На фото:
Алик Гинзбург у меня в Техасе.
Помимо присутствуют: Джианна Кирцли, Яков Виньковецкий и картина Инфантэ.
 

Фото Мары Звягинцевой, американки, жены художника Юры Звягинцева, американца, моих техасских друзей.

 

Из опубликованного в "Литературном курьере" Мишей Моргулисом:

 

КОМУ НУЖНЫ ПОЭТЫ?

 

        "В Москве, как сообщают "Известия" в последнее время Госиздатом зарегистрировано 140 частных издательств."

/Летопись Дома Литераторов, 1922, 8-9 , стр.12/


        Но - "вот и кончились дни золотые / воровской непроглядной любви..." В Москве сейчас зарегистрирован один ГОСИЗДАТ. 60 лет утекло.
        А на Западе? На Западе издательства не регистрируются /не обязательно/, но поэты нужны не более. Из двух-трех дюжин моих знакомых-друзей американских поэтов, статистика показывает: 2-3 из них - "полные" академики /т.е. имеют постоянный доход/, вроде Билла Мервина, Кристофера Миддлтона, Роберта Лоуэлла /не знаю, последний - жив ли? В 70-х меня переводил/ - это поэты "элиты", классики текущей литературы - 300-400 копий издано - удача, распродано - успех!; 3-4 еще - последние битники, представители вымершего поколения 50-х: Аллен Гинзберг /не путать с Аликом Гинзбургом, тоже моим знакомым!/, Грегори Корсо, Гэри Снайдер -эти "слились" с природой, попутно почитывая какой-нибудь курс за копейки, к ним можно отнести и Рикардо Санчеса, классика американо-индейской поэзии, "чиканос", он безработный с тремя дипломами, ну а остальные мои друзья, помоложе - просто хипня. Еще, скажем, дюжины две, оставшиеся.
        Поэтов считать на дюжины? - возразит мне читатель. Возражали. Пишет, к примеру, по поводу 1-го тома моей антологии /не видев/ некий ленинградский литературовед Левинтон: "Что это за поэзия, в которой несколько сот имен, поэтов должно быть, ну, 10, ну - 20, но не 200." И тут же оговаривается: "Я в общем саму эту поэзию /современную - ККК/ не особенно люблю." Чувствуется. Таковы, впрочем, все литературоведы. Им поэзию ни к чему любить. Они ею - занимаются. За что имеют зарплату. Но мы отвлеклись, хотя -
        Средний заработок американского писателя - 4000 долларов в год. Полагаю, и поэты входят туда. На телевизионном интервью в Техасе, которое давали мы с Алленом Гинзбергом и Энди Клаузеном, Аллен сказал, что в среднем он /поэт "нумеро уно" среди американских битников 50-х/ зарабатывает в год литературным трудом - 4 тысячи. При этом ведущий программу профессор Джо Круппа, специалист по поэтике помянутого Гинзберга, признался, что зарабатывает вдесятеро больше: 40 тысяч в год. Если учесть, что Энди Клаузен /он же Андре Лалу, из канадских французов по матушке/, вообще ничего не зарабатывает /приходится работать таксером/, то цифра 4 000 значительно понизится. А если включить сюда писателей "не профессионалов", т.е., большинство "молодых", в возрасте 30-33 лет, печатающих свои стихи в бесчисленных малых "прессах" /частных маленьких издательствах, в основном, без- или малодоходных/, то среднегодовой заработок поэта может снизиться - до 40 центов.
        За 9 месяцев работы над вышепомянутой антологией /плюс 19 лет на сбор материалов/ объемом 606 стр., 97 фото, 40 поэтов - включая сюда набор, расходы на фото и макет /"камера-рэди" - готовый к печати/ самой книги, автор этих строк заработал 17 долларов с Би-Би-Си /за передачу/. За саму книгу, вышедшую 2 с половиной года назад - автору причитаются 10% "после проданных первых 250 копий". А поскольку, как мы видели, тиражи даже классиков не превышают полутысячи экземпляров, доход ожидающийся - невелик.
        Но не в деньгах дело. Хотя счастье, может быть, и в них.
 

