Самое поразительное в русской эмиграции - то, что с годами все
приехавшие заняли в новой жизни место, которое они занимали в
старой. Продавцы, инженеры, студенты занимаются тем же, чем они
занимались в России. Но меньше всех изменилось положение русской
богемы. На родине богема состояла из не признанных обществом
писателей, художников, поэтов. Здесь — тоже. От переезда ровным
счетом ничего не изменилось. И это объясняется не столько общностью
социальных структур России и Запада,
сколько внутренним содержанием богемной жизни.
Любой человек, посвятивший себя искусству, неизбежно вступает в
конфронтацию с обществом. В процессе творческой работы художник или
меняет общество, или общество меняет его, или они находят приемлемый
компромисс. Богему же составляют художники, не способные осуществить
ни один из этих трех вариантов. И тогда они открывают для себя
четвертый — жить помимо общества, часто ему назло.
В замкнутом клане богемы исповедуется единственная религия —
искусство. Его даже не обязательно творить, достаточно в него свято
верить.
Главный враг богемы — любые власти или, как она эта называет,
истеблишмент. По сути, речь идет о той самой
системе взглядов, в которой непризнанные художники не являются
художниками вовсе. Истеблишмент воюет богемой, применяя свои
средства — не платит денег, замалчивает, зовет полицию. Богема
отвечает ему презрением и эпатажем.
Как все знают, богема бедна. Она и не хочет быть богатой! Но она
страстно жаждет славы. Тут все честно. Вместо комфорта, достатка,
карьеры богема хочет только известности.
Однако, как только художник добивается успеха, он вычеркивает себя
из богемы. Признание, естественно, несовместимо с пребыванием в
рядах непризнанных. Слава закрывает художнику путь обратно. Как
только Третья волна пересекла границу, она тут же
восстановила привычную культурную структуру. С первого дня
образовались богема и истеблишмент. Общие социальные законы
оказались куда сильнее эмигрантской общности, которой, впрочем,
никогда и не было. Сейчас, спустя годы, положение стабилизировалось
Устоялись репутации, наметились четкие демаркационные линии.
Истеблишмент создал себе газеты и журналы, вступил в контакт с
западным миром, определил свою программу.
То же самое, хотя с гораздо большим трудом, сделала богема. Во всех
странах российской диаспоры образовались центры авангарда, вроде
нью-йоркской Некрасовки. Десятки и сотни непризнанных художников и
писателей объединились в пестрое сообщество, которое мало чем
отличается от того, что было дома. Культурная жизнь
богемы протекает параллельно с творческим процессом истеблишмента.
Выставки устраиваются не в галереях, а в подвалах. Книги печатаются
не в типографиях, а размножаются вручную. Общение происходит не на
конференциях, а за столом.
Время от времени богема даже обзаводится своими изданиями. Таким был
альманах "Аполлон-77", собранный М. Шемякиным, или рукописная газета
"Левиафан", выпускавшаяся М. Гробманом. Сейчас в Париже выходит
представительный журнал "Мулета", названный его редактором Толстым
"семейным альбомом". "Мулета" сразу стала главным органом
эмигрантского авангарда. Она — программное издание нашей богемы, в
котором консолидировались ее взгляды.
Как
всегда бывает в таких случаях, эмиграция постаралась не заметить
существования "Мулеты", отказываясь, таким образом, с ней
дискутировать. Ни один орган не дал рекламы нового журнала, ни одна
рецензия не появилась в печати.*
Мы тоже не собираемся разбирать содержание "Мулеты". И не потому,
что ее редакция обозвала нас Пенисом и Гениталисом, а потому что это
издание интересует нас, в первую очередь, как факт социальный,
крайне существенный для понимания процессов, происходящих в
эмиграции.
Существование "Мулеты" (хотя и не только ее) позволяет четко
сформулировать претензии, которые богема предъявляет эмигрантскому
эстеблишменту.
Суть этих претензий сводится к следующему: деятели советской
культуры, попав на Запад, стремятся обменять свои антисоветские
убеждения на деньги и карьеру. Писатели, художники, диссиденты пошли
на службу в ЦРУ, используя там политический капитал борцов с
режимом. Служба эта позорна. Во-первых, потому что нельзя получать
деньгу за убеждения. Во-вторых, потому что нельзя получать деньги за
(теперь) правильные убеждения. В-третьих, потому что нельзя
смешивать убеждения
и искусство.
Кроме того, богема считает эмигрантский эстеблишмент
приспособленческим и лживым, способным приноравливаться
к любому хозяину и жить хорошо при любой власти.
______________
* Здесь наши нью-йоркские коллеги допускают неточность:
"Панорама" неоднократно (и, добавим, безвозмездно) помещала рекламу
"Мулеты" и публиковала обзоры и рецензии на это издание. Имеем в
виду делать это и впредь.
