопровождаемое громким храпением, поэтому друзья-приятели устраивают Зверя на ночлег подальше от своих постелей обычно на кухне, вместо подстилки газеты "Правда" или "Вечерняя Москва", в зависимости от вкусов хозяев.

Час работы, в среднем, 3 раза в месяц.

10 часов выпивки, словесные импровизации

2-3 часа на поездки в такси.

Один час хождения по гастрономам.

0,5 часа на телефонные звонки.

2,5 часа шатания по улицам
Итого 24 часа.
 

Возможен и другой распорядок, каждый день, по существу, перемены.

5 часов сна.
Остальное время перманентное пьянство вперемежку с поездками на такси из одной части города в другую за деньгами или просто перемена места по причине изгнания из одного дома в поисках другого.

Или
целый день в гостях у коллекционера,
творчество, писание картин, скоморошество и развлекание хозяев вперемежку с выпиванием, поеданием курочки, редко, но и в этом варианте бывают в финале скандалы с изгнанием.
 

Несколько слов о душе и творчестве.
 

Зверев не бессердечен. Бывает порядочным, не сплетником - очень редко, не пьяным - совсем редко, правильнее сказать, никогда, не жадным - часто. Приходиться быть не жадным и вот почему: выпиваешь обычно - среди клошаров, людей свободных профессий, как то, художников, поэтов, тунеядцев, фарцовщиков, перечисленные качества могут быть сосредоточены в одном лице, которым советское законодательство до поры до времени позволяет пьянствовать на свободе, в общем среди людей творческих, но на которых закон смотрит косо. Советские приличные заняты собой и делами, а необходимость в контактах и в "отдыхе" возрастает прямо пропорционально в зависимости от роста чувства одиночества и загнанности в этом прекрасном мире. Желание выпить среди людей, чтоб не чувствовать себя одинокой загнанной мышью, спасающейся от великой милицейской КотоВасии, заставляет Зверя идти на жертвы и раскошеливаться десяточками и четвертными. Секретом для всех остается неразрушимость зверевской личины, как при такой жизни в состоянии постоянного напряжения и бегах от охотников Зверь сохраняет образ личности и не деформируется при всех сильных симптомах шизофрении? 3верев 1958 года и Зверев 1975 года - одно и то же лицо, одна душа, один ум, правда появился второй подбородок, живот и одышка. Не более. Физические разрушения, не психические. Личность неделима и не поддается разрушению социального общества, несмотря на диагноз псих-врача, шизофрения, усугублённая манией величия. А рядом с манией величия выстраивается в один ряд мания преследования. Где начало, где конец? что было первым, что вторично? для понимания личности не имеет значения отысканий точки отсчета,"я есть альфа и омега"... В 50е годы Зверь таким образом любил распределять призовые места среди художников:

первое место - Зверев,
второе призовое, скажем, предназначалось Саше Харитонову, при условии отсчета назад ЗЗх единиц от первого призового.
 

Фамилии могли меняться в зависимости от компании, постоянной величиной оставалось первое место, занятое гением Зверева. С годами, уставая и получая за откровенные оценки по морде, так как каждый про себя считал только свою персону стоящим на тумбе со знаком номер один, Зверь научился дипломатии, достаточно подозрительной. Теперь всем, с кем пилось, легко раздавались первые призовые места. Все писали шедевры, все были гениями. Про себя я действительно так считаю, но почему это утверждает Зверев??!! Многие не верили, драки продолжались. С годами Зверь становился хитрее, может быть спокойнее, зная себе настоящую цену. Может быть дело не в цене? В чем же? Скорее в равнодушии к призовым местам, к миру, к творчеству, к жизни. Инстинкт жизни оказался живучее, чем живая душа. Только лишь усталость? Биология? Не более? Кто знает, может, плюс просветление?
 