        Тридцати с чем-то-летний Пушкин писал братцу своему, прося о помощи отца: "Изъясни отцу моему, что жить пером при нынешней цензуре никак невозможно, столярному же ремеслу я не обучен. Правда, мог бы преподавать четыре правила грамматики и арифметики..." /Цитирую по памяти, желающие найдут в письмах А.С.Пушкина/. Да, у Пушкина и расходы были побольше - по смерти его Государь Император Николай Первый, "ярый гонитель" и поклонник поэта, выплатил за него 30 тысяч долгу и положил вдове пожизненный пенсион - но ведь не все же Пушкины! Скажем, друзья его - Вяземский, Боратынский, Дельвиг и компания - жили не хуже, но так уж жили тогда все аристократы.
        Но - ведь-ты-же-не-Пушкин! Эту логику мне пришлось впервые услышать от Коли Скрыпнева, ректора Библиотечного института имени Крупской /ныне Институт Культуры или "Ликбез"/ в Ленинграде, когда я туда сунулся поступать в 60-х. Листая мою трудкнижку с бесчисленными экспедициями, Мариинскими театрами, ликерно-водочными фабриками и прочим - "Почему столько мест работы?" "Да вот, хотелось посмотреть, поездить." "Ну и ездили бы за свой счет!" "Простите, я говорю, не Рокфеллер, я в этих экспедициях вкалывал, да и на фабриках тоже..." "М-м-да, ... с такой трудкнижкой..." "Простите, я говорю, а если бы Вам свою трудкнижку показали Гиляровский, Горький или Илья Львович Сельвинский?" "Ну, Вы себя с ними не равняйте!" "Простите, говорю, но если бы я Вам сказал, что такая же трудкнижка у моего друга Валерика Молота, Вы бы мене спросили - а кто такой Молот!, поэтому я Вам называю имена, которые, возможно, Вам знакомы..." В институт меня, естественно, не приняли. Вероятно, потому, что я не Пушкин. Впрочем, Пушкиных из этого института тоже мало выходило, как и из Литературного /куда меня тоже не приняли/.
 

        Так может быть, поэты пишут сами для себя? Пушкин, почему-то, считал, что он пишет для других и даже хотел получать за это деньги. Бывало, он очень сердился на брата Левушку, который пускал его стихи в "самиздат", т.е., просто по рукам и спискам, отчего свежие стихи теряли всякую ценность у издателей. А зачем Пушкину деньги? А так, в картишки поиграть. Шампанского выпить, "Клико", как-то, к примеру, в его годы, на Сенной потолок протек, кинулись смотреть - гусары пировали, шампанское пролили! У нас не проливают, у нас грамотно, в параднячке. И не шампанское, а бормотуху.
        Американские поэты, почему-то, не пьют. Сидят, как сычи, с одной банкой пива целый вечер - единственный, кто пил, так это мой друг-журналист Джон Келсо, техасский Марк-Твен, кандидат в президенты по прошлым выборам /пока он нас, поэтов, представлял, мы с Гумом его бутылку водки за кулисами выжрали, ну, на донышке оставили, натурально, по-братски/. А выборы он проводил под лозунгом: "Отчего-то все президенты у нас не блещут умом. А он, Келсо, известный техасский дурак, шут. Так уж выбрали бы его, всяко хуже не будет!" И баллотировался, по телевизору передавали, рядом с Риганом и прочими - те речи толкали, а Келсо показан был играющим в пивной в автомат. И предвыборную кампанию мы с ним в пивной проводили /я, правда, ему на Гитлера намекнул - тот тоже в пивнушках начинал, но Келсо, скорее, от Гашека, организовавшего в пивной "партию умеренного прогресса в рамках законности", и тоже баллотировавшегося/. Я должен был при нем /если б не прогорели/ занимать пост политического советника, и объяснял избирателям, что Бжезинский, или Кузьминский - мало разницы, я тоже из поляков. Жаль, а то бы я вам такую жизнь устроил! А уж Советам!...
 

 

ПОЭТ И ОБЩЕСТВО

 

