Ну не перепечатывать же всю эту лажу - 25 стр., достаточно привести цитату из соседней книги, "Приглашение в запиндю" Евгения Вистунова, Лениздат, 1984, где пишется еще об одной защитнице Е.Б. - Наталье Лазаревой, подруге Ю.Вознесенской:

 

на  страницах «Посева» рассказывается история о «безработной» Лазаревой, о других «феминистках», якобы не нашедших работы, достойной своих талантов, а на самом деле не пожелавших добросовестно трудиться. И не только в «тесных рамках официального искусства», но и везде, куда они время от времени устраивались. Даже и на скромных постах, которые, например, выбирала себе Лазарева: преподавателя в кружке рисования, оператора в котельной, сторожа...

Полное пренебрежение Лазаревой к работе соответствовало и ее отношению к устройству своего быта. В этом она была верной ученицей Вознесенской. Живя в прекрасном районе Ленинграда, в благоустроенной отдельной квартире, Вознесенская обменяла ее на две комнаты в коммунальной, сознательно превратив их в подобие трущоб. Зная,  какой  именно «товар» требуется Вознесенской, Лазарева рискнула и сама взяться за перо. Но о чем писать?

В недавнем прошлом она привлекалась к судебной ответственности за изготовление и распространение клеветнических измышлений, порочащих советский государственный и общественный строй, а также за подделку документов. Учитывая раскаяние Лазаревой, обещание впредь противоправовой деятельностью не заниматься, суд ограничился тогда мягким наказанием — десятью месяцами лишения свободы.

Урок не пошел впрок. Лазарева сочинила статью, в которой сознательно извратила факты своего участия в изготовлении и распространении клеветнических измышлений, опорочила органы правосудия и социалистический правопорядок. В другой своей статье, предназначенной для журнала «Мария», она, опять-таки подтасовав факты, выступила в защиту уголовницы, осужденной советским судом за содействие в тайном вывозе за рубеж художественных коллекций, представляющих национальное достояние страны.

Знала ли Лазарева, что защищает не невинно осужденного человека, не «жертву советского режима», а матерую преступницу, нанесшую государству серьезный материальный ущерб?

 

Я знал, и достаточно близко,  "преступницу  века"  Гешу  Гуткину.  Преступление ее заключалось  в том,  что  ей  не  нравилась  Советская власть и советские порядки.  И, кроме  того, она  была  сторонницей  частной  инициативы.  Привел  ее  ко мне отъезжант Гарик Элинсон  в январе  73-го.  Евгении  Борисовне было лет  60,  жила  она рядом, на Герцена,  в аккурат напротив ЛОСХа, с матерью и  Раисой Рыбаковой,  сестрой  "Кортика".  Квартира на втором или  третьем  этаже,  окнами  во двор,  в  3 или 4 комнатки. Не хоромы.  Выпуклые  глаза,  одышка,  явная  сердечница.  По  профессии  -  искусствовед, работала  в  Худфонде,  занималась  20-м  веком.  И ЖИВЫМИ.  Сиживали  за  чайком,  ЕБ  интересовалась  и  моими  писаниями,  и  тем,  что мы делали  с АБ  Ивановым.  Заказала  ему серию  "Неделя",  по  сотне,  вроде,  за лист  графики.  Шемякин,  к  слову,  продавал  и за  тридцатник,  и  рад был.  Не  ей,  а  однорукому  бандиту  Перфилову.  Помимо,  ЕБ  ста­ла и  просто помогать:  оказывается,  она  давала  нам  на  коммуну  /через  АБ/  по  сотне в месяц.  ПРОСТО  ТАК.  АБ,  правда,  мне эти  деньги  не  показывал,  но это уже  его де­ло.  Поскольку  негде  ему  было жить  -  дала  ему  и  ключи  от  кооперативной  квартиры. Он же -  обшмонал  там  все  письменные ящики.  Но это -  о  наивности  "матерой  спекулянтки  и  преступницы"  ЕБ.  Людям она,  почему-то,  верила.

 

 

За  чайком -  мечтали  мы  о  Голландии,  где она  намеревалась  купить  дом и  поселить там художников.  Чтоб рисовали  и  столовались.  За  так.  Геша  проделывала  какие-то крупные  гешефты,  окруженные таинственностью и  конспирацией,  но  и  в  конспирацию эту  -  она  ИГРАЛАСЬ.  Звонить  ей  можно было  только из  автомата,  хотя  и  мои  визиты к ней,  и  прочее  -  было  как  на ладони.  Не  говоря,  что АБ  стучал.  Но отличить  художника  от  стукача  -  матерая  преступница  не могла.  Я,  правда,  тоже,  но я  не очень и  старался.  Мне-то  прятать было  нечего.  Антологию  в  10  томов -  в  карман  не  спрячешь.

