/Штамп
таможни: 23 JUIN 1975/
О песнях А.Волохонского и
А.Хвостенко
Вот несколько песен двух
поэтов - Анри Волохонского и Алексея Хвостенко. Хотя оба поэта - авторы
многих сборников стихов, поэм и пьес, эти имена пока сравнительно мало
известны современной читающей публике на Западе. Большая часть
написанного ими еще не была напечатана. Тем не менее многое из их
поэтического творчества известно ценителям поэзии и на Западе, и в
России. Волею судьбы особенно широкую огласку получили их песни.
Большинство песен было
придумано А.Волохонским и А.Хвостенко вместе, а исполняются они А.Хвостенко, редко разлучающимся со своей гитарой. Они совсем не похожи
на песни большинства современных советских шансонье, ибо совершенно
лишены вульгарной злободневности и париотического сентиментализма.
Написанные во многих случаях на мелодии старой классической музыки, они
пленяют своей легкостью, светлой печалью, нежной красотой, безошибочным
поэтическим слухом.
Замечательно, что
популярность этих песен основана не только и не столько на известности в
окололитературных кругах. Это, скорее, известность народная. Не раз
бывало, что в каком-либо из московских или ленинградских домов или
загородом, на какой-нибудь даче, в саду, вдруг, после исполнения "Рая"
или "Колоколов" наступившую тишину нарушал вопрос: "Скажите пожалуйста,
а эта песня - ваша?", и в ответ на внешне безразличное: "моя" звучало
восхищенное: "Вот как! А мы все ее давно знаем и любим, и поем".
Известна также и история о том, как придуманные А.Волохонским и
А.Хвостенко во время поездки на север России песенки и частушки потом
подобрала и записала тартусская этнографическая экспедиция, приняв их за
народное творчество.
Само творческое содружество
А.Волохонского и А.Хвостенко - явление исключительное в современной
русской поэзии. Созданные ими вместе стихи и песни рождают ощущение
исключительной поэтической легкости и естественности, которое возникает
благодаря редкостному единству двух поэтических душ, радующихся своей
близости и достигающих гармонии в совместном творческом упоении. В
соприкосновении двух изящных талантов, в блеске поэтической игры, из
совместного наслаждения "святой пустотой" и многоликостью каждого слова
и нежнейшей мелодией словосочетаний рождаются поэтические искры,
исполненные неповторимого очарования. Сквозящие в них высокая простота и
кристальная ясность классической русской поэзии соединяются с
пронзительным чувством слова и такой остротой поэтического зрения,
которое одновременно не только слышит и видит...
Надоело. Надоело
перепечатывать эти слюни и бред, под которыми стоит подпись "Х.М.".
Полагаю, это Ася Муратова, а не Ха.Эм. Спупендайк и не Ха.Эм. Мак-Суини
О'Генри. Так писать можно о Дунаевском и Блантере. Помнится, Фогельсон в
Союзе писателей, с улыбкой педераста, подпрыгивая на вертящемся стуле,
исполнял песню "для женского голоса". И оркестра. Примерно такое
ощущение вызвала у меня эта статья. Я даже задумался /под влиянием проф.
Карлинского/, а уж не жили ли Хвост с Анри? Такое можно печатать в Союзе
и незачем это тащить через таможню. Я честно, и благородно, взялся
перепечатывать эту /слово неприличное, зачеркнуто/, потому что, вычитая
полстранички послесловия к песням Хвоста и Анри друга их, Лени Ентина, в
"Эхе" /№4, 1979, Париж/ - это единственное, что написано.
Одним словом, как сказал
поэт.: "Сольемся в экстазе на унитазе".
Читать, впрочем, это
невозможно.
А потому - буду говорить
сам:
должен отметить, все врут
календари. а литературоведы тем паче. слышал я эти песни в исполнении
хвоста, и анри, и при разных обстоятельствах, и признаюсь, не то я вынес
оттеда, не так я воспринимаю анри и хвостика, не по душе мне эти
предисловия. сидели мы у ведьмы кари унксовой, пьяное алейников меня
туда приволок, значит, это было в лето отъ рождества Христова 1970
какое-то, поскольку лето было питейное, всего не упомнишь, занесло нас
на лесной по этому же делу, а там уже сидел анри. хвоста не упомню,
скорее, его не было, но ведь кто-то же пел, провожали кого-то, полагаю,
что в салехард, там к тому времени был уже стоянович с украденными у
меня шемякинскими штанами и эрлевским томиком хвоста, который – томик –
потом к хвосту и вернулся, но был потом кем-то снова украден, сидели мы
в первом этаже, в полуподвале, вдоль задней стены шел коридор, и там был
телефон – а был ли хвостенко я не знаю, но было пение. пелось: на суд,
на суд полковники идут, пелся потоп и мы с анри говорили о каббалистике.