Зверь начал рисовать рано, с 7-8 возраста. Как все, ходил в дом пионеров в изостудию, маляр-недоучка ремесленного училища, даже не кончил среднюю неполную школу. Самообразование. И только. И какое самообразование? На Руси такое самообразование называется конспективным. К примеру, лежит себе Зверев с перепоя на подстилке неизвестного происхождения в очередном углу, снятом где-нибудь в Измайлово, и слушает, как Надя Сдельникова читает вслух "Героя нашего времени", или кто чего умного сказал вокруг стола. Я знал Зверева с 1957 года, но ни разу не видел в его руках книгу или потуги на систематическое образование. Оказалось, его Дар не нуждается в государственных школах и институтах. Зверь нуждается в государственной торговле, являясь идеальным потребителем водки и такси. Бог с ним, с творчеством! Картинки Зверева написаны не по канонам соцРеализма, которые /каноны/ в 19 веке обзывались критическим реализмом в литературе и передвижничеством в живописи. Государство обязано раскошелиться на памятник не творцу, а потребителю водки и любительской колбасы, и на венок от сердобольных таксистов - психологов, знатоков человеческих душ, мастеров по душевным разговорам на международные темы с антисоветским уклоном.
Юный Зверь работает в парке отдыха "Сокольники", - выгнали. Там же плакатистом-шрифтовиком.
- Я малевал фигуры, фон. Буквы не умел писать. Я им надрызгаю морду или солнце, а другие припишут текст.

Мы гуляем с Анатолием по Сокольникам.
В 80-е годы Левитан написал здесь в Сокольниках талантливый этюд, липовую аллею осенью. Женскую фигуру с зонтиком пририсовал брат А.П.Чехова, талантливый график и карикатурист, не менее талантливый выпивоха. Зверь частенько отлынивал от работы, здесь, в кустах, выпивши, спал. Или писал этюды. Акварели. Около пруда, чтоб под боком вода. Работал по-сырому: мочил все листы в пруду, скажем, 20 листов ватмана, стелил по земле, как мокрые полотенца. Бумага принимала форму поверхности земли, бугра, ямки, камня, травы или сучка. Отряд пионеров, не разобравшись в естественных приёмах живописи Зверева, протопал по зверевским шедеврам, приняв их за сортирную бумагу. Зверь рассвирепел и забросал Тимура и его команду камнями. Пионеры рассыпали строй, скрывшись за холмом. Зверев продолжает писать сокольнические березки на мятом ватмане, размытые пейзажи в манере Фонвизина. Неясные очертания веток, листвы, как в тумане. Из-за холма раздается победный рёв, и шквал камней обрушивается на любителя пленера. Маестро принимает бой. Акварели рвутся и погибают. Пионеры - маленький народец большого народа, напичканные правилами поведения, маленькие вожди пролетариата, гегемона. В 50-е годы, когда развивается творческая /живописная и выпивальная/ юность Анатоля, гегемон трудился у пивных ларьков. Зверев был близок к народу по образу жизни, но не по образу мыслей. Его творческий метод, о котором разговор впереди, опередил образ мыслей гегемона на пару столетий. И интеллигенции тоже.
 

О творческом методе.
 

Зверь часто в детстве посещал Третьяковскую галерею. Любимые художники: Левитан, особенно Васильев, Ге, итальянские этюды Иванова к картине "Явление Христа народу", акварели Брюллова, картины-марины Айвазовского, натюрморты Коровина, портрет Ф.М.Достоевского кисти Перова. Он не знает импрессионистов, хотя бывал у Фалька, ученика Сезанна, навещал Фонвизина. Многие впоследствие приписывали акварелям Зверева влияние Фонвизина, тогда уже художника в годах. Нет! Зверь стал маестро Зверевым от нуля, не испытав на себе влияния западных школ, как было с "Бубновым валетом". Его мастерство родилось неожиданно из озорства, пьянства и эпатажа, как протест против собственного жлобства. Отец погиб на фронте, "мамашка", так зовет мать Анатоль, уборщица, пьяница, мастер жарить картошку и обирать сына. Никаких сантиментов, родственных чувств. Ты мне выпивку, я стираю рубашки.

- После её стирок я бросал рубашки в ванну с холодной водой и сам полоскал. Брезговал мамашкой.
Брезговал Зверь не только матерью, его брезгливость есть аномалия личности, никакого равновесия в такой экстравагантной натуре не найди, и ближе всего такие признаки к шизофрении. Такого рода "странности" присущи многим великим людям. Владимир Маяковский, здороваясь с незнакомыми людьми, после шёл в ванну мыть руки, на дню трижды менял сорочки и т.д.

От мира пахнет сыростью и трухлявой падалью. Эманации мира грязны и нечистоплотны, поэтому люди с обострённой нервной системой, так называемые гении творчества, искажали правильную реакцию своей природы на мир в виде шизоидной брезгливости.
Однажды другой московский светоч современной живописи А.Харитонов созвал на выпивку соБратьев по профессии. Была водка, пиво и котлеты. Один приятель, желая удружить Звереву, поддал своей вилкой котлету на зверевскую тарелку. Со Зверем произошла судорога бешенства. Жизнь приятеля была в опасности. Зверь совладал с собой и не проткнул приятеля вилкой, но навсегда вписал враждебные эмоции на соседа в свою книгу памяти и бытия, бухгалтерскую книгу симпатий и антипатий. Поразительно его злопамятство: он рассказывает о событии, когда его оскорбили или выгнали /обычно Зверь первый оскорбляет или провоцирует/ так, как будто происшествие случилось вчера, а не десять лет назад. Когда он доходит до описания нанесения ему оскорбления, он бледнеет или краснеет /цвет лица зависит от степени опьянения/ и ,...... ты, слушатель, милый собеседник и собутыльник, превращаешься благодаря сильному воображению Зверя в того гада, который некогда оскорбил его, и тогда.......необходимо быстро отдать команду Зверю и призвать к порядку, чтоб не получить по морде.

Здесь уместно отметить характерное для Зверя чувство отсутствия отсчета времени: прошлое в обожжённом сознании Зверева существует сейчас, сию минуту, как настоящее, потому что настоящее ничем не отличается в зверевской транскрипции бытия от прошлого. На будущее наплевать, ибо будущее есть непроявленное настоящее. Таким образом, прошлое, настоящее и будущее есть то, что происходит со мной и во мне /Звереве, разумеется/ сию минуту, сейЧас без всякой протяженности во времени.

Время равно нулю.
 

Зверь лил краску на холст или бумагу, кидал шматы масляной краски, разбрызгивал колера кляксами. Бой. Чем быстрее темп разбрызгивания, тем веселее. Он создает вокруг, не только в рамке холста, листа бумаги, себя, облако красочной пыли, клякс, которые покрывают плоскость чистого листа и вокруг перемещающимися узорами. Узоры составляют лицо, дерево, небо, землю, кладбище, голгофу, лодочку, следующую по всем изгибам реки, как ветка, несомая в никуда, дутые купола падающих храмов, серию портретов, особенно ему в те золотые сперматические годы удаются автопортреты: Зверев с отрезанным ухом под Ван-Гога, Зверь в соломенной шляпе с одним глазом, с усами, без усов, с бутылкой, Зверь с папироской, из узоров же составляются натюрморты, в которых участвуют предметы, окружающие быт и нравы маестро. Среди роскошных цветов, дань подражания учители Фонвизину /все-таки есть подражание!/ а может по причине легкого сбыта цветов - красиво - так часто встречаются в его натюрмортах цветы, которые он нередко рисует и пишет по открыткам, а не с натуры - откуда же у него могут оказаться цветы!???

Наконец, он пишет просто узоры, ничего не составляющие, просто красивые абстрактные кляксы, где каждая клякса - мир творчества и графомании, вернее, живописьписомании.
- Однажды с пьяных глаз поддал флакон черной туши под зад и ..... олллляяя! на обоях образовалась чудо-клякса. Клякса не успела еще растечься вниз на пол, когда я в падении, как солдат в окопах под обстрелом, успел подписать кляксу А358. Я вас, ёб вашу мать, обучаю мудрости и спасаю мир! Анархия - мать порядка! -
К сорока годам Зверь признаётся, что дриблинг стал не таким быстрым, как раньше. Как и занятия онанизмом. Не так быстро, и количество спермы, отпущенное на жизнь, значительно поубавилось.
- План был такой: влюбиться в старуху, чтоб не было конкуренции. Молодые все разобраны гераклами, где мне было удержать Люсю номер 1 или Люсю №2, всегда найдется хуй крепче и длиннее. Я думал, что со старухой можно жить спокойно, но и на старушку хе-хехе-хехехес бывает прорушка! Какая-то сволочь врач-терапевт охмурила старуху, лесбиянки ёбаные! Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! На коленях старухи лежит котёнок. Я ей: скинь, старая, хе-хес! ревную, чтоб не прикасался к твоим коленям!
План спокойной жизни не удался.
Двадцать лет назад первая регистрация в психдиспансере, диагноз -шизофрения. 28 рублей пенсии. Двадцать лет спустя диагноз - шизофрения. Обычно шизофреник через 20 лет превращается в кусок мяса, что не случилось со Зверем. Анатоль, боясь попасть в дурДом, отказывается от комиссии, устанавливающей нетрудоспособность и степень инвалидности. По нарисованному психврачом графику через 20 лет Зверь должен был бы с таким диагнозом превратиться, в лучшем случае, в амёбу без признаков сознания и пребывать постоянным клиентом дурДома. Другой вариант - погибнуть в любой жизненной ситуации, не выдержав конкуренции. Однако Зверь жив-здоров, пьет в таком ритме, который вряд ли может выдержать любой советский алкаш, дебоширит, бегает от псевдо и реальной милиции, санитаров и пишет прекрасные картинки. Почему его личность не деформируется? как положено по графику психврача? А?

В пьянстве расслабление, - на улице настороженность зверя, ловящего каждый взгляд прохожего, как враждебный, настороженность на ступенях лестницы - из подвала выглядывают дружинники, охотники за Зверем, настороженность в уборной кинотеатра. Ээээх! со страху в морду, раз! со страху смелость и фатальная обречённость.
Зверь был бит частенько. В Тарусе под Москвой на берегу красавицы Оки, прославленной Паустовским и другими, местные парни били дубьем, выдергивая дрыны из тына /классическое русское оружие/. В двух местах руки переломы. В последний момент драки остается почему-то один Зверь, приятели, известные художники Плавинский и Левинштейн, во время смылись. В пьяном же виде, падая, ломает палец. В пьяном виде, вылезая из такси, разбивает губу. В пьяном виде получает от приятеля удар пряжкой по щеке, щека рассечена и т.д. И такой спонтанный мордобой продолжается всю жизнь.
Жизнь зверя и гения. Лермонтов провоцировал приятеля Мартынова и, наконец, нарвался на смерть. Зверь нарывается по-маленькому без смертельного исхода, провоцируя своих друзей на минутку к агрессии, сам не умея постоять за себя. Зверь не может жить без провокаций, только в спровоцированных пограничных ситуациях он черпает жизненную силу, рискуя собственной шкурой, возбуждая в себе виталистическую силу от ощущения с рядом находящейся пропастью, одновременно по-звериному уходя от финала - смерти. Зверь знает себя, знает цену своему таланту и подлости. Хе-хе-хехе-хесс-смеется Анатоль гнилыми зубами, проходя через воскресную нарядную толпу "пролей" в Сокольниках. Хе-хес-скалится фавн-импотент, пьяненко глядя на коляску с близнецами. И вдруг Зверь срывается с места и бежит на противоположную сторону тротуара. Исчезает. Через неделю, другую появляется из пустоты.
- Почему тогда смылся? -
Оказывается, на противоположной стороне за ним следил кгбе-е-е-е-шник. Так было двадцать лет назад, так бывает в настоящую минуту, так будет двадцать лет спустя, дай Бог ему здоровья, денег и выпивки. Зверев благодаря звериной жизни не меняется. Личность едина и неделима. Он выживает в этом не блистающим красотой мире, бросая почти все силы души не на творчество, а на сохранение жизни своей персоны, и чем больше ополчается мир в охоте на зверя, тем гибче и хитрее путает следы Зверь от мнимых и настоящих санитаров и милиции, которая по Маяковскому "моя милиция меня бережёт".

Конечно, Зверь прорвался в творчество не с нуля. Он видел репродукции западных мастеров на стенах мастерских, где выпивал, он учился колориту и рисунку у старого мастера, преподавателя изокружка, где-то успевал что-то и как-то читать, слышал разговоры об искусстве, был знаком с какими образованными и умными людьми своего времени, как А.А.Румнев или искусствовед Габричевский. Короче, Зверев двигался и дышал среди московских художников и интеллигенции 50-60х годов. Конечно, не с нуля!
Но познание такого рода, познание в одно касание, главное - сам Зверь Зверевич, центр Дара и неделимого знания, данного от Бога каждому творцу для подобия Главному Творцу.
Знания русского мальчика Зверева из серии мальчиков Достоевского конспективны. В этом есть плюсы и минусы!
плюсы - самостоятельность ума, качество, которое, в свою очередь, может проецироваться как минус-хамство и самоуверенность;
дополнения, сделанные собственными мозгами от увиденного и услышанного, не обладая гимназическим или университетским образованиями, там тебе латынью, чтением Канта и Гегеля, античных классиков, не говоря о знании метрических размеров в поэзии поэта Гонгора;

конспективность развивает воображение, которое переходит в мифотворчество, и здесь начинаются сплошные минусы:

минусы - изобретать из собственных соков давно изобретенные велосипеды. Классический пример, крестьянин Рязанской области в 1923 году прислал в Академию наук СССР тетрадь, где корявым почерком землепашца были записаны знаки интегрального и дифференциального исчисления. Крестьянин дошёл своим умом до высшей математики с опозданием
на 300 ЛЕТ. Благодаря конспективности, худоКультурности и малоИнформированности мы до сих пор в истории культурных наций не утратили животную веру в себя - в инстинкт - в самоутверждение - в гений личности - конспективность /другими словами, жлобство/ есть великий стимул самовыражения, спинномозговой стержень любого творческого акта.
Забавно, чем выше культурность нации, тем выше звериный инстинкт самосохранения. Одним из важнейших продуктов культуры является эгоизм в консервах.
Зверев проскочил через минусы и плюсы. Бог дал ему омерзительную личину, в которой обретается прекрасный ДАР, чтоб сей дар не был использован во зло человеку, природа поместила его в клетку. Звереву дан огромный дар.
1956 год. Москва. Лето с мотылями. Прекрасное лето, международный фестиваль молодёжи всех стран мира в парке моего детства, в парке культуры и отдыха имени Горького, где, судя по названию, в тебя вхуячивают и культуру и успеваешь отдохнуть для будущих строек коммунизма. Между прочим, на зверевском диалекте "отдохнуть" означало напиться. В парке в больших павильонах была создана огромная мастерская, куда приходили красивые девушки всех стран мира и позировали художникам всех континентов, писавших во всех манерах, имевшихся тогда на белом свете. Здесь начинает свой эпохальный путь художник Глазунов. В одном из многочисленных павильонов произошло первое публичное выступление Зверева. Он пишет быстро, ярко и экспрессивно. Вокруг толпа, кто смотрит с любопытством, кто смеется. Зверев зверь: он не прощает насмешек. Зверь пишет красивую мулатку из Бразилии. Начало эпатирующего сеанса: как бы ненароком начинает брызгать краской вокруг, как поп кропит кадилом, не жалея смеющиеся лица и красивые наряды молодёжи. Толпа редеет. Нет! Один мудак торчит за спиной несмотря на зверевские атаки. Зверь есть зверь. Он плюет и харкает на палитру, сыплет сигаретный пепел, мешая с краской. Тип упорен и продолжает наблюдать.
- Я приставляю большой палец к ноздре и шварк! Соплёй замешиваю краску на палитре. Тип оказался американским молодым художником, последователем Дж.Поллока. Он сфотографировал меня и подарил на память фотографию с соплёй. Момент поймал, когда сопля летит в воздухе. Все сеансы стоял за спиной и восторгался, как у меня получается. —
В 1956 году Поллок погиб в автомобильной катастрофе. Зверев не знает Поллока. ОН синхронно творил в манере, которую французский художник Жорж Матье обозвал "лирической абстракцией". Зверев не порицает метафизического смысла слова "космос", не решает "проблем пространства", не углубляется в понимание "модели вселенной Энштейна". Зверь творит на плоскости внутренний космос души, его беспредельность. Движения зверя молниеносны, одна гуашь или акварель выполняются за несколько секунд, масляный холст за минуты. Фейерверк красок, безумие образов в период спонтанной экспрессии, когда по словам Анатоля, за сутки делал до сотни работ.
Золотые годы Зверева - 1956,57,58, расцвет и падение, скандалы, дебоши, период Люси №1 и Люси №2, ушедших в небытие с детишками. По словам Зверева, детишки не от него, в другой раз, судя по молчанию, думается, от него, и от других я слышал, что детишки от него, но Зверь обычно уверял при его маниакальной ревности - от проезжих молодцов. Где они? Не знает. И знать не хочет. Общество изолировало Анатоля от семейной жизни. Он сам немало способствовал сему.
Амплитуда образов - экспозиция истории искусств с Египта до наших дней.
 

Пейзаж, сосна, земля, церковь, закат, дождь, последний луч солнца на осенних листьях, любимый художник Васильев, умерший от чахотки в 23 года.
 

Натюрморт, бутылка, стол, стакан, цветы, блики на стекле бутылки, селёдка, вилка, окурок сигареты
 

Портрет, женские головки, ах, вы груди, ах, вы груди, носят женские вас люди, Миньоны, Фёклы, Жанны, Светланы, дамы и господа, лики, рыла
 

Автопортрет со стаканом, в шляпе, с повязкой на подбитом глазу, в тумане скрылась милая Одесса, с бородой без усов, с усами без бороды, лысый. Довольно часто это единственная натура, сам Анатоль
 

Ню, кобылки, лошадки, крупы, махи одетые и раздетые, груди, жопы, преимущественно "ню" писались по репродукциям и фотографиям. Цветы, пейзажи тож, как Утрилло писал Париж с открыток.
 

Композиции, Голгофы, кресты, судьба, пизда, петух протух, табуны лошадей, великое татаро-монгольское нашествие, шествие монахов, пятен, клякс, мочи, спермы, соплей, тех же щей пожиже влей.
 

Клякса, натёк, плевок, изгиб линии - шедевр готов, иногда шедевр фигуративен, иногда же, как говорил Гоголь в "Мертвых душах", ни в городе Богдан, ни в селе Селифан. Намёк, хуизм - ни хуя, альтруизм.

Румнев требовал от Зверя заканчивать работы.
- Я старался только из уважения к Румневу. Мне не интересно кончать. /Он тоже самое скажет и про половые, на полу, опасные по шодерло де ланкло связи/. - Если нет белил, оставляю белое пространство холста. -
Лаконизм до идиотизма. Поэтому не все работы хороши, много брака и халтуры. Случается и довольно частенько, портреты не похожи на заказчиков, салонны и красивы. Желание поскорее приступить к более важному делу, выпивке, мешает Зверю относиться с одинаковой ответственностью ко всем заказам. Желание избавиться поскорее от нелюбезного уму и сердцу дела, писания портретов, развивает в Звере удивительный глазомер, скорость и точность, что можно классифицировать как достоинство в ряде работ, и, наоборот, в других смотрится - никак не смотрится, грязь и халтура.
В 60е годы Зверев ходил на "халтуру" в дома дипломатов с риском для жизни мимо милицейской будки. Закона не было, запрещающего ходить в гости к дипломатам. Однако неписаный закон гласил: не пускать всякую шушеру, вроде Зверя и им подобных, останавливали, проверяли документы, заставляли высиживать в отделениях милиции часами. Однажды Анатоль попросил меня проводить его "для храбрости" на сеанс к Дэвису, американскому дипломату.
- Солнышко, - обращение к хозяйке дома, - дай-ка выпить чего-нибудь и закусить.
Постелил газеты на ковер. Из авоськи вынул бумагу и расстелил на газеты. Достал пачку детской акварели, маленькие кружочки-какашки необычайной твердости на картоне. Ни кистей, ни палитры, ни других необходимых причендалов для писания портрета в классической манере.
- Как мне сиесть, Толья? - спрашивает модель.
- Хоть задом, - отвечает маестро.- Мне наплевать, мне что спереди, что сзади, один хуй. -
Американка хлопает глазами, остальные предвкушают удовольствие от зрелища. Он смотрит молниеносно, удивительная память, смотрит один, два раза. Этого достаточно, чтоб "запечатлеть Вас для истории", как он выражается. Глаза щурит почти до полного закрытия глаз, остаются лишь блиндажные щели, принимает на полу позу раком, хватает газету, плюёт в неё, мнёт и начинает ею писать вместо кисти. Сеанс длится около 15 минут. Зверь сотворил пять акварельных работ, из них две просто великолепны, остальные хороши и красивы. Краски - акварель "Чёрная речка" производство города Ленинграда, вместо кистей или мастехина - ладони рук, пальцы, плевки, окурки и жеванная бумага. Он великолепно владеет спонтанностью краски, умеет в доли секунды неуправляемые красочные натёки - ручьи направить в нужное место. Краска течёт, бурлит, как весенний поток, молниеносный жест рукой, и потёк превращается в изгиб губ. И так далее. Это "халтура".
 

В 50е годы он пишет для себя, от силы, от бегства, от гения, от пуза. Извержение длится недолго: два-три года. Конец, устал. Вряд ли Пикассо смог бы выдержать такой бешеный ритм работы и жизни. Темперамент Зверя - темперамент скифа, жлоба, юродивого. Его излюбленная манера поведения в обществе - юродствовать. С дурака и спроса нет. Однако он не дурак, наоборот, очень умён, я уж не говорю о его странной хитрости, когда он придумывает такие сложные интриги, что в конце-концов наёбывает себя, а не других, как бы ему хотелось. Гениальность его несомненна, обладает хорошим вкусом во многих родах искусств плюс ему нужно есть, пить, рисовать, ебаться, как всем.
Творчество Зверя от кретинизма до шедевров создает верную картину его личности. В его работах вы не увидите прекрасного ровного мастерства Матисса, или кондотьерства Пикассо. Зверев велик, как ветер, слаб, как тростник под ветром, грязен как земля, стихиен как весенний снег в горах, умён как малый ребенок, омерзителен как дебил, постоянный клиент дурДома. Зверев несчастен /если вообще может подходить к нему такое слово/ в любви. Кому нужен грязный алкаш с дурным запахом изо рта? Охотницы находятся, не надолго. Жить с ним постоянно невозможно.
- Я работаю над собой.-
Это значит, Анатоль занимается до одурения онанизмом. Энергия тела уходит на дебоши, ревность, мании. Жизненная энергия сгорает до предела, ничего не остаётся на волевой акт - завоевать женщину, повалить на постель, быть фалосу в боевой готовности для совершения благоугодного дела.
Анатоль любит сборища, празднества не ради веселия, а из-за большого скопления народа. Он человек толпы, потому что изгой и одикок. Его делириумы - единственная реальность, поэтому Зверь жаждет быть здоровым, по крайней мере, не одиноким. Отсюда стадное стремление войти в месиво толпы, раствориться, как капля масла на воде, где можно плавать, не зацепляясь ни за что и ни за кого. В 50е годы он часто посещает зоопарк, где делает удивительные наброски, наброски на уровне Рембрандта. Он владеет линией не хуже Пикассо. Время исполнения - доли секунды, манера рисования настолько экстравагантна, что отпугивает или разжигает нездоровое любопытство публики. Спящий лев, как говорили поэты пушкинских времён, выхватывая из гусиной задницы перо, рисуется одним росчерком пера. Линии рисунка разнообразны, от толщины волоса до жирных жабьих клякс, или прерывисты, словно он рисует в автомобиле, скачущем по кочкам. Характер поз, прыжков животных точны и кинематографичны. Зверев ходит в зоопарк не ради гепардов и обезьян, - он надеется "закадрить" приезжую провинциалку на предмет позирования /повод/, а там посмотрим, вдруг поебёмся! План такой: столичные девицы избалованы, на сговор не пойдут. Зверь надеется на наивность и провинциальность приезжих молодух, на собственную стремительность и, Бог знает, еще чего. Тулуз Лотрек, страдая от внешнего уродства, находил утешение в публичном доме среди проституток.
- Из Смоленска. Потом два года переписывался. Приехала в Гиблово. Я говорю, садись, сейчас как Леонардо заВинчи с тебя шедевр нарисую. Начал дрызгать по бумаге, а сам подбираюсь ближе и ближе, как кот к птичке, положил лист бумаги ей на ляжки и двигаю руками по нему, рисую, а сам щупаю ляжки. И стараюсь бумагу ближе к пизде подвести, чтобы будто нечаянно от работы въехать в неё пятерней. Она испугалась и спрашивает: Толя, какой же это шедевр мятая бумага? А я действительно от старания продрал бумагу до дыр и шедевра не видать, хехес -
Быстрый дриблинг Зверя в этюдах, набросках, картинах так же быстр в остальном /рукоблудии/. Он слишком распаляется от собственного дриблинга, эрекция наступает раньше момента достижения цели. Вслед за концом процесса творец теряет всякий интерес к натуре. Творческий процесс для Зверя промежуточный акт между желанием и достижением и обычно заменяет все остальные жизненные функции, хотя Зверев всегда стремился к противному - овладеть жизнью, а не питаться эрзацами вроде рисования картинок. На полпути к штурму Бастилии Зверь в оргазме создает живописные шедевры, хотя истинной целью является не создание "шедевров мирового искусства", а овладение заветным местом, пиздой. Поэтому его "творческий метод" близок к животному оргазму.
 

Природа души и духа сотворена таким образом, что на пути к самоВыражению расставлены рогатки и самоОграничения, действующие до тех пор, пока ты не укрепился в воле и внутренних силах. Мало людей в истории человечества в земной жизни достигали истинной цели, т. е. Царствия Божия в себе самом. Ты сможешь только одно, если тебе отпущен ДАР /а он отпущен практически каждому/: реализовать ДАР в категориях искусства, культуры. И рыбку съесть, и на хуй сесть удавалось немногим, - может быть Гёте или еще кому. Но Гете далёк, а Зверь Зверевич рядом и понятен как человек. Тайна Зверя - тайна его ДАРА, его Гения, подаренная клошару.
"Блаженны малые сии". Думаете, Зверь малый сий? Нет, он словоблудие и сперма земли, но гений Зверя - чудо!
 

Около ста листов иллюстраций - импровизаций к "Золотому ослу" Апулея. Они находятся в коллекции Г. Д. Кастаки, во всяком случае, я их видел у него дома во второй половине 60х годов. Они лаконичны: белая бумага, тушь, кисть, перо, окурок, палец, рисунок линейный, одной линией на одном дыхании,
иногда линия переходит в пятно, без фона и цвета. Сперматическая графика. "Дионисий" утверждал, что Зверь трухал в штаны в процессе рисования, заводясь на созданные из небытия собственные образы. Реальность творческого образа оказывается сильнее конкретной жизни. Энергия плавится в творческом акте, отсюда в жизни проколы, вообще жизненные процессы при всей любви Зверя к ним оказываются жалкой тенью той силы, которую он умеет вложить в творческие картинки - образы.
С точки зрения анализа структуры живописного языка, как выражаются современные структуралисты, самоЖивописи, даю следующее определение зверевского творчества через ряд моментов:

1/ ташизм, импровизация, спонтанность и дриблинг
2/дзен - момент - точный жест, как следствие медитации. Медитация прослеживается через точность /он, кстати, хороший снайпер в тире/ жеста в рисунке, скажем, в серии работ "Соборы". Церкви, соборы, купола, деревья валятся налево, малиновый звон направо, соборы поднимаются вверх в полете, как бы лишаясь земной опоры, левитируют, соборы вниз, притягиваемые земными силами гравитации, но нигде барабаны-маковки храмов не ассоциируются с фалом. Зверевский секс весь изливается в творческой сублимации, одухотворяясь, уничтожая запах и материальность бытия. Лаконичный жест приглашает к танцу, приглашает потребителя к дополнениям по своим вкусам. Вообще для прочтения зеновских работ Зверя требуется высокая культура потребителя, который своим "дописыванием" превращается в полноценного творца.
Пространство в таких сериях работ, как "Стволы", "Ню", "Лошадки" /И.Б. Маркевич ввиду акцента и итальянско-французского произношения проговаривал на манер "лошки"/ решается Зверем на границе конкретного и абстрактного, поэтому образы-формы носят дихотомический характер /в анализе, когда я пишу-говорю об этом, а не в процессе, когда Зверь их создавал/, трепыхаясь между трехмерностью ренессанса и обратной перспективной икон, внешне проявленной в двухмерном измерении, между фотографической объёмностью передвижников и лубочной двухмерностью. Широта и диапазон зверевских произведений. Одной работой не обойдёшься, чтоб иметь представление о творчестве Зверева, необходимо просмотреть не одну, две, десять, сто работ в сериях, где образ церкви, дерева, лошади, пятна кадрируется на протяжении ста - двухсот гуашей, акварелей, холстов. Его серии "Голгофа", "Зимний пейзаж", "Женские головки" и многие другие - дневник судорожной игры ума, божественной интуиции, в доли секунды приводящей к видимым результатам на бумаге, картоне, стене, холсте, колене, груди. Зверев не различает шедевр от халтуры, он живописо-пись-пись-писоман. К тому, к чему Зверь прикоснулся плевком, соплей, краской, пеплом, чернилами, он относится как к своему пространству, где живут и гуляют свои вещи, наподобие собачки, метящей кaждый попадающийся столб или дерево мочой. И Зверев везде хочет застолбить СВОЕ пространство меткой A3 такого-то года. Зверь не нужен обществу. Иногда приятно повесить зверевского петуха или цветочки в гостинную. Красиво? Красиво. Но сам Зверь пропади пропадом! он омерзителен, например, когда ест и еда вываливается на воротник и куртку, нуден и заговаривает сердобольного академика до инфаркта. Он не похож ни на что и ни на кого, он аполитичен, труслив, хитёр настолько, что в конце-концов обманывает только себя. За 20 лет "творческой" деятельности создано миллионы работ. Большинство погибло за ненадобностью, случайно. Материалы, с которыми обычно имеет дело маестро, бумага, тушь, вода, недолговечны, нужны усилия для фиксации таких, например, фактур, как пепел, который он сыпал неоднократно в ряд работ по-сырому без всякого закрепления. Пепел ему нравился, возможно, как серый материал, который обобщал яркие краски, но и как хепинговый жест, осмысляемый впоследствии другими, что пепел символ тлена и суеты сует. Настоящее искусство "странных" личностей не нужно человеку, народу, человечеству .
 

Дай Бог, тебе здоровья, Анатолий Тимофеевич ЗВЕРЕВ!