        И отсюда мы переходим ко второй функции поэта, "анти-социальной". Почему-то, приличных людей /в "общепринятом" смысле/ среди поэтов не встречалось. Пока их не пригладят академики, и не обсосут читатели. Пушкин - эпиграммист, пьяница, бабник, венерик /"Первая ....... болезнь была и первою кормилицей его поэмы" - пишет Тургенев Вяземскому 18 декабря 1818 года - расшифровать болезнь не берусь, у Губера она точечками - "Старое пристало к новому и пришлось ему опять за поэму приниматься - радуется кн. Вяземский, - Венера пригвоздила его к постели." - там же, см. сноску/, задира, бретер, дуэлянт /ну, - расшифровывать не надо, хотя по Зощенко, "Возвращенная молодость", увы, нет под рукой - Пушкин за последний год жизни сделал 14 вызовов на дуэль, а до?/ - так это одно, а Пушкин на полочке - это красиво. Там, скажем, "Сказка о старике и о золотой рыбке" и т.д.
        Байронический демонист Лермонтов, автор кадетских стихов /см. мрачноватую поэму "Гошпиталь", изданную, по-моему, у Проффера, "Ардис"/, отличавшийся столь мерзким характером, что его лучший друг, Мартынов, пристрелил, а уж в приличном обществе мамы его к дочкам не подпускали.
        Впрочем, по меркам своего времени и своего социума, они вели себя не хуже, а даже лучше Есенина, век спустя. Не нужно и американского фильма "Айседора", где Ванесса Редгрейв так и не сумела веса до прототипа добрать, худовата она для Дункан, но характер Есенина общеизвестен. "... А за гущей критиков, рифмэтров и любопытных / В далеком углу сосредоточенно кого-то били. / Я побледнел. Оказывается, так надо: / Поэту Есенину - делают биографию." - несколько злоязычно, но метко выразился Сельвинский в своих "Записках поэта".
        Такой Есенин или Пушкин, естественно, не годится "для широких масс". Поэтому и книга пушкиноведа Губера, изданная в России в 1923 году, была переиздана лишь полвека спустя. В Париже. Поэтому и совершенно безгрешный "Роман без вранья" Мариенгофа - переиздан лишь сейчас. Здесь. О как нас оберегали! Оберегают и по сю. Сексуальная жизнь полупокойного премьера Брежнева - это государственная тайна №1. Но знавшие его по Молдавии / и по молодости/ - рассказывают многое про чорнобривого парубка, в молодости он был хорош!
        Брежнев, правда, не поэт. Но писатель. И даже печатается. Кто его покупает, кроме негров из института Патриса Лумумбы, я, право, не знаю, как и не знаю, писал ли он стихов. Сталин - писал. "Помните, любите, изучайте Ильича - / Нашего учителя, нашего вождя!" Рифма тут несколько хромает, но не надо забывать, что со времен семинарских стихов он занимался, в основном, экспроприациями банков /вместе с легендарным Камо, который в 20-х начал предаваться воспоминаниям бурно проведенной молодости в компании с Coco, отчего его задавил единственный тогда на Москву автомобиль/ и партийной борьбой. Гитлер рисовал, и неудачно. Я тут, было, намекнул об актерских данных нашего нынешнего президента /за его фильмы 50-х -вполне можно было Сталинскую премию давать, или просто пускать в советский прокат, заменив титры/, так на меня зашикали. Сталина - можно, а Ригана - нельзя.
        Вот так и все у нас нельзя: и особенно нельзя писать нехорошо о любимых поэтах. Цитирую, опять же, Губера: "Показания лиц, душевно близких к поэту, разумеется, гораздо мягче и выдвигают на первый план более симпатичные черты." Вот и моя жена считает, что я гениальный поэт, профессора же и прочая публика - полагают, что я алкоголик. Что есть, то есть. И гениальность, и алкоголизм. Иду я как-то по Якубовича, встречаю поэта и чтеца Марка Троицкого, под два
метра ростом, строителя Кедрограда и комсомольского вожака. "Все пьешь," - говорит. "Ну так что, говорю, вот и Блок пил, и как! Запирался у себя в кабинете с ящиком коньяку и выходил через неделю, выбритый /в отличие от Есенина/, и с кругами под глазами. Синими." "Блок никогда не пил!" - истерическим басом восклицает Троицкий. "Пил, лапушка, пил, - успокаиваю его, - и Маяковский пил, да как. "Мне с тобой не о чем разговаривать!", выкликает Марк и отправляется строить Кедроград. Пить нехорошо, да и что тут хорошего. Однако ж, пьют. Поэтика Гофмана, вся его гофманиана - строится на "делириум тременс" /белая горячка/ от шнапса у любого психиатра-нарколога спросите! А По? Прочтите книгу Леонида Борисова о нем. Получается некая речь у меня, в защиту алкоголизма. Вернемся к поэтам.
        Поэт должен быть чинным и благородным, как чиновник, но что-то не получается. Лорда Байрона, как известно, выдворили из Англии не за политику, а за грехи - гм - более плотские: совратил собственную сестру, не считая того, что с поэтом Шелли они обобществили жен задолго до коммунизма и сексуальной революции, Оскар Фингал Уиллз Уайлд О'Флаэрти, более известный под именем Оскара Уайльда, сел в тюрьму не за дендизм, а за более распространенное сейчас в Америке преступление: гомосексуализм. Здесь сейчас за это не сажают, но сажают - в Союзе. Замечательный и тихий лирик Геннадий Трифонов /о нем дальше/, отсидел по этой статье полную пятерку в самых гнусных лагерях. Не тех любил, кого положено. А кого положено любить? Главное ведь - любить. И Альфред Мюссе, тончайший Мюссе, любил, накурившись опиума /как мне сообщил только что поэт Лев Халиф/, любить двух девушек сразу. Ну, век назад он себе мог это позволить. Но вот - обращаясь к возможному читателю - слышал я, что в Харькове, в конце 50-х, доблестными органами были раскрыты два подпольно-сексуально-поэтических общества: "Голубые Лошади" и "Черные Бабочки", и вроде бы, об этом писала сама "Комсомолка", приводя на страницах /цитируя/ их поэтический манифест.
        Сейчас в американской славистской и славянской прессе разгорелся жаркий спор между профессорами /с уклоном/: был ли Есенин гомосексуалистом, или не был? Меня это, по честному, мало волнует, но если исходить из того, что его приемный отец в поэзии, Николай Клюев, им был - то почему бы не быть? Клюева в 30-е посадили, но не за это, тогда за это, вроде, не сажали, а как певца кулацкой деревни.
        Вряд ли личность вора, поэта и разбойника Франсуа Вийона вызовет у кого-нибудь из нормальных людей благоговейный трепет, но стихи его - читают. И уже который век. Но представляю себе кафедру французской литературы, пригласившую оного поэта на банкет! Поэтому поэтов на банкеты не приглашают. Или приглашают - посмертно. Сейчас вот, в мае, будем банкетировать покойного Давида Бурлюка, отца русского футуризма, который в 30-х ходил по Нью-Йорку в продранных ботинках, пытаясь лекциями заработать денюжку жене и детям на хлеб. Бурлюк, правда, не пил. И даже не воровал. Однако, от имени его шарахалась Академия и все тогдашнее благопристойное общество: хулиганы! футуристы! /что звучало синонимами/. А поэт - всегда хулиган. Шарль Бодлер выкрасил себе волосы в зеленый цвет и в таком виде шлялся век назад по Парижу /это не считая того, что они с Эдуардом Мане на пару покуривали опийчик, впрочем, и Мопассан нюхал эфир, очень он уважал это занятие, я тут в стихах Анны Андреевны наткнулся на строчку: "Качаясь на волнах эфира..." - а вдруг? Не, нельзя, ахматововеды и -еды зажрут!/, поэт Иван Коневской в конце прошлого века проскакал по Невскому голый, привязав к пальцам собачьи когти, а к голому заду - хвост. Поэт Иван Приблудный /20-е/ вечно шлялся голый же, но в трусах, по парапету у Летнего сада и по улицам, отчего приятель его, Сергей Есенин, старался перебежать на другую сторону /см. в мемуарах/. Есенин голым ходить не любил, он, как представитель "грядущего российского хама" /выражаясь Мережковским/, предпочитал - смокинг. И цилиндр. Каковыми цилиндрами они с Мариенгофом терроризировали послереволюционную Москву. Зато поэт-футурист, "футурист жизни", как он себя называл, и йог, Владимир Гольцшмидт, был выслан в тех же 20-х из Москвы, пройдясь голым, с четырьмя голыми же девицами, по улицам столицы, демонстрируя красоту человеческого тела. Красоту демонстрировать не положено. Тут тебе не дом моделей. Красоту положено прикрывать, отчего она становится еще более красивой. Это прекрасно знали французские куртизанки, всегда оставляя на себе хоть что-нибудь, ну - хоть подвязку /об этом смотри в романе почти уже не современного советского писателя Васьки Пратолини, писавшего на итальянском, "Повесть о бедных влюбленных", страницу не помню, про чулок на Авроре, героине/.
        Гумилев и Мандельштам любили расхаживать в жару в шубе, а когда я, в единственной имеющейся у меня козьей куртке и шемякинских кожаных штанах, ввалился в Техасе на лекцию профессора Герценовского института /изгнанного/ Ефима Григорьевича Эткинда, то был мягко укорен, что "мог бы одеться и поприличней". Не мог, ей-богу, не мог. К тому времени мое годовалое профессорство уже кончилось, а купить жилетку и фрак я не поспел. Укорил меня мой друг, переводчик и ученик Эткинда, ныне тоже полный профессор, Жора Бен, упирая на то, что и Элиот ходил в приличном костюме, и Киплинг был похож на бухгалтера. Не знаю. Не нравится мне Киплинг, "похожий на бухгалтера".
        Желание отличиться, выделиться, "не походить" - свойственно поэтам и, естественно, молодежи. "Пьем за яростных, за непохожих, / За презревшивших грошевый уют..." - "Бригантина" Когана. При этом, трактует он поэтов, как пиратов, равнозначно. Здесь есть, безусловно, знак равенства. "Все поэты - жиды", писала Марина Цветаева. В значении - "отщепенцы", "изгои", или ... "избраннные". И тут переходим к серьезным материям.
 