Геша была  прирожденным патроном.  Переправляла  картины  кучи  художников за  кордон - Элинсона,  Рапопортика,  Виньковецкого,  это тех,  кого я  знаю.  Видел я  у  нее и  работы  прибалтов,  словом,  крутилась.

Отправила  и  нас,  дав  на  дорогу  толику  денюжки,  проводила многих.  Сама  же  -  так  и прособиралась:  то одно  надо было докончить,  то другое.  Говорили  ей:  "Вали!",  но Геша  крутила  дела.  И,  как  выяснилось,  крутые.

Влупили  ей  десятку лагарей,  за  контрабанду  ценностей.  Не  наших -  картинок и  рукописей,  они  ценности  не  представляли,  хотя  и  драли,  суки,  за  них -  по 60  рэ  пастели  Элинсона  оценили,  Русский  музей  -  "Так  покупайте",  -  Гарик  говорит.  "Нет, это  ВЫ  -  платите!"  И  платили  художнички  за  намалеванные ими  же  холсты,  платили этому  сучьему  государству,  которое и  с изгоняемых жидов  -  последнюю тряпку  рвет. Геша  не  платила.  Напротив,  платила  -  ХУДОЖНИКАМ.

Кашу,  заварила она  знатную.  Пол-таможни  было у  нее  на  откупе,  пропустили  бы  хоть слона  из  зоопарка.  Но  главное -  сбагрила  она  за  кордон Филонова,  "Бегство  в  Египет",  у  сестры  купленное,  до того  еще,  как она  всё  в  Русский  музей  отдала.  Чтоб никто уже,  кроме очередного Армана  Хаммера,  и  не увидел.  Я  пытался  прорваться, отснять,  мальчики  у  меня  там работали.  Но  все  картины  коммуниста  Филонова  были упакованы  и  опечатаны.  Не  на  показ,  надо  понимать.  И  когда  Гешу  взяли,  на  суде, спрашивают  ее:  "Переправляли  что-нибудь  за  кордон?"  "ДА,  картины  великого художника  Филонова,  которого  не  выставляют  на  родине!"  Весь  процесс -  в пропаганду Филонова  превратила!  Спрашивают:  "Переправляли  серебро?"  "Да,  и  картины  художника  Филонова,  о  котором  никто  в  России  не  знает!"

Первым за комиссара Филонова сел, тоже авантюрист, Миша Макаренко /о нем - см. в "новосибирском" томе/. Тоже, зачем-то, выставил. Не Иогансона, а Филонова. В Геше сочетался идеализм и практицизм. Сестра ее, Раиса, была просто влюблена в Гешу, как, впрочем, и я. Геша была паханша. И когда узнал я, что она - в лагере, за ее статус там я беспокоиться не стал. Она умела заставить себя уважать. А вот здоровье...  Здоровья  не было  совсем.

Раису  выпустили,  после  того,  как  Геша  сказала:  "Не признаюсь  ни  в  чем,  пока  ее  не выпустите!"  Но Раиса  без  Геши  -  ...  Приехала,  плачет,  тычется,  мать  сумасшедшая уже,  от  всех  переживаний,  нельзя  старуху  ни  на  секунду  оставить  -  на улицу  выползает,  под  машины,  Раисе  с  ней  мучиться  -  и  о  Геше...  Письма  просила  меня  писать  - писал,  и  сенатору Джексону,  и  Амати,  и  чуть  не  бельгийской  королеве... Но  шибко  Советы  на  Гешу  злы  были,  выпустили  -  за  пару  недель,  помирала  от  рака  в Питере,  Геша  Гуткина,  авантюристка,  умница,  чистая  душа,  меценат...