потом анри звонил домой и извинялся перед женой что сразу не может
приехать, я пожалел его: он такой маленький, а жены у него всегда такие
большие и всегда много детей. хвоста я точно видел, в том ли году, или в
следующем, но опять благодаря алейникову - а видел ли я его в первый раз
– вот в чем вопрос, но во второй видел точно, потому что был день
рождения моей пятой жены, а стало быть, 17 августа. или 16, я точно
никогда не помню, в какое-то из этих чисел у меня дочь родилась, что
тоже было в августе. но так ли важны даты? ведь это же не биография
есенина. дата была знаменательная, и все пели. на сей раз пели: вот
летит аэроплан, он несет кашгарский план, анаша, анаша, до чего ж ты
хороша! анаши, естественно, тоже немножко было, но поскольку был
алейников, все забивал алкоголь. кто-то пел на кухне, а кто-то в
комнате, и на весь коммунальный двор по красной 18, а по бульвару 15 –
несся мощный многоголосый рев: анаша, анаша, до чего ж ты хороша! песня,
полагаю, народная, но хвост ее развил и продлил. когда получу текст,
опубликую. что пелось еще, спрашивать надо не у меня. да и хвост вряд ли
помнит. алейников уже уютно спал в чьей-то груди. кто был еще – не
помню.
Итак, песни Хвостенко-Волохонского.
Отличаются они от песен бардов, ашугов, рапсодов и менструэлей, прежде
всего, культурой. Культурой слова и культурой музыки. В феврале 73 года
художник А.Б.Иванов положил на барочные мотивы написанную мною при нем
/и с ним/ книгу "Гратис". Тексты, написанные слэнгом и корявым языком
итээров прелагались на хоральные мелодии. Требовалась лютня. Цитру мы
нашли у художника-ювелира Калягина /который хотел бежать в Швецию,
замаскировавшись под льдину во время ледохода на Неве, каковым планом
поделился с Шемякиным, откуда и сведения/. Но цитра была нам без
надобности. Устроилось Гелием Донским публичное чтение моей "Вавилонской
башни" с музыкальными интермедиями А.Б.Иванова в научной лаборатории, но
в последний момент выступление запретили, и оно было перенесено ко мне
домой. С дюжины итээров содрали 20 рублей и немедленно кто-то был
отряжен за коньяком. Коньяк итээрам не предлагался, пили исполнители,
между ними стоял плакат вечера, выполненный Ивановым. Плакат, полагаю, у
Нусберга. Чтение "Башни" на 8-ми языках перебивалось интермедиями из "Гратиса".
Итээрия сидела молча, не понимая ни слова. Расходились оболваненные, с
чувством, что их жестоко оскорбили, только как – непонятно. То же
воздействие на советскую публику производят и песни
Хвостенко-Волохонского. Баховские хоралы, "Орландины" Шамиссо
перебивающиеся "Хочу лежать с любимой рядом, / Смотреть в глаза ей
нежным взглядом, / Хочу лежать с любимой рядом, / А на работу не хочу. /
Пускай работает рабочий, / И нерабочий, если
хочет, / Пускай работает, кто хочет, / А я
работать не хочу. / Хочу лежать с любимой рядом..." – и т.д. Это
последнее так оболванивает советского слушателя, что он безропотно
проглатывает и имя Господне и Баха, и даже не замечает, что это он
проглотил. Вот это и есть Хвост-Волохонский. Ежовые рукавицы
эстетического абсурда. А не акмеизм Кушнера.
ТЕКСТЫ ПЕСЕН ВОЛОХОНСКОГО И ХВОСТЕНКО
ФАРАОН
Право, какой упрямый,
Прямо назад, на трон.
Сел он на зверь багряный
И говорит нам: "Вон!" -
Наш фараон.
Фа-фа-фа-фараон.
Экая, право, жаба,
Боже, какой урод.
Рака с ногами краба,
Рыба наоборот.
Наш фараон.
Фа-фа-фа-фараон.
Там пирамид кузнечик
Сущая саранча
Скачет ему навстречу,
Вечно к нему торча.
О фараон.
Фа-фа-фа-фараон.
Где твои песьи мухи,
Падаль дымит в ладонь.
Жабы слепые глухи,
Тут по пятам-там - вонь
О фараон.
Фа-фа-фа-фараон.
В Красного моря реку
Клубом из-за угла,
Падая, "ку-ку-реку"
Дула из дула мгла.
О фараон.
Фа-фа-фа-фараон.
Лже все твои пророки,
Тварь твоего рогат.
Брюху, как руки в боки,
Тысячи киловатт.
О фараон.
фа-фа-фа-фараон.
Есть у него могила –
Пара ступенек вверх.
Варит подруга мыло,
Пара полно на всех.
О фараон.
фа-фа-фа-фараон.
Хвост, отдавай комету,
Бубен - последний звон.
Был он, его и нету.
Бедный наш фараон.
О фараон.
фа-фа-фа-фараон.
ПРОЩАНИЕ СО СТЕПЬЮ
посв.
Л.Н.Гумилеву
Степь, ты полустепь, полупустыня
Все в тебе смешались времена
Слава нам твоя явленна ныне
А вдали Великая стена-стена
Поднимает ветер тучи пыли
Огибает солнца медный круг
Где же вы, кто жили, что тут были
Где же вы, куда, куда исчезли вдруг?
Где телеги ваши и подпруги
Недоуздки, седла, стремена
Удила и дуги, дуги, дуги
Где колена, орды, роды, племена?
Были вы велики непомерно
Угрожали всем, кому могли
Много-многолюдны беспримерно
На просто-то-торах высохшей земли
Что же вы, ужели на задворки
Толпы, куры-куры-куры-кан
Туру-туру турки, тюрки, торки
Кераит-найман-меркит-уйгурский хан?
Где татаб-ойротские улусы
Где бурят-тангутская сися
Ого-го-го-гузы, гузы, гузы
Где-те-тетеперь вас много лет спустя?
Вы же жу-жу-жу в Жуань-Жуане
Вы же ни-ни-ни-ни-никогда
Вы же, знаменитые жужжане
Что же вы, уже-ужели навсегда?
Как же вы лишь Гогам, лишь Магогам
Завещали ваш прекрасный край
Что же вы, раз так жужжите с Богом
Ты струна моя, одна теперь играй
Степь ты, полустепь, полупустыня
Все в тебе смешались времена
Слава нам твоя явленна ныне
А вдали стена, великая стена
ПАСМУРНЫЙ ДЕНЬ
Я молод был, имел дуду
Трубил ее, как мог
Тебя же, милая, да-да
Я отыскать нигде не мог
В тот день весенний
Пасмурный день
Я пел как ворох пастуха
Удой махал коня
Тебя же, милая, ха-ха
Не дула прелесть на меня
В тот день весенний
Пасмурный день
Я падал, сидя на суку
Сгубил о пень осла
Тебя же, милая, ку-ку
Лишь страсть к ослушнику спасла
В тот день весенний
Пасмурный день
Я шел с поклажей налегке
Куя в ноге верблюд
Тебя же, милая, хе-хе
Доныне куры не клюют
И в день весенний
Пасмурный день
Да-да, да-да совсем ха-ха
Ку-ку вполне ни-ни
Тебя же, милая моя
Увы, не надо тра-ля-ля
Увы, увы мне
В пасмурный день
РОМАНС ДЛЯ К.М.
Лететь иль плыть к тебе рекою иль по суше,
Нестись или скакать, но в терем твой войти.
Всегда к тебе одной стремятся наши души,
Всегда в тебе одной тебя хотят найти.
Всегда иль никогда - иное побужденье.
Невозвратимый плод запретного плода.
Опять нам дарит друг сердечное движенье,
Желанное ему - чтоб "нет" ответить "да".
Как радостно к тебе ногами двигать руки,
У ваших шалашей расставить свой вигвам.
Не надо нам колес, чтоб ездить друг на друге.
Стремленье наше к вам всегда понятно вам.
СТРАШНЫЙ СУД
Нам архангелы пропели
Нас давно на небе ждут
Ровно через две недели
Начинаем Страшный суд
|
На суд,
на суд
Архангелы зовут
На суд, на суд
Нас ангелы зовут
На суд, на суд
На самый Страшный суд
На самый Страшный суд |
Две недели пролетели
Наступил последний день
Снова ангелы пропели
Было небо - стала темь
|
На суд,
на суд
Нас ангелы зовут
На суд, на суд
Архангелы зовут
На суд, на суд
Торопится народ
К мы наоборот |
Михаил гремит тромбоном
Гавриил трубит трубой
Рафаил за саксофоном
Уриил дудит в гобой
|
На суд,
на суд
Картавые идут
На суд, на суд
Плюгавые идут
На суд, на суд
Слюнявые идут
Сопливые бегут |
Ну-ка грянь жезлом железным
Да по глиняным по лбам
По красивым, по облезлым
По повапленным гробам
|
На суд,
на суд
Покойники идут
На суд, на суд
Полковники идут
За ними под-
Полковники идут
Хреновину несут |
В Вавилоне треснет башня
Небеса стоят вверх дном
Все дрожат, а нам не страшно
Пусть смолой горит Содом
|
А нас, а
нас
Давно на небе ждут
Пускай еще
Немного подождут
Пускай сперва
Гоморру подожгут
А нам протянут жгут |
Мы невинные младенцы
Двенадцать тысяч дюжин душ
Чистой истины владельцы -
Мы всю жизнь мололи чушь
|
А нас, а
нас
Не тронут в этот час
А нас, а нас
Сперва посадят в таз
Потом слегка
Водою обольют
Вот весь наш Страшный суд. |
СВИДАНИЕ
В полночь я вышел на прогулку,
Шел в темноте по переулку,
Вдруг вижу - дева в закоулке стоит в слезах.
Где, - говорю, - тебя я видел?
Кто, мне скажи, тебя обидел, забыл тебя?
Ты - Орландина, ты – судьба моя,
Признайся мне, ведь я узнал тебя.
Да, это я.
Да, мое имя Орландина, ты не ошибся, Орландина,
Знай, Орландина, Орландина зовут меня.
Где-то, сказал, меня ты видел,
Знаешь, что сам меня обидел – забыл меня.
Но для тебя забуду слезы я,
Пойду с тобой, коль позовешь меня,
Буду твоя.
Ах, как хочу тебя обнять я,
Поцеловать рукав от платья,
Ну так приди ж в мои объятья... И в этот миг
Шерстью покрылся лоб девичий,
Красен стал глаз, а голос птичий, и волчий лик...
Меня чудовище схватило
И сладострастно испустило
Мерзостный крик.
Видишь ли, я не Орландина,
Да, я уже не Орландина,
Знай, я вообще не Орландина,
Я - Люцифер.
Видишь, теперь в моих ты лапах,
Слышишь ужасный серы запах
И гул огня!
Так завопил он и возил свой зуб,
В мой бедный лоб свой древний медный зуб,
Сам сатана, сам сатана.
ИГРА НА ФЛЕЙТЕ
Хочу лежать с любимой рядом
Хочу лежать с любимой рядом
Хочу лежать с любимой рядом
А расставаться не хочу
Моя любимая прелестна
Моя любимая чудесна
Моя любимая небесна
С ней расставаться не хочу
Хочу любить-трубить на флейте
На деревянной тонкой флейте
На самой новой новой флейте
А на работу не хочу
Пускай работает рабочий
Иль не рабочий если хочет
Пускай работает кто хочет
А я работать не хочу
Хочу лежать с любимой рядом
Всегда вдвоем с любимой рядом
И день и ночь с любимой рядом
А на войну я не пойду
Пускай воюют пацифисты
Пускай стреляют в них буддисты
Пускай считают каждый выстрел
А мне на это наплевать
Пойду лежать на барабане
На барабане или в бане
Пойду прилягу на Татьяне
Пойду на флейте завывать
Хочу лежать с любимой рядом
Хочу сидеть с любимой рядом
Хочу стоять с любимой рядом
А с нелюбимой не хочу
ПРОСЛАВЛЕНИЕ АМЕРИКАНСКОГО
ГРАЖДАНИНА ОЛЕГА СОХАНЕВИЧА
И ЕГО ДОБЛЕСТНОГО ПОБЕГА С
БОРТА Т/Х "РОССИЯ", А ТАКЖЕ
О ТОМ, КАК ОН ПОПАЛ В ПЛЕН К
ТУРКАМ И БЫЛ ИМИ ОТПУЩЕН
В море Черном плывет "Россия"
Вдоль советских берегов,
Волны катятся большие
Вдоль стальных ее бортов.
А с советских полей
Дует гиперборей,
Поднимая чудовищный понт,
Соханевич встает,
В руки лодку берет,
И рискует он жизнью своей.
Как библейский пророк Иона,
Под корабль нырнул Олег,
Соханевич таким порядком
Начал доблестный свой побег.
Девять дней и ночей
Был он вовсе ничей,
А кругом никаких стукачей,
На соленой воде,
Ограничен в еде,
Словно грешник на Страшном суде.
На турецкий выходит берег
Соханевич молодой,
Турки вовсе ему не верят,
Окружая его толпой.
И хватают его,
И пытают его -
Говори, говорят: Отчего?
Ты не баш ли бузук,
Ты нам враг или друг,
И откуда свалился ты вдруг?
Плыл-приплыл я сюда по водам,
Как персидская княжна,
От турецкого народа
Лишь свобода мне нужна.
Я с неволи бежал,
Я свободы желал,
Я приплыл по поверхности вод,
Я не баш не бузук,
Я не враг и не друг
И прошу не чинить мне невзгод.
Турки лодку проверяли,
Удивлялися веслам
И героя соблазняли,
Чтоб увлечь его в ислам.
Если ты, говорят,
Десять суток подряд
Мог не есть и не пить, и не спать,
То тебе Mагомет
Через тысячу лет
Даст такое, что лучше не взять.
Не тревожьте, турки, лодки,
Не дивитеся веслам,
Лучше вместе выпьем водки –
Лишь свобода наш ислам.
В нашей жизни одно
Лишь свободы вино,
И одно лишь оно мне мило,
Мне свобода мила,
Вот такие дела,
И прошу не неволить меня.
Возле статуи Свободы
Ныне здравствует Олег.
Просвещенные народы
Мы друзья ему навек.
Лишь такими, как он,
От начала времен
Восхищается наша земля.
Он прославил себя
И тебя, и меня,
Смело прыгнув за борт корабля.
БAСНИ
Из цикла: "Народы и ремёсла".
3.Русский и
Интеллигент
Серьезным и культурным человеком
Когда вдвоем - быть надобно б узбекам,
Вот расскажу намеднишний случай:
Интеллигент и Русский пили чай.
Все выпили. Весь чай. С последней чашки
Друг другу отдали, лобзаючись, рубашки.
. . .
Коль рыло спит на самом алтарю
Так дух уже взыскует к чифирю
Иль грезит о другом каком безвредном пьянстве.
Так - на Руси, иначе - в мусульманстве.
4.Ученый и
Монгол
Ученый муж, Монгол, жене своей, Монголу,
Ученой как и он, во сне уж мнился голым
И так он ей во сне многоглаголал:
По нашим временам довольно редкий вид!
Ученая жена его, забывши стыд,
Кричит: Монгол! Монгол! Уж мне довольно! -
И вот уж вновь лежит – во сне довольна.
Доволен был от радости и он.
Да в руку, только в руку вышел сон:
Ушел Монгол своей супруге в руку,
Сказав: Жена, спасибо за Науку!
Из цикла "Темпераменты"
9. Грымза
Хотела Грымза надкусить арбуз -
Сюрприз! Сюрприз! А вышел-то - конфуз.
10. Проблядь
У Пробляди бюстгальтер кто-то спер.
А дело было в многолюдном пляже,
Она же - не заметила пропажи.
. . .
Кто на язык остер - тот скор на кражи.
11. Педераст
Зашедши в гастроном проезжий Педераст
Попробовал купить у булочницы лакомств.
. . .
Читатель!
Проезжая через Омск,
В дороге избегай сомнительных знакомств
А то тебя еще поставят раком-с. |
|