 

КТО КОМУ НУЖЕН?

 

        "Высокоорганизованная саморегулирующаяся и саморазвивающаяся система включает в себе три необходимых и достаточных элемента: управляющий, управляемый и нарушающий. При неэффективном функционировании управляющего или исполняющего /управляемого/ элементов неизбежен рост беспорядка вплоть до хаоса и гибели системы. С другой стороны, при неэффективности работы нарушающего элемента рано или поздно наступает застой или /и/ опять же гибель системы... ...Несколько перефразируя братьев Стругацких: избавьте общество от этого элемента - и оно заболеет социальной цынгой. "Отщепенцы нужны каждой стране и человечеству в целом. Нужны люди, которые ведут себя не так, как большинство, экспериментируют на себе /и увы! - на своих близких/... Само по себе наличие отщепенцев - вещь естественная", - писал В.Турчин в "Инерции страха".**
        Тут уже заговорили философы, но, как ни странно, мудро. Выпивая с Турчиным, все в той же козьей шкуре, я упрекал его за инженерскую визитку. А что делать, если ему в присутствие, в службу, то-есть, ходить! В американских корпорациях - козьи шкуры тоже не приветствуют. Отвлекся.
        Так вот, такова СОЦИАЛЬНАЯ функция поэта. И хотя писалось это, скорее, о диссидентах - не вижу принципиальной разницы. И на Красную площадь в 68-м - вылезли поэты: Галансков, Бокштейн и даже одна поэтесса с детьми, ныне занявшая "несуществующий пост редактора отдела поэзии в "Континенте", как она сама кокетливо признается, Наталья Горбаневская. Не поэтом был Володя Дремлюга, но сидел за это, как и поэты. Отщепенца Галанскова уморили в лагере, полусумасшедший поэт Илюша Бокштейн - живет в Израиле на нищенскую пенсию и "жрет не каждый день", как пишет мне поэт и отщепенец Юра Милославский, тоже не из миллионеров - к слову сказать, в долгой /поэтической/ жизни моей - встретил лишь двух "зажиточных" поэтов, да и то, один из них был кандидатом каких-то там наук и зятем академика, поэт Слава Лен, и бизнесмен и поэт Миша Армалинский /от бизнеса ему не то что рассказы - стихи писать некогда!/.
        Вероятно, потому, что поэту положено быть нищим, голодным и гонимым. Сытого поэта /вычетом Демьяна Бедного и свиноморды Прокофьева/ - себе не представляю. Поэтам от этого не слаще. Следовало бы создать "Общество защиты поэтов", наподобие такового же по защите дельфинов /вчера послал дельфинам 15 долларов из своего хилого кармана: жалко же!/. Хотя...
        И тут мы перейдем к следующей теме: чем поэт отличается от дельфина?
 