 

 

ГУГЕНХУЙ


 

В апреле 1983 состоялась совместная советско-американская конференция по Павлу Филонову. Либеральные американские искусствоведы - не погнушались пригласить Ларису Жадову /жену Симонова/, Женьку Ковтуна, Новожилову и прочую шваль. В это же самое время - в лагере подыхала Геша Гуткина, получившая срок за контрабанду картин Филонова за бугор. Все холсты, оставленные сестрой /вычетом сбагренных Гешей/, были уже в 75-м опечатаны и закрыты наглухо в подвалах Русского музея директором Васей Пушкаревым, и мои мальчики, работавшие в Русском - не могли прорваться к ним. Слайды, отснятые фотографом Левой Поляковым еще в 74-м - уже выцвели, но так и оказались никому не нужны. Как никому не нужна была старуха Геша Гуткина - выпустили ее в июне, надеясь, что помрет по дороге в Ленинград, но она проскрипела еще пару недель, умирая от рака. Ее в числе приглашенных на симпозиум-конференцию в музее Гугенхайм - не было.

 

В апреле же и я получил ответ от фонда Гугенхайма. Первый раз я попросил помощи не у друзей, таких же нищих как я, а у государства, институции. И Гуго, и Хайм -показали мне согласно ... И нечему тут дивиться. Я просил на антологию современных поэтов. Попал в число 2 700, не получивших стипендии. Помимо прислали брошюрку на верже - удостоенных оной. Перелистал, подсчитал /люблю статистику/. Из 300 стипендиантов - 250 полные профессора /на ставке/ и с полста независимых актеров, скульпторов, фотографов, художников, поэтов, журналистов. Сунулся считать дальше: из профессоров насчитал 150 гуманитариев. Темы /русские/, удостоенные, таковы: Д-р Джозеф Н.Франк, Принстон, Жизнь Достоевского между 1865 и 1870. Д-р Эдвард Василек, Чикаго, Толстой после своего религиозного преображения. Д-р Ричард Стайтс, Джорджтаун, Символы, песни и ритуалы русской революции. Темы, ку­да как животрепещущие, насущные. Сунулся в список отборочной комиссии: 6 профессоров во главе с 7-ым, плюс 5 арт-критиков и художников с правом совещательного голоса по визуальным искусствам.

Путем чего пришел к выводу, что Академия, государственные службы, службы секретные - единообразны для всего мира, разве что разнятся в степени давиловки: в КГБ наступают на яйца, а в ФБР - на язык, и то не сильно. А Пушкинский дом или Институт "Современной" Русской Культуры - занимаются, в принципе, одним и тем же. Как и оба Гугенхайма, музей и фонд.

На живых /да и на мертвых, пока не станут великими/ - и тут, и там всем насрать. Профессора изучают творчество Толстого или, на худой конец, Филонова. Книга о современных художниках, моя и Джона Боулта - лежит во втором уже издательстве, у Корнельского университета - тоже нет денег напечатать 300 /вывезенных контра­бандой/ фотографий выставок и художников. Поэтому и помещаю их - в антологию, благо биолог Саша Коган мне ПО ДРУЖБЕ - за бесплатно печатает. А на остальные расходы - моя жена, чертежницей, заработает. Или друзья подкинут. К Гугенхаймам я более не обращаюсь. Живу в подвале и - колебал я всех!

20 июля  83

 

 

ОЧЕРЕДНОЙ   ГУГЕНХУЙ


 

22 марта  1986.  Очередной  Гугенхуй.  31-го,  если  Миша Левин  не протянет,  мне  сдавать еще 5  томов.  На  сей раз,  по совету  Ричарда  Костелянца,  нью-йоркского блестящего эссеиста и  поэта-формалиста,  подавал  я  -  на  собственное творчество.  Я же,  между  прочим, поэт.  И прозаик.  И даже,  немножко,  художник.  Костелянец  таким макаром тиснул  с дюжину-другую  своих  концептуальных  книжиц,  целый  мешок мне подарил  год  назад.  Покупать их  все равно  вряд ли  будут  -  они,  того,  концептуальные.  Как у  Бахчаняна,  но поскучней.

Не  вошел  в  число  272 удостоенных из  3700  аппликантов.  Правда,  Сайз,  он же  Саша Ямпольский  /см.  киевский  том/,  сказал  мне,  что  надо рассылать  не менее  300  аппликаций на разные  гранты  зараз.  Это,  не  считая  труда  -  по доллару штука:  марки,  копировка, конверты -  а  где их  взять,  300? Шемякин тоже мне  как-то посоветовал:  "Играй  в лотерею.  Я,  -  говорит,  -  на  300  долларов билетов  купил -  и  3,  не то 4  тыщи  выиграл." "Миша,  -  говорю,  -  а  где  взять  начальные  300?"  На это друг мой  промолчал.

