Дорогой Ка-Ка! Прилагаю подборку стихотворений Юрия Сорокина, составленную им самим. Пришла два месяца тому из Питера. Англичанка, которая это привезла, говорит, что он рад был бы опубликоваться. Если сочтете нужным, включите, пожалуйста, в Голубую лагуну. Хотя, к сожалению, наиболее соответствующий том уже вышел, где Хвост и Анри. Сорока несомненно принадлежит к школе Хвоста. Они соседи и старые приятели. О качестве стихов не имею понятия, потому что и самого оригинального из этой школы - Хвоста - понимаю с трудом. По профессии Сорока художник-прикладник по металлу и пр. Сидит в отказе уже третий год. Привет Левину, Ярмолинскому и Виньковецкому. Ваш Е.С.
1) Кузьминский не должен оставаться единоличным редактором антологии Голубой лагуны, а его соредактор Г.Ковалёв повидимому не принимал деятельного участия в этом сборнике. Необходимо выбрать еще одного редактора, хотя бы, напр., Ефима Славинского (БИБИСИ , Лондон), который достаточно осведомлен о новейшей русской поэзии и достаточно объективен. Я назвал бы и Илью Левина. 2) текст, подготовленный к печати в томах II А и В должен бытьсокращен на 50-60%. 3) необходимо удалить все сведения и суждения, кого бы то ни было порочащие(диффамацию). 4) Следовало бы пересмотреть многие критические статьи. Прилагаю тексты машинописи обоих томов Антологии Голубой Лагуны с моими пометками на полях, а также черновики с моими замечаниями.
юрий иваск
P.S. О себе. По отношению почти ко всем участникам антологии Лагуны я принадлежу к поколению отцов. Но это не значит, что я неспособен их понять. Несколько лет тому назад я многими из них увлекался. Позднее - разочаровался. Но продолжаю высоко ценить Бобышева, Бродского, а также - стихи обновленной простоты, написанные очень разными поэтами и представленные в Антологии. Прошу послать копию этого критического отзыва К.Кузьминскому и всем редакторам Голубой лагуны.
Попытка воспоминания
Ночью, когда сворачиваются листья,
А членистоногие цепенеют,
Завораживает шорох шелестящих страниц,
Словно шелест струн лютни-цинь
Оранжеволицых жрецов Дзен.
Ночь, шаман восточный, пленительнострастный, Как трепетно-терпкий шелест цикады, Как звёздные гимны мудреца Заратуштры, Зачаровывает, и оцепеневаешь, Погружаешься в омут фантастических грёз, Отрешённый, В безвременьи простора Зубчатокаменной башни.
А утром звенят струны лучей, У замковых ворот гулкие удары В барабаны молочных бидонов, Двор полон тёмного шелеста листвы, Варится чай... И вдруг нечаянный Тонкий звон вороного клинка; Перевязан эфес чорным бантом. Выпад, туше, две вероники, ката,- Как изысканен танец кармы,- И на камнях Круг крови, Как упавшее красное облако В зареве вечном заката... И падает, падает — Сражённый.
Посторонний
(l'etranger)
Надоел мне край оранжевых собак,
Надоел мне край раскрашенного солнца,
Я лечу, ушами разгоняя мрак,
Голова пуста, как блюдечко японца.
Проплывают мимо горы и долины,
В облаках расселись радужные сны,
Хочется малины, хочется рябины,
И совсем не хочется атомной войны.
А надо мною звёзды, знаки-зодиаки,
В бархат неба вшиты, блещут - хороши.
Прибежал астролог и сказал мне строго:
- Не ищи свободы для своей души...
... Для души китайца я рекомендую яйца,
Для души японца - велосипед, -
Для тебя ж, агностика, в этом мире гостя лишь,
На кофейной гуще только слово "нет".
Нет тебе покоя, нет тебе удачи, Нет тебе удела, кет тебе любви, Нет тебе морковки, нет тебе селедки, Нет тебе - закона, нет тебе - судьбы.
Так и будешь плавать в хлопьях белой пены,
Стряхивать ушами голубую гарь...
В чёрных водах Стикса, на краю Вселенной,
Выловишь, наверное, радужный фонарь.
1974
из цикла "Четыре времени - четыре пейзажа"
1. Летний сад
(Petropolis)
Летний сад - мой огород
(из письма поэта)
Сад
летний
Петра -
корабельный трап -
Парящая над дельтой трапеция -
Петрополя
идиллический
просцениум -
Лесистая сатрапия
языческих италийских идолов.
Евклидово неравнобедренное каре -
Тетрагональный остров
средь вод Невы,
Фонтанки и Мойки,
И Лебяжьей канавки.
Лес,
просека,
пруд,
Лебединый парад.
Сад
летний
Петра -
Пасторальный театр.
Пантеон античных богов
под сенью северных лип
Лавры славы, атрибуты триумфа,
Мраморные, вздутые ветром, драпировки -
будто волны отвердевшего ритма.
4. Дельта
(Ленинград)
О, дельта доледниковой поры! Розоватый гранит не скуёт твой капризный порывистый нрав. Ты лишь терпишь это нагроможденье камней, расчерченное и водруженное циркулем придворного лейб-строителя. Эти дворцы, построенные шеренгами, в кильватерном строю, как корабля на параде. Эти сады, ограждённые литым чугуном и кованным железом, ритмичным и вибрирующим, как застывшие в холоде воздуха фигуры Баха и сплетения Шопена.
Шершавый - когда-то белый - мрамор итальянских скульптур, на коих юные абитуриенты культуры упражняются в первозданном - почти античном - язычестве. Инфрабасовую арфу трамвайных струн, троллейбусных проволок и растяжек. Ультраструктуру тайных - и явных - каналов связи, сходящихся в громоздком гранитном пристанище... Запретную сеть отелей, ресторанов, баров - под магическим символом"Intourist" под эгидой аббревиатуры "КГБ",- гдеподментованные ловкачи сколачивают скороспелое состояние, и гладкие улыбчивые визитёры таращатся прозревшими кротятами в реестры псевдо-русской кухни. Подземную сеть кротовых каналов, по которым голубые экспрессы снуют гигантскими челноками меж хрустально-мраморных дворцовых казематов, этих храмов воинствующего атеизма, изгнавшего проповедующих с паперти, обратившего их куполообразные логова в сияющие музеи разума... О, дельта. О, времена. О, длительность... О, вечность!
4 ноября 1982 года
Гибель "Титаника."
Когда утром, одурманенный ужасами сновидений и микроотравой пищевых и атмосферных инклюзий, с беспощадным сознанием бессмысленности бытия, полупроснувшись - я ныряю, как в последнюю купель, в свою ледяную ванну, когда холод железной ладошкой хватает за сердце, а ватерлинию шеи жжет, словно дуновением струй фреона, когда душа застревает где-то между слипшимися вибраторами голосовых связок, а сознание отрывается от тела и блуждает где-то в космическом межзвездье, - каждый раз в этот торжественный момент я вспоминаю гибель "Титаника".
Я снова вижу (откуда-то сверху и слегка сбоку) устойчивый рисунок, след водоворота, на поверхности океана, шлюпки вдали, и, в другой стороне, влекомое течением скопище оцепеневшее тел, и - айсберги, обломки айсбергов, крошево айсбергов ...
Почему "Титаник", а не полярный конвой PQ17? Не знаю.
Я вспоминаю огромный корабль, иллюминированный новорожденным электричеством, подобный сияющему видению Феллини. Банкиры в чёрном с желто-восковыми шарами слоновой кости стоят у зелёного стола биллиарда. Инженеры с сжатыми губами и холодным взглядом новых жрецов курят модные длинные папиросы. Невообразима необузданная роскошь и мишура ресторанов: хрусталь, прозрачный фарфор, серебро, хрустящие скатерти, манжеты, манишки, салфетки, фраки, фалды, галстуки, подтяжки, веера. Сверкающая медь труб, золото саксофонов, тёмный лак скрипок Страдивари. Мерцающее переливчатое сияние шиншилл, песцов, соболей, каланов. Африканский колорит гепардов, пум, пантер, ягуаров, сибирской рыси. Режущий, беспощадный, блеск бриллиантов - море, океан бриллиантов - чёрных, желтых, голубых, бесцветных - все чистой воды. Магические многогранники огранки, магия огней, метафизика символов. Квинтэссенция претензий этого мира, вызов энтропии, конечности бытия, смерти, даже - может быть - небу.
И небо (может быть) приняло вызов.
И океан - огромный, как небо - поглотил и блеск камней, и шорох купюр, и гордый миф абсолютной надежности.
И каждый раз, снова и снова, в моём пробужденном сознании возникает гигантский водоворот, медленно, плавно закручивающий гребни океанских валов в феерическую водяную шутиху, так похожую на снимки далеких галактик из книжек про астрономию.
1982, зима,
в день солнцеворота
К А.Л. Хвостенко
Квадрат гранитного собора
Упруг и тесен, как гранат, -
Его зерна гранит пунцовый
Дарит старинный Арарат.
Графит старинного стекла
Гранит осколков света блики,
И блёкло блещущий металл
Явит чеканенные лики
Святых, застывших в узких нишах
По стенам жёстким и остывшим.
А над конической вершиной Скелет столь узкого креста, Взнесённый ввысь, семиаршинный, Будто чугунная стрела, - Символ претензий непомерных, - Как длань клинка над шлемом медным.
...Под срубом северных соборов
Тебя манит армянский храм:
Тогда, взирая на помора,
Ты мыслью мчишься в Ереван.
Скажи, зачем тебе Севан? Там спит форель на хрупкой ветке. Гляди: за связью древних рам Ещё твой Бог, обугленный и ветхий.
Ещё твой бок прилеплен к парапету.
Ещё твой блок качается по ветру.
Ещё твой плуг лущит щепу болот.
Ещё твой плут плетёт плетень тенёт,
Ещё в дупле сидит твой огурец -
Блажен и весел нежный огурец.
Ещё ползёт по телу мягких мыслей
Мясистый клоп, подвижностью напыщен.
Ещё твой клоп в твой маленький уют -
Чарующевлекущий чахлый спрут !
И как Кааб благого Магомета Обтянут чёрноугольной парчой, Твой блик (как бледен блеск кометы) Ещё затянут паранджой. Твой лик дымка травы тян-шанской Колышет сладостный дурман...