 

ПОЭТЫ О ПОЭТАХ /следует/
 

1. П.Губер, "Дон-Жуанский список Пушкина", Изд-во "ЛЕВ", Париж.
2. Александр Абрамов, "Одухотворенные гнилой", "Новая газета", апрель 24-30, 1982
 

 

 

ПРИМЕЧАНИЕ К ПРИСПОСОБЛЯЕМОСТИ:
 

Поэтому-то, "не поэт" Дремлюга /которого я переименовал - в Кремлюгу, в очередном выпуске своей газеты МАНДА/т/-2/ здесь - заделался лэнд-лордом: потрудился, скупил брошенных домов, починил и - рвет теперь семь шкур с поэтов и эмигрантов, моим мадьярцам с борзыми предложил дом /недоремонтированный/ за ... 750, минус одну борзую /убрать, продать, убить?/ и по 10 часов работы на него в неделю, плюс на мою мадьярку гнойный глаз свой положил - а тем куда деваться? Снял им студию на Брайтон Бич - я, поэт, а не Дремлюга.

Дремлюгам и здесь живется - лафа. Так что, может, не зря их там сажали? Я бы - и от себя добавил. Одной акулой капитализма - было бы меньше.
Но о Дремлюге и о московской диссидентне - будет в московском томе. И то, поминать его - много чести. Убить грязным мешком - и дело с концом.

 

 

КОМУ НЕ НУЖНЫ ПОЭТЫ

/продолжение/
 

        Нет, поэты - не дельфины... Дельфины - спасают друг друга, поэты - ...
 

За городом вырос /какой-то/ квартал

На почве неровной и зыбкой.

Там жили поэты, и каждый встречал

Другого - надменной улыбкой...
 

                /Блок/
 

У поэтов есть такой обычай:
В круг сойдясь, оплевывать друг друга...
 

                /Кедрин/
 

        За годы и годы знакомства с этой шатией /братией - ее никак не назовешь!/, имел несчастья убедиться, что поэты - эгоистичны, эгоцентричны, равнодушны к поэзии собратьев, ревнивы, завистливы и, вообще - ведут себя, как бабы. Уместно привести слова все еще "молодого поэта", как его называют в прессе /1936 г. рождения, a propos/ - Дмитрия Бобышева, коему посвящала стихи А.Ахматова, а теперь Ю.Иваск - из интервью, взятого Мишей Моргулисом для "Литературного курьера" /№3, 1982, стр.З-4/.
        " - Поэтов можно сравнить с красавицами, хоть это многим из нас не нравится, но это надо всегда иметь в виду. Красавицы не любят быть в толпе красавиц..." - почему-то заговорив о "мужских поэтах" /калька с английского, дарю Козловскому!/ в женском роде. Ну, "красавицами" и даже "красавцами" я бы помещенных на этой странице поэтов не назвал... Но признание - ценно.
        Проштудировав два тома записок Лидии Чуковской об Анне Андреевне, я вынес оттуда следующие оценки великой поэтессы творчества классиков и ее современников:
        Разговор ... приводит нас к Толстому. Анна Андреевна отзывается о нем несколько иронически. ... Мусорный старик... /с.21/
        А бывают и дутые репутации, например, Тургенев. ... Как он плохо писал! Как плохо! /с.23/
        А у Байрона и без того ума не слишком много. /с.30/
        Я спросила, любит ли она Шевченко. - Нет. ... "Мамо", "ходимо" - она поморщилась - не люблю, /с.48/
        О Хэмингуэе: - Да, большой писатель, - сказала Анна Андреевна. - Я только рыбную ловлю у него ненавижу. Эти крючки, эти рыбы, черви... Нет, спасибо! /с.52/
        - Бухштаб прислал мне Добролюбова. Я прочла весь том, от доски до доски. Какие стихи плохие! Слова точно слипаются в строчке. А каков Дневник! Ничего и никого не видно. Еще в начале чувствуется быт, брезжит кое-что. А уж дальше - скука и женщины. И более ничего... Я НИКОГДА НЕ ЧИТАЛА БЕЛИНСКОГО, НИ ОДНОЙ СТРОЧКИ /выделено мною - ККК/ - что, он тоже так плохо писал? /с.72/
        О Есенине: - Нет, я этого не понимаю. Я только что его перечла. Очень плохо, очень однообразно... Тема одна единственная - вот и у Браунинга была одна тема, но он ею виртуозно владел, а тут - какая же виртуозность? /с.82/
        О Пастернаке /который "с бурной похвалой отзывался о стихах Всеволода Рождественского" и Сергея Спасского/: - А Мандельштама он терпеть не может, он забыл, что говорил мне об этом раньше. /с.90/
        /Не будем приводить, что говорим Пастернак о Мандельштаме - Сталину.../ Но главное признание - дальше, на стр.91:
        - А ваши стихи он любит?
        - Вряд ли. Он когда-то читал мои стихи - очень давно - и позабыл их. ... А вообще-то стихи ему ни к чему. Вы разве не замечали, что поэты не любят стихи своих современников? Поэт носит в себе собственный огромный мир - ЗАЧЕМ ЕМУ ЧУЖИЕ СТИХИ? /выделено мною - ККК/ В молодости, лет 23-24, любят стихи поэтов своей группы. А ПОТОМ УЖЕ НИЧЬИ НЕ ЛЮБЯТ - только свои.
 

        Это не я, это Анна Андреевна разоткровенничалась. И почему я - должен "любить ее стихи"? Пусть их любят Бродский и Бобышев. Однако ж, и выступать против ее стихов не дозволяют. Не говоря уж - против ее ЛИЧНОСТИ.
        Прочитав же, как АА отзывалась не о классиках, а о СОВРЕМЕННИКАХ - поневоле возомнишь себя ангелом! Из современников - АА не брезговала общаться с Фединым и Сурковым , во всяком случае, не называла их лично-публично "говном" /чего они, по мнению не только современников, стоили!/, сама же - укоряла Пастернака, что тот "часто хвалит из самой наивной, ГРОШОВОЙ политики"...
        Какую "политику" вела Анна Андреевна, давая свои стихи на отбор - помянутому Суркову? Уже КОГДА ЛЕВА ГУМИЛЕВ БЫЛ ДАВНЫМ-ДАВНО НА СВОБОДЕ, в 60-е? Зачастую мои многочисленные оппоненты объясняют стихи Ахматовой "Песня мира" и "В пионерлагере" /такого фуфла даже Суркову было не написать!/ в сборнике "День поэта" за 1956 год - "БОЯЗНЬЮ ЗА СУДЬБУ СЫНА". Ну, а потом она чего боялась?
        А как эта святоша проходится по современникам!
 

        - Сологуб печатал дрянные рассказики в ничтожных журнальчиках и жили они пышно... /с.118/
        И опять о Толстом: - И не защищайте, пожалуйста, этого мусорного старика! /с.124/
        - Я читала книгу пошляка Цвейга о Леонардо да Винчи... /с.124/

        Рассматривала разные издания Пастернака, стоявшие у меня на полке; побранила "Второе рождение" /"попытка быть понятым"/... /с.124/
        О "Спекторском": - Это неудачная вещь... Я ее всегда не любила. /с.129/

        Еще о "Втором рождении": - Не люблю эту книгу... Множество пренеприятных стихотворений. /с.134/
        О Татлине заявила, что он - клинический сумасшедший... /с.136/
        О Блоке: - На днях я перечитала "Песню Судьбы". Я раньше как-то ее не читала. Неприятная вещь, холодная и безвкусная. /с.148/
        - Кузмин был человек очень дурной, недоброжелательный, злопамятный. /с. 150/ ... Был совсем лишен доброты. /с.151/
        А "СИМОНОВ тут хорош." /151/
        О Вяч. Иванове: - ... При такой глубине понимания, сам он писал плохие стихи. /156/
        ... К Лермонтову иногда трудно бывает подойти, потому что у него много графоманского... /с.158/
        О Тургеневе: - Мелко у него все, люди мелкие и события, и сам он мелковат, - сказала Анна Андреевна. /с.168/
        О Багрицком /издания "Малой серии", 1940/: - Совсем неинтересно. ... Я читаю впервые. Меня поразила поэма "Февраль": ПОЗОРНЕЙШЕЕ ОПЛЕВЫВАНИЕ РЕВОЛЮЦИИ. /с.178/
        А вот это уже интересно! Что же предлагает АА в качестве контр-меры?
        - Удивляюсь редактору книги. ЗАЧЕМ БЫЛО ЭТО ПЕЧАТАТЬ? А вступительная статья Гринберга! Какая безответственность! /с.178/
 

        Узнаете лексику брата Васи? Комиссар Багрицкий "позорно оплевывал революцию", о чем сообщает беспартийная Анна Ахматова - в доверительной беседе с Чуковской /потом, во 2-м томе - она еще круче несет Пастернака за "Доктора Живаго"/.
 

        Может, хватит? Может, достаточно - и этих цитат? Не переписывать же оба тома /а есть, вроде, еще и 3-й/, где все то же:
"ПРИШЛА И ... ТОРОПЛЮСЬ ЗАПИСАТЬ ЕЕ ДОРОГИЕ СЛОВА". /Л.Чуковская, Записки об Анне Ахматовой, ИМКА-ПРЕСС Париж, 1980/.
 

        Поневоле хочется повториться: ЗАЧЕМ БЫЛО ЭТО ПЕЧАТАТЬ?
 

        А затем, что Анна Андреевна - классик. А классиков надо печатать в полном объеме, что бы они там в лужу ни ... вякнули. Тиснул Бродский в "Костре" - препохабнейший перевод "Йеллоу сабмарин" - и переиздают его здесь, в "Новом американце", друзья поэта - Довлатов, Лившиц и Шарымова /НА, №47, стр.27/, не подозревая, какую медвежью услугу знаменитому поэту и БЛЕСТЯЩЕМУ ПЕРЕВОДЧИКУ этим оказывают... Так и Чуковская: она ж "от всей души" записывала "дорогие слова" Анны Андреевны... Когда же я, к примеру, послал страничку "Бродский и битлз" бывшему редактору "НА" Сереже Довлатову - ответа не последовало. А писал я нижеследующее: "Чтобы вытащить подобное говно /и беспардонную халтуру/ на свет Божий - надо крепко любить Бродского. Где были армянские очи Сергея Довлатова, редактора этой новой многотиражки? ... Или друзья Иосифа считают, что стоит помазать именем Бродского любой кусок дерма, как горчицей - и все проглотят?" Довлатов утверждает, что письма этого не получал, как не отвечает мне и нынешний редактор, Петрунис, на посланную статью "Базар вокруг хозар и Анна Ахматова" - ДАЖЕ из "Плейбоя" я получил ответ, когда они завернули мои "Пусси поэмз"! Русские же печатают и читают - лишь письма "классиков" - так надо понимать?
        ПЛОХО ЧИТАЮТ.
 

        О чем и речь в настоящей статье. Я с поэтами Бродским и Бобышевым уже лет 20 /быть точным - 23/ воюю, ЗНАЯ из стихи - первый сборник Бродского, "Стихотворения" /Inter-Language Literary Associates, Washington-New-York, 1965/ был составлен мною и Григорием Ковалевым /слепым , в БУКВАЛЬНОМ смысле, поклонником новой поэзии и собирателем/, а переправлен за кордон Аликом Гинзбургом; первый сборник Бобышева "Партита" - набирала моя машинистка, Эстер Вейнгер /затерявшаяся где-то в Израиле/, для нас же - но зная этих поэтов столько лет, вижу, что права Ахматова /см. цитату о Пастернаке, с.91/ - поэты "НИЧЬИ СТИХИ НЕ ЛЮБЯТ - ТОЛЬКО СВОИ." И, если Бобышев в интервью признается, что "открыл для себя поэтов Иваска и Чиннова" - то, надо понимать, из поминаемой АА "грошовой политики"? Все ж таки -авторитеты! Хоть никто их не читал в России, не читает и НЕ БУДЕТ ЧИТАТЬ.
        Имею я право иметь о литературных трупах эмиграции свое, особое мнение? Или - "Барону - можно, а мне - нельзя?" /вместо эпиграфа, употребленного ранним Бродским в "Стихах под эпиграфом": "То, что дозволено Юпитеру, не дозволено быку"/. Юноне - можно, а мне, Меркурию, скажем - нельзя?
        Как-то укорили профессора-слависта Сиднея Монаса, когда он сравнил Бродского с Овидием в изгнании - как можно?! На что Сидней ответил: "НА ПАРНАСЕ МЕСТАМИ НЕ ДЕЛЯТСЯ. ИЛИ ТЫ - ТАМ, ИЛИ - НЕТ."
        Однако, и на Парнасе существует российское местничество - "ахматовские сироты" /4 штуки, из них - сирота №1, Женя Рейн - все еще "в золушках"/ признаны и западными академиями - а их соратники-собутыльники-современники - ждут еще своего часа: НИ В ОДНОМ ИНТЕРВЬЮ БРОДСКОГО-БОБЫШЕВА я не встречал имен их друзей и соперников. Впрочем, чего от них ожидать? Классик Бродский, в каком-то из интервью, признается: "Может, я переоцениваю свое участие в русской литературе /именно участие/, НО МНЕ ЭТО, В ОБЩЕМ, НАДОЕЛО." /выделено мною - ККК/. Что ж, поставил изречение классика - эпиграфом к одному из томов моей 5-ти /а то и более/ томной антологии "Голубая лагуна", покрывающей, в общем, четверть века поэзии, где-то под ТРИ СОТНИ имен - так ли это много для страны с 250-тимиллионным населением? Можно, конечно, и одной мадам Ахматовой обходиться - откинув в сторону Мать Марию /Скобцову, Кузмину-Караваеву/, Марию Шкапскую, Любовь Столицу, Нину Хабиас /Комарову-Оболенскую/, поминаемую Ахматовой Марию Петровых - и иже, и иже, и иже - ее СОВРЕМЕННИЦ, поставить на полочку двух поэтесс - Ахматову и Цветаеву - или двух поэтов на "Б" - но куда же тогда девать Лившица-Лосева, представляемого тем же Бродским /"ЭХО", №4, 1979/, где он сравнивает его ... с Вяземским - а вот, между прочим, в антологии русской поэзии Боуринга, 1820 /Лондон, в переводах на английский/ - ПУШКИНА НЕ ЗНАЧИЛОСЬ, хотя были и Костров, и Неледин-Мелецкий, и иные... Надо понимать, Жуковский "не представил".
        Поэты, поэты...
        НЕТ, ПОЭТЫ - НЕ ДЕЛЬФИНЫ.
 

        1 ноября 82, НЙ, подвал.

 

 

ПОСЛЕСЛОВИЕ КО ВСЕМУ
 

Мышам и собачкам.
 

В искусстве, как и в жизни, справедливости не существует - те же особняки и богадельни, равенство и братство - строятся по плану социальному - Шемякин танцует с Ростроповичем, Неизвестный поет с Барышниковым.

Богема и истэблишмент, как справедливо заметили Вайль-и-Генис - полярны - но - по "Интернационалу" - кто был "ничем", стремится стать "всем". Сколько бы ни говорилось, что искусство - награда в себе, хочется - и иных наград.
Полярность Аронзона и Евтушенко, Роальда Мандельштама и Робота Рождественского - очевидна, но каждый нормальный мандельштам стремится стать бедным. Который Демьян, и есть его уху.
Поместьями и крепостными, капиталом и камер-юнкерством - Бог мое поколение обидел, остается идти по стопам олефира-ли-макарова, либо - не идти. Пишут и малюют, изображают театр, играют на гитаре и на дудочке, а проку ?
Или искусство "вещь в себе", или - просто "вещь". Каковую продать, обменять, вдуть, махнуть, просто вмазать и - поиметь. Поиметь капиталы, поместья, машины, круизы и антрепризы.

Все это идет от тех времен, когда искусство было - товаром.

"Купил на 2 марки ультрамарина на плащ святому Мартину" - сообщает в дневниках Альбрехт Дюрер. Плащ этот, вместе с завернутым в него святым Мартином, он потом вмазал - и не за "две марки".
"Я надеюсь, что хоть некоторые из моих картин будут когда-нибудь проданы", писал Ван-Гог брату, о чем сообщает мне Бахчанян.
Безумный Бейн требует с меня гонораров, не понимая, что он - не товар. Все бескорыстные поэты и певцы, ваятели и плясатели - желают стать товаром.
При этом, чтоб самим за товар - платить поменьше. Или, по возможности, вообще не платить. А в этом мире чистогана - и набирать-то за бесплатно никого не найдешь. Не говоря, клеить-макетировать. Вот и пашем, напару с Мышью, она - после 8 часов чертежничанья на харч, я - просто так. А "продана" - ни эта, ни иная антология - не будут. Не товар.

"Ты делаешь великое дело", - твердят друзья, уезжая на каникулы по Европам и покупая дома. "Как это Вы такую грандиозную работу сделали?", справляется Евтушенко и отъезжает по Лужникам и Англиям.

Не товар. И свои стихи-проза не товар, и - уж тем более - стихи этих всех 300-500 поэтов - НЕ ТОВАР. Ни порознь, ни даже вместе.

"Играй на дудочке и пой" - казалось бы? Но и дудочка - стоит денег. А где их взять-заработать-достать - это уж твое дело.
Мне и так - десятки людей помогали за просто так. Их я перечислял в предшествующих томах. Но если и сложить все эти суммы и усилия вместе - не наберется и на 2 тома. А их уже 9.
Нет, искусство - не товар. Товар - это политика /100 000 долларов Щаранскому, миллионы на оплату диссидентствующих по "Голосам"/, то есть - всё как и там.
"Чудак, надо же делать политический капитал!", - объяснял писатель Нечаев-Бакинский диссиденту-аспиранту Левину, устраивая выставки неофициального искусства в своей квартире. Сделал. Теперь служит при "Русской мысли" и европейских "Голосах".
А я капитала не делал. Для меня капитал - все эти стихи. И картинки. И фоты. Потому что мне они - дороги и нравятся.
Хотя и я, как Ван-Гог или Осип Мандельштам - не возражал бы, если бы заплатили. Презренным златом. Которое я потратил бы - скажем, на баб. И съездил бы в какую Полинезию.
Но заплатят - потом. Не сейчас. А сейчас - надо на что-то отправлять 5 томов издателю /влетит где-то, в сотню/ и терпеливо ждать 9 месяцев её родов. И - приниматься за Москву... Еще 2-3 тома.

 
назад
дальше
   

Публикуется по изданию:

Константин К. Кузьминский и Григорий Л. Ковалев. "Антология новейшей русской поэзии у Голубой лагуны

в 5 томах"

THE BLUE LAGOON ANTOLOGY OF MODERN RUSSIAN POETRY by K.Kuzminsky & G.Kovalev.

Oriental Research Partners. Newtonville, Mass.

Электронная публикация: avk, 2007

   

   

у

АНТОЛОГИЯ НОВЕЙШЕЙ   РУССКОЙ ПОЭЗИИ

ГОЛУБОЙ

ЛАГУНЫ

 
 

том 5Б 

 

к содержанию

на первую страницу

гостевая книга