 

 

"Я  УМЕЮ  ТОЛЬКО  ТАМ,   ГДЕ  БОЛЬНО"  /ШИРАЛИ/

 

Следует  сегодняшнее  письмо от матушки:

Говорят,  чудес  не  бывает,   нет,  бывают,  Ширали летел  с  5-го  этажа,  подобрали мешок  с ломаными  костями.  Сколько  времени  прошло,  не  знаю  -  1 год,  полтора,  а  он  ходит  и  даже  без  палки,  правда  настроен  опять лечь в  б-цу  для  удаления  гвоздей.  Мне  плакался,  что  ему  40 лет,  а  он  ничего  не  умеет,  хорошо  что  есть мать,  которая  его  кормит,

"Я умею только там,  где больно" -  писал Шир-Али  в  75-м,  и:

"Кроме музыки  мне  нечего уметь" - и  того ранее.

Ширали умел  и умеет  создавать мелодии  боли  и любви,  о  которых десятый  год  вспоминает Гум,  уже  в Нью-Йорке,  которые помню я  -  и  каждый,  кто  слышал Ширали. Этого -  мало?

А жить он,  действительно,  не умеет.  Как  не умею и  я.  Если  бы  меня  эти десять лет  /и предыдущие  - десять/  не  кормила жена  -  гугенхуй бы  делал  эту  антологию и  все мои  книжки.

Сейчас звонила Ленка Довлатова  -  закончила,  солнышко,  набор  30  стр.  Люсика  Межберга об Одессе и одесских художниках,  а  перед тем набрала 40 стр.  Пинча о  Бельцах.  Надо - платить,  а  в банке,  при  работающей жене -  глухо.  Да  еще поперли  нас месяц  назад,  за 15  долларов  недостачи.  Пуэрториканская  сволочь,  супер,  взял  и  закрыл  счет.  А  через день  -  чек от  Ромки и  Инки  пришел,  на  400,  в поддержку  антологии.  По сю  не можем получить.  Ромка  звонит  китайскому уже  суперу,  я  хожу:  "Зявтра  будет".  И  сидим без  копейки,  Гум  2  сотни  одолжил  -  но тоже  чеком,  а  сигареты  кончаются... Надо где-то занимать.

 

 

НИ  СССР,   НИ  США

 

Таково  название  книги   Вальки   Пруссакова,  друга  Лимонова.  И я  с  ним  согла­сен.  Что бы  делал Ширали,  выедь он,  не дай  Бог,  сюда?  Гум,  при  всей любви,  содержать бы  его не  стал.  Советского диплома у  него  нет.  Преподавать он  не умеет.  Он "умеет  - только там,  где больно".  А это  не товар.  Сидел  бы  он,  как Халиф,  на  велфере,  правда, он и  ветчину  воровать  не умеет  /в отличие от/.  Получал  бы  фудстампы,  как  какой  пуэр­ториканец,  и  сосал  бы банан.  Издавать  его  по-прежнему было бы  некому,  а  читать  -  кому? На  Брайтон-Биче  -  слушают  Гулько и  Шульженку,  Ширали  не товар.  И жить  по бабам здесь не очень-то,  как  повторяет  Инеска Левкова-Ламм мною  сказанное:  "Русских баб здесь  не ебать,  а  -  плакать хочется",  когда посмотришь,  как они  ТУТ -  задрочены.  Выживаловка. За  квартиру  -  плати,  за  свет,  телефон -  и  не так,  как там  /опять из  письма  матушки/:

«...   То  Егорку  надо  везти  в  Москву,  а  Дима  пропил  деньги,  то  обрезали свет,  т.к,  Дима  не  платил  1,5  или  2  года,   накопилось  больше  100  р.»  - идиллия!  Здесь  свет  отключают  через  месяц  неуплаты,  и  не  в рублях,  а  в ДОЛЛАРАХ,  я вот  краску для  копировальной  машины  не могу  получить:  "Придет  чек  -  тогда и  вышлем". А  как ему  придти,  когда  он  не  выписан,  в банке  -  нуль,  ну, yкрали  пол-банки  краски на  работе  -  биг дил,  как  говорит  Семушка.  А если  попрут?  Без работы  здесь  -  не  то, что  там...  Так  и  живем,  работаем.  Я  и  Мышь,  и  3  собачки,  борзые...

 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2007

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 5Б